Год спустя, когда империя пала и один из монахов стал верховным правителем Монголии, Бадма-лама на время смирился. Ему разрешили сохранить отряд и назначили начальником маленького гарнизона в горах.

Шестнадцать месяцев тому назад он был никому не известным бродягой-монахом, какие толпами нищенствовали в степи. Сейчас в его распоряжении было двадцать солдат, он жил в богатой новой юрте и имя его пользовалось некоторым весом.

Он именовал себя наследником «Добрых мужей» — «Сайнэри», этих легендарных разбойников Центральной Азии. Он говорил, что задача его — служить монгольскому духу и изгонять угнетателей. Прикрываясь этой ложью, он грабил китайских купцов, случайно задержавшихся в горах, уничтожал юрты киргизов, кочевавших на западе. В приказах по отряду он называл себя степным Наполеоном, он строго наказывал всех, кто осмеливался ему противоречить.

Однако ему не удалось долго носить маску патриоту. Вскоре в Ургу посыпались от местного населения жалобы на Бадма-ламу. Рассказывали о кровавых делах его, о сжигании пленников живьем, об отрезанных руках, ногах, ушах.

Ургинский первосвященник делал вид, что жалобы населения до него не доходят. Он считал Бадма-ламу полезным человеком и не желал с ним ссориться. Лама Наполеон продолжал править уездом. Жалобы на него больше не приходили: все, кто выражал недовольство, были уничтожены ретивым и энергичным начальником.

В 1921 году большая часть Монголии была захвачена бароном Унгерном. Остзейский авантюрист и азиатский разбойник заключили между собой военный союз. Бадма-лама покинул провинциальный гарнизон. Он собрал большой бандитский отряд, с которым двинулся через горы в степи Монголии.

Любопытно, что многими своими действиями Унгерн и Бадма-лама производили на современников впечатление сумасшедших. Между тем оба они были нормальные и даже расчетливые люди. Бадма-лама обладал своего рода мрачным юмором, основанным на свирепости и презрении к препятствиям. Ему были свойственны все пороки удачливых честолюбцев: легкомыслие, упрямство, вероломство, жестокость. Зато у него были и все качества, приносившие нм успех: решительность, истерическая уверенность в себе и мстительная неумолимая память. Человек, снискавший ненависть Бадма-ламы, заранее мог считать себя погибшим.

Несколько лет спустя, и на европейской почве, такого рода люди положили основание фашистским режимам. Здесь же Бадма-лама производил опыты в небольших масштабах. Ему достаточно было, если он мог подчинить своей воле тех, кто попадался ему в пределах видимого горизонта.

Однажды ему пришло в голову заняться врачеванием. Он под страхом смерти приказал приводить к нему всех больных и слабых людей. Можно представить себе, какова была терапия и хирургия Бадма-ламы. Он ведь был святым и произносил диагнозы по мгновенному наитию.

Он любил делать трепанацию черепа. Инструментами служили ему бритвы, раскаленный шомпол и нож. Он просверливал кость, а потом постепенно начинал ее соскабливать. Оперируемого напаивали до бесчувствия, чтобы он легче переносил боль.

Затем, однако, врачевание надоело Бадма-ламе, он объявил себя поборником справедливости. Он каждый день устраивал в своей ставке театрально обставленные суды, на которые созывал окрестных кочевников. Больше всего внимания он уделял во время судебной процедуры тому, чтобы один приговор не походил на другой.

Впоследствии в Ургу были доставлены, как вещественные доказательства, четыре человеческих глаза. Они принадлежали двум его сторонникам, которые пытались бежать и были пойманы. Злодей выдавил несчастным глазные яблоки, обрезал ножницами нервы, на которых они висели, и положил в шкатулку на хранение, аккуратно записав на бумажке дату и имена пострадавших.

Любимые изречения Бадма-ламы: «Заставь себя бояться — тебя будут любить», и еще: «Все любят зрелища, нужно изобретать всегда что-нибудь новое».

И он проявлял изобретательность.

Однажды соседние кочевники угнали у него табун лошадей.

Бадма-лама бросился в погоню и настиг их у входа в ущелье. Лошади были отобраны, большинство кочевников убито на месте, а трое захвачены живьем. Бадма-лама заколол младшего из них и распорядился содрать с него кожу «мешком, без разрезов». Затем он велел отрезать уши у двух остальных пленников и отпустил их со словами: «Пока я не наполню эту кожу вашими мужицкими ушами, до тех пор я не успокоюсь и не перестану убивать весь ваш род».

Когда Унгерн был разгромлен и взят в плен, Бадма-лама перекочевал на юго-запад. Он стал опустошать степи Нижнего Гоби и долины Монгольского Алтая. До него дошли слухи, что революционное правительство, правившее в Урге, собирает против его банды военную экспедицию. Бадма-лама решил отделиться от Монголии и создать центр независимого азиатского государства. Для этого посредине пустыни Гоби он начал строить крепость.

«Дайте срок, — говорил он, — скоро вся Азия будет наша. Мы тогда покажем, на что годна человеческая кровь».

Его огорчало только отсутствие современного оружия. Однако японские агенты, с которыми он через лазутчиков завел сношения, обещали в нужный момент доставить столько пулеметов и патронов, сколько понадобится. Кроме того, он затребовал через тех же лазутчиков географические карты и книги и, захватив в плен маньчжурского купца Корнеева, ехавшего из Китая по ургинской дороге, решил учиться у него всем наукам. Он спрашивал у купца, как печатают деньги и можно ли их выпускать в неограниченном количестве, как строят мосты и как их взрывают, как делают электричество. Он задавал вопросы, на которые купец не мог ему ответить. Осведомился, можно ли старый грузовик переделать на летательную машину, и очень сердился, что нельзя. Он хотел убить купца, но потом решил извлечь из него пользу и овладеть «языком иностранцев». (Он думал, что вся Европа говорит на одном языке). Теперь разговор его пестрел словами: «пулемет, винтовка, газет, фотографья, бурятишка, киргизишка, политицки, контора, эроплан, рельса, арестант…»

Он готовился основать империю. В отряд Бадма-Ламы входило несколько степных князей, недовольных революционным режимом, и их дружины, а также различный гобийский сброд. При его ставке находились две-три сотни пастухов со стадами, которых он силой заставил за собой следовать.

Бадма-лама жил грабежом и брал дань с кочевников. Монахи из соседних монастырей старались жить с ним в мире, но он и с монахами не церемонился и чуть что — приказывал драть непослушных плетьми.

Лучшим способом войти в милость к Бадма-ламе была взятка. Он принимал подарки золотом, серебром, пушниной и скакунами.

Наконец поведение Бадма-ламы «натянуло тетиву терпения», как пишет монгольский историк. В то время еще жив был главком Сухэ-Батор, герой монгольской революции. Он потребовал, чтобы ему сделали доклад о возможности ликвидировать «армию Бадма-ламы». Кто-то высказал мнение, что, может быть, Бадма-лама раскается и сдаст оружие. Говорят, главком возразил: «Прошлое подобных людей представляет собой постоянную угрозу для народной жизни. Честолюбие питается уступками, карлик вырастает в великана».

Тогда два монгольских революционера вызвались захватить Бадма-ламу без кровопролитных сражений, одной только хитростью.

Однажды в осенний день Бадма-лама объезжал стада и пастухов. Спускаясь с горы по осыпавшемуся обрыву, он увидел, что навстречу ему подвигается конный отряд. Он понял, что это солдаты правительства, и произнес перед пастухами маленькую речь:

— Вы помните, как я поступаю с изменниками, не правда ли? Даже если я был бы взят в плен, следует ожидать хитрости и казни от меня. Поэтому берегитесь мне изменить.

Он поскакал вдоль откоса, усеянного овечьим пометом. Облезлая гора, темный пустырь и еловая роща составляли границу владений Бадма-ламы. Поистине это было самое некрасивое место на земле между провинцией Гань-Су и Монгольской республикой.

Однако конный отряд не приближался к ставке бандитов. Два человека отделились от этого отряда, подъехали ближе и спешились с коней.