Сначала о задании.
Мне понравился эксперимент, и буквально все заметили изменение в роли. Игралось легко, свободно и независимо. Как-то мне было «все равно», кто там сидит и сидит ли. Роль «рождала не память рабская, но сердце».
Актеры тоже отмечают, что «играл сегодня по-новому, особенно».
Зашла Марецкая — спасибо ей — говорит, что спектакль принимают горячо и вроде «единогласно».
Не помню, кто что передавал, но в куче это:
Медея Джапаридзе[621]: Вывелись такие актеры, не умеют носить фрак, держаться, жестикулировать, а какой голос…
С. Герасимов: Я думал, что в кинофильме была его вершина, нет, пошел дальше, глубже, разнообразнее.
Т. Макарова: Много лет я не видела настоящего театра и остерегалась ходить: врать не хочется, а хвалить не за что. И вот — настоящий театр, волнительный, интересный, а Н.Д. не только сохранил данные физические и дух, но и развил их.
[…] Во всяком случае, зал по окончании так закричал, как это бывало в Болгарии. Я уж и так шучу с администратором: что вы, клакеров посадили?
Надо работать и дальше в этом плане. Работа над Демоном для записи на пластинку помогает Арбенину, Арбенин — Демону.
8/II
Завтра, оказывается, «Ленинградский проспект» смотрит Ленинский комитет.
Ю.А. напутствовал советом:
— Тебя будут смотреть завтра, помни, у тебя такая сильная, самобытная индивидуальная актерская яркость, что тебе надо возможно скромнее пользоваться своими средствами, иначе эти твои качества, дорогие и особенные, могут перейти в свою противоположность, начнут обращать на себя внимание и не по существу роли.
Конечно, выгодно показаться в таких противоположных ролях и захочется блеснуть — это естественное желание актера, — но-яы лучше вспомни и свои юношеские и более зрелые впечатления, которые питали твой образ, и не поддавайся искушению, лежащему в стороне от большого искусства, которым живешь, к которому призван и которое делаешь.
9/II
«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»
То ли мне кажется, что после «Маскарада», торжественного, праздничного, спектакль шел буднично, что принимали сдержанно и аплодировали немного, то ли природа самого спектакля такова. В лучшие дни и на этом представлении я чувствовал праздник.
Играл сдержанно, строго. […]
Третий акт прошел горячее.
После спектакля у меня Ю.А., Чесноков, Медея Анджапаридзе, Айтматов… хвалят очень.
19/II
Сегодня слушал смонтированную пленку «Демона».
Я не умею себя слушать. Мне все начисто не нравится. Я сказал, что если бы мне сказали сегодня, что завтра можно переписать, я бы пошел на это, не моргнув глазом.
[…] В старое время Лермонтову «извиняли» «Демона».
В новое, советское, «Демон» пробил дорогу к сердцу.
Интересно, что во времена, когда «божественное» и «мистическое» имело право хождения, «Демона» замалчивали; когда это отвергается, «Демон» звучит. Не оттого ли, что за мистическим чувствовалась человеческая сила автора, протестующего против богом освященного, а сейчас эта страсть борется, питает сердце?
26/II
«МАСКАРАД»
Вчера не было голоса совсем. Надо сегодня играть. Буду опять себе под нос.
И вот что удивительно — это нравится чрезвычайно. Я проверял уже несколько раз, и хотя играю с меньшим напряжением и небольшим голосом, впечатление от исполнения — большее. Очевидно, мне окончательно надо остановиться на этом приеме и разрабатывать его.
27/II
Сегодня встретился с Б. Тиссэ. Она получила пьесу от Хория Ловинеску[622] «Смерть художника» с ролью «для вас». В Бухаресте три месяца нельзя достать билет на спектакль, а автор пойдет на любую помощь, если будет играть Мордвинов и ставить Театр Моссовета. Спектакль ставят в Париже, Берлине. В Бухаресте — Александреску[623]… О современном воззрении на искусство, взаимоотношениях «физиков и лириков», о жизни и пр… пьеса философская.
Завадский говорил Салынскому: «Я очень обеспокоен и взволнован тем, что у меня Мордвинов не имеет работы, и если пьеса нам понравится… я ведь тоже без работы!»
2/III
С Данкман сводим текст «Маскарада».
Поразило меня не то, что «комиссия» свела текст «по действию», выбросив буквально все те крохи, которые мне чрезвычайно дороги в Арбенине, как характеристика его общественного, гражданского мышления, те крохи, на которых я акцентировал гражданственность образа, но и оскопили его философски, даже рифму не стали соблюдать.
Изъяли даже
«Воскрес для жизни и добра…»
«Убийц на площадях казнят!»
и проч.
Восстановил за счет биографии игрока.
Все эти сокращения сделали роль иной — убийцей, «испытавшим все сладости порока и злодейства».
Я где-то говорил, что, освободи Арбенина от его гражданственных забот, останется картежник. А разве в этом роль?
Автора! автора!
С робостью я раскрываю каждую пьесу.
Уж не верю ни в них, ни в возможность продвинуть хоть что-нибудь из того, чем я хотел бы поделиться с народом.
14/III
«МАСКАРАД»
Как бы не запутаться в сокращениях. Сегодня должна быть мобилизация предельная, жаль, что она будет направлена в основном на текст. Играем сегодня в одном отделении — 7 картин с сокращениями, восьмую, девятую, десятую — без сокращений, лишь без Казарина в десятой картине.
Несло, как под ураганный ветер.
Ни остановиться, ни одуматься. Забыл и о боли в пояснице, и о задачах и подтекстах — летел с одной мыслью — не сказать вымаранное.
Раза два спасали партнеры, перехватывая с губ тексты, или подсказывал суфлер. Раз договаривал монолог, уходя, как бы продолжая разговор: «Пусть говорят, а нам какое дело…» — а дальше говорил уходя…
Ни о какой сознательной линии действия не могло быть речи. […] У меня ощущение, что в роли получился значительный крен на ревнивца и месть, и все.
Наши говорят, что это ложное впечатление, но им я не могу верить, потому что они привыкли — значит сроднились с образом во всем объеме, и там, где я не договариваю, они приносят из прежнего представления о нем.
После спектакля Сосин заявил, что, очевидно, спектакль и для дальнейшей жизни останется в этом варианте.
Да, он стремительнее, темпераментнее… Может статься…
Но для дальнейшего мне надо кое-что вернуть. Если в Отелло мне удалось разбить эпитет «ревнивца», хотя за образом столетие тянулась ревность, то здесь привить ее Арбенину — просто грех!
18/III
Смотрел смонтированный фильм — «Творческий портрет Н.Д.М.»
Насели на меня целой бригадой и хвалили все наперебой.
А… монтаж грязный, а Лира — нет, а Арбенина нового — нет.
Как же может получиться искусство, когда делается оно или спустя рукава, или с наскоку, когда, отдавая годы, не можешь добиться, чего хочешь.
Вот сделал еще глупость — позволил снять себя за час в Отелло. Так и лезет с экрана злость и досада.
Невозможные условия создает телевидение для искусства. Немыслимые. Изменить нет возможности.
Кстати, моя работа…
Или это самообольщение, но я ведь давно ушел от романтической приподнятости, а затея как рецидив того хорошего, но то, к чему я пришел, — дороже.
29/III
«МАСКАРАД»
Сегодня первый раз весь спектакль прошел по сокращенному тексту.
Перестроил кое-что в мизансценах. Очень выгодно соединились и выросли два момента в десятой картине:
«О! мимо, мимо,
Ты, пробужденная змея» —
пячусь, и тут меня останавливает доктор: