Так он проспал до утра без сновидений и наутро, бодрый и как будто потолстевший, отправился на службу в магазин.

Это было двухэтажное овальное здание с тремя подъездами, с вращающимися дверьми, дом, заваленный товарами до крыши, где медовые сухари лежали рядом с ящиками гигиенических красок. Центральный магазин фирмы, некогда овеянной ветром успеха.

Во втором этаже, где служил отец Шпынька, приказчики тщетно ожидали покупателей, сидя на маленькой скамеечке возле манекенного зала.

Они болтали между собой о скучных семейных делах, не отмеченных ни великим развратом, ни добрыми поступками. Когда входил покупатель, они вскакивали и выстраивались перед ним с яростью людей, за бесценок предлагающих свою жизнь. После ухода покупателя приказчики садились в кружок и глядели друг на друга. Старый ревматик из шляпного отделения обыкновенно рассказывал о том, как за день перед жениной смертью у него свирепо заныла нога.

— Не думаете ли вы, — говорил он напоследок, — что глупая моя нога умеет предсказывать?

Эта история всем очень надоела. Поэтому каждый старался перебить старика какой-нибудь шуткой или сообщением. Вспомнив о случае с неизвестными знаками, Мито поделился им с приказчиками.

— Потешная история, не правда ли?

Однако его анекдот никому не показался особенно смешным.

— Подозрительно!

— Опасное дело!

— Боюсь, что это только начало.

— Как же ты не уследил за своим двором?

— Бедный Мито! В твоем возрасте…

Слова эти не на шутку испугали его, но Мито старался не показать вида. В течение дня ему посчастливилось продать два европейских костюма врачам, уезжавшим на эпидемический конгресс в Токио. Прежде чем взять товар, они долго и требовательно выбирали.

В девять часов окончилась дневная смена, и Мито вышел на улицу. Еще было светло, но кое-где уже зажигались зеленые и желтые фонари. Велосипедисты ловко лавировали среди машин и прохожих, не боясь наскочить на кого-нибудь или быть раздавленными. Пройдя площадь, он углубился в проспекты и безлюдные улочки, плетясь на свою окраину.

Перед входом в дом его встретил неизвестный человек в длинном резиновом плаще. Он спросил, рванув Мито за руку:

— Хозяин дома будете вы? — И, не дожидаясь ответа, толкнул его к воротам, тускло мерцавшим в сумерках.

Во дворе было тихо.

Двери дома были подозрительно широко раздвинуты, и на парадной циновке сидел полицейский чин, положив на колени фуражку и перчатки. Следы бурного налета были видны повсюду. Черный лакированный комод был раскрыт, и обеденный столик жалко торчал ножками вверх. Самое странное было то, что никто из домашних не показывался.

— Где мое семейство? — заикающимся голосом спросил Мито.

— Скоро увидите вы их, — неопределенно сказал господин, встретивший его у ворот. Маленький, увертливый и безмолвный, бегал он по двору, внезапно останавливаясь у безобидного бревна или обрывка бумаги.

Два человека, сидя на корточках возле бадьи, рассматривали ее край, держа в руках раскрытые тетради для рисования: это были полицейские текстологи, умевшие читать ненаписанное. Один из них носил короткую черную бороду и очки без оправы. Он диктовал ассистенту свои наблюдения.

— Итак, установлено: вырезанные ножом линии имеют восемь дюймов в поперечнике. Узор причудливый. Резьбу можно разделить на четыре группы, принадлежащие к разряду скрытых шифров…

Мито стоял у порога своего дома и круглыми от испуга глазами глядел на окружающее. «Вот так сюрприз на старости лет, — подумал он. — Жену мою забрали. Представляю себе, как она билась в руках сыщиков. Неосторожная баба».

В дверях полутемного сарая, где валялся уголь и стояла сломанная коляска, показалось заплаканное лицо Шпынька. Увидев отца, он кинулся было к нему, но остановился на полдороге и с тупым видом стал рассматривать землю под своими ногами. Мальчишка был очень подавлен и от страха громко сопел.

— Сын мой, — крикнул Мито. — Ты один в сарае что делал? Где твоя мать?

— Маму и служанку увезли, — слабым голосом сказал Шпынек и зарыдал.

Господин в резиновом плаще предложил Мито войти в дом. Полицейские текстологи, сложив свои тетради, степенной походкой последовали за ними.

— Извините, я принужден допросить вас, — сказал агент. — Познакомимся. Фамилия ваша? Возраст? Как же ты, корова, позволил себе злоумышлять и покрывать преступников?

— Я ничего не знаю, — дрожа всем телом, ответил Мито.

— В таком случае скажи, бесценный, что ты делал вчера вечером около бочки? Или ты оказался там случайно?

— Я мылся и думал: кто вырезал эти знаки, которых я не понимаю?

— Так, — удовлетворенно сказал агент. — Значит, тебе ничего не известно. В таком случае, — обратился он к текстологам, — мы попросим вас поделиться результатами исследования.

Старший текстолог раскрыл тетрадь, откашлялся и вдохновенно начал:

— Найденные в бочке изображения допускают несколько толкований. Первое и самое вероятное: это особая азбука, применяемая для сообщений, которые пишут друг другу опасные элементы в местах общего посещения, не желая входить в связь друг с другом.

— Что вы, господа, — задрожал Мито, — может быть, это сделано без моего ведома? Негодяями какими-нибудь!

— Второе толкование, — не слушая, продолжал текстолог, — имеющее вероятность, но не отделимое от первого, таково: арестованная утром домашняя служанка, происходящая из района рисовых бунтов, пользуясь присутствием в доме революционного очага, решила войти в соприкосновение с единомышленниками и устроила здесь явку. Известно, что во время бунтов существуют различные знаки. Мы можем понимать их, например, как знаки: «Призыв» или «Рисовое пламя».

После этого, прекратив допрос, агент мигнул полицейскому чину, безмолвно, как чучело, сидевшему на циновке, и потащил Мито к выходу. Уже было темно, и двойной сигнал автомобиля, пронесшегося мимо ворот, звучал по-вечернему. В доме напротив играли на трехструнной мандолине.

Шпынек, увидав, что отца уводят так же, как мать, пронзительно заревел. Он боялся остаться один на ночь, когда за жаровней так страшно пищит крыса.

— Я сам вырезал вчера эти знаки! — крикнул он, думая, что его запоздалое признание может все вернуть.

Растроганный отец кивнул мальчику из-за плеча агента.

— Он все врет, господин чиновник. Добрый сын! Не хочет, чтобы меня увозили, — сказал Мито, когда его сажали в машину.

И сыщик, кутаясь в плащ от едкой вечерней сырости, наставительно заметил:

— Этот мальчик — опасный человек. Все мысли в нем малы и не развиты, но подобны мыслям отца. Он как восьмилетняя ель, уже приносящая шишки, но имеющая только дюйм высоты.

Так кончилась мирная жизнь семейства Мито.

Ночью в дом пришел сторож. Шпынек сидел около ворот и всхлипывал.

— Плохой отец это хуже, чем смерть, — сказал старый солдат и повел Шпынька через весь город, показавшийся мальчику бесконечным, к сестре матери, живущей возле пожарного депо.

Странная судьба двух островов Святого Диомида давно занимала исследователей.

Самое существование Диомидов является одним из многочисленных парадоксов северо-восточной Азии.

Нам следует уяснить себе географию этих отдаленных мест.

1. Берингов пролив разделяет земной глобус чертой воскресенья и понедельника. В самом узком месте пролива Азия отстоит от Америки на шестьдесят километров.

Здесь лежит небольшой архипелаг, состоящий из нескольких скал и двух островов. Географы присвоили им имя Святого Диомида. Русские, при открытии, назвали острова Забурунными.

2. В 1867 году, во время царствования императора Александра Второго, эти острова, населенные слабогрудым племенем эскимосских рыболовов, были поделены между собой петербургским министерством иностранных дел и вашингтонским конгрессом.

Игналик — Диомид Малый — был отнесен к территории Аляски — САСШ. Иматлик — Диомид Большой — к владениям приморского губернаторства Восточной Сибири. Теперь этот остров входит в состав Чукотского района в Камчатском округе Дальневосточного края.