За мной вошла высокая молодая женщина с длинной черной косой.

— Мольца, аря, садись, по-цяй-пить. Оннако, будешь гость. Ты с чьей стороны?

— Я — дальний, московский. Я уж был один раз здесь в начале лета, когда приходил «Улангай».

— Кахды-з я тоба не познала. Помню, помню, ходил ты во стекольцах (очках). Ото ладный гость.

Я сел пить чай с чуть-чуть горьковатым вареньем из голубицы. Узнав, что я московский, старуха, сидевшая на полу, бросила трубку.

— Не видал ли там в Москве внучки нашей? Мира ее зовут. Красивая, длинноногая. Увез ее моторист из Петропавловска восемь лет назад. С той поры ничего не знаем — то ли жива, то ли нет.

— Поглянь, поглянь карточку, — заговорила молодая. — Оно карта камчатская, привез ее Никифор Косыгин, наша анадырщик-казак.

Она сунула мне к носу фотографию их семейства, снятую где-то на Камчатке. На снимке была изображена лесистая лужайка, окруженная белыми колпаками снежных гор, правильными конусами оцепивших весь горизонт. Впереди были видны убогие дощатые строения и рябая поверхность воды какого-то залива, где торчали узкобокие лодчонки, расплывшиеся и снятые вне фокуса. На берегу в принужденных позах расположилась группа людей, с мучительными и натянутыми улыбками глядевших прямо перед собой. Посередине сидел какой-то усатый и скуластый человек в форменной фуражке и мундире с белыми пуговицами. Это был, вероятно, писарь или мелкий чиновник из уездного управления. Он сидел на деревянном стуле — предел местного комфорта. Рядом с ним в смешном старом платье с буфами, в невероятной шляпе и высоких сапогах стояла, неловко наклонив голову, девушка с очень красивым, смуглым и неожиданно знакомым лицом. Как ни странно, но я действительно встречал ее в Москве. Это жена моего знакомого инженера. Я слыхал о том, что она камчадалка. Она всегда одевалась очень хорошо, бывала везде, где танцуют фокстрот, и говорила с едва заметным чужеземным выговором, в котором остались следы цокающего камчадальско-русского наречия.

Вечером я перевез свои вещи на японский пароход. В рике мне дали связку номеров газеты «Полярная звезда», издающейся в Петропавловске, и протоколы первого окружного съезда Советов Камчатки, неделю назад доставленные пароходом. Я набросился на газеты. Новости — смерть Чжан Цзо-лина, исчезновение Нобиле — обо всем этом я читал еще в Аляске. Самое интересное — протоколы съезда. Впервые в Петропавловске-на-Камчатке собрались представители самых различных и отдаленных районов Камчатского округа для обсуждения своих нужд. В округ входят охотские тунгусы, камчатские ламуты, ительмены, русские казаки и колонисты, пенжинские и олюторские коряки, чаплинские эскимосы, чукчи, юкагиры. Их речи читаются, как захватывающая книга.

Т. Ровдыэргин (через переводчика). Я — делегат из местности от Беринга до Крестов. У нас, товарищи, организовался кооператив. Съезд должен снабдить нас на первое время товарами в кредит. Я прошу послать нам руль-моторы, шлюпки, гвозди и материалы. Затем паруса, толстого брезента для крыш, а также орудия и патроны для моржей. Я прошу таких учителей, которые бы могли оказывать медицинскую помощь. Мы бьем моржа, а у нас принимают клыки очень дешево — за пятьдесят копеек. Товарищи, обратите внимание съезда на дорогу около берега. Эта дорога узкая и кончается обрывом. Бывают сильные ветра, и с нее скатываются люди и погибают. Я прошу послать одного человека с динамитом и разорвать эту дорогу. Я кончил.

Т. Банкок (от Пенжинского района). Когда туземцев отправляли на материк учиться, все говорили: «Смотрите, русские вас там убьют!» И мне это тоже говорили. А я ездил на материк и учился, и все видят, что это была неправда. Теперь у нас многие хотят ехать учиться.

Рыбная норма нам очень мала. На горбушку нам надо прибавить, а то она все равно пропадает зря. Продовольственная база нам помогла. Теперь тунгусы на советскую власть смотрят хорошо. Нас много, бедных людей, а заработков крупных нет. Запуск сделать трудно, я боюсь об этом говорить. Приеду — меня население будет ругать.

Надо разрешить сдирать таловое корье, а то нечем крыть дома.

Т. Мухин. Я хотел ответить делегатам северного района. Окрревком прекрасно знает, что американцы хищничают и крадут у нас морское богатство. Выход из этого один — поставить охрану. Я заверяю северян, что по мере роста общего благополучия округа мы поставим достаточно пограничников для охраны и ограждения интересов населения. Нужно обратить внимание на то, что у нас до сих пор не было представителя в окружном советском аппарате из северных районов. В будущем окрисполком должен привлечь представителя от туземцев.

Т. Спиридонов. Я буду выступать не как Спиридонов, которого вы знаете, а как туземец — юкагир. В прошлом году я побывал за Яблоновым хребтом. Проехал все туземные местности и должен сказать, что хозяйство туземцев налажено скверно. Оленеводство сосредоточено в руках у кулаков. Снабжение туземцев товаро-продуктами плохое. Организованные нынче ярмарки из-за опоздания шхун сорваны. Цены на факториях АКО хороши, но выгоды от этих цен получают богачи. До туземцев-бедняков они доходят вздутыми. Кирпич чая, в фактории стоящий один рубль двадцать копеек, богач покупает и везет в горы, продает туземцу за шесть белок, а каждая белка стоит один рубль восемьдесят копеек.

Эв-яли (коряк от Тигильского района, говорит через переводчика). Я, товарищи, прошу разрешить нам, туземцам, охоту на дикого оленя и барана в августе месяце, а также ловить рыбу в маленьких речках и охотиться на лисицу. Кроме того, просим разрешения кочевать нам со своими оленями не только по нашему району, а по всем, куда захотят олени идти искать себе корм.

Матлю — чаплинский эскимос (через переводчика). Меня послали эскимосы. У нас организован кооператив, но нет товаров, и мы их возим на собаках из бухты Провидения. Это очень тяжело. Просим завозить нам в Уныин товары и построить помещение под кооператив. Имея недостаток в товарах, население, когда я уезжал, просило меня узнать, можем ли мы ездить на остров Лаврентия за товарами. Кроме того, часто в море нас захватывает ветер, и мы не имеем возможности возвратиться домой, идя на веслах против ветра, и вынуждены плыть на американский остров Лаврентия отстаиваться.

Переводит чуванец Шитиков. Далее он затрудняется перевести. К нему выходит другой переводчик: «Я не могу их понять». Начинают оживленно между собой спорить и жестикулировать.

Голованов, с места. Т. Шварц говорит по-английски — пусть он переведет.

Т. Шварц просит Матлю говорить по-английски и переводит. Когда мы охотимся весной, ветер нас часто приносит в Америку. На острове Лаврентия у нас есть сыновья, которые десять — двадцать лет назад перешли туда. Мы ездим к ним, чтобы взять у них материал для покрытия своих домов. Причем у нас часто бывают несчастные случаи — замерзают при переходе на остров и обратно. Уйдет человек и куда девается — неизвестно. Вот! Я сказал.

Иппэк — эскимос (через переводчика). Я приехал из Наукана. По-русски не понимаю — что говорят, ничего не понимаю. У нас там также бывают заседания. Население требует морских лодок. Хотим организовать кооператив и приобрести моторы, бомбы для китов, якори, веревки, патрон китобойных, два орудия для убоя китов, толстого брезента для яранг. Просим второго учителя и хорошее здание для школы. Для учителя мы бесплатно доставляли уголь из Дежнева.

Хорошавцев (чукотский ревком). В нашем районе население живет исключительно от морского промысла. Между тем у нас совершенно нет охраны от контрабандной охоты американских шхун и нет плавучих средств для борьбы с ними. В этом году шхуна в шестьсот тонн наполнила трюмы моржовым клыком. Бороться с ними мы не имеем силы. В районе есть два больших и несколько маленьких лежбищ. Ими пользуются те селения, около которых они расположены. Надо решить вопрос о предоставлении лежбищ населению всего района.