Делегация бояр отправилась в королевский лагерь под Смоленск и подписала договор о признании русским царём королевича Владислава, сына короля Сигизмунда III.

16 июля 1610 года самозванец появился под Москвой с трёхтысячным войском. С ним был тушинский боярин Дмитрий Трубецкой.

Бессильного царя Василия Шуйского свергли и постригли в монахи, власть перешла к группе знатнейших бояр (так называемая «семибоярщина»), которые тотчас же начали переговоры с королём Сигизмундом III. Вскоре бояре впустили в Москву польский гарнизон. Ждали нового царя Владислава, но теперь уже Сигизмунд III не соглашался отпустить в Москву своего сына. Он стал сам претендовать на царский венец. России грозила утрата национальной независимости.

Самозванец, лишившись польской помощи, отступил в Калугу, где и был убит — интервенты больше не нуждались в нём. Остатки тушинцев и казаки собрались вокруг атамана Заруцкого.

В Рязанской земле начал собирать первое ополчение для освобождения Москвы дворянин Прокопий Ляпунов. Но его поход закончился неудачей, Москву освободить не удалось. Сам Ляпунов погиб от сабли своего временного союзника атамана Заруцкого. Ополчение распалось.

В том же 1611 году пал Смоленск, королевская армия высвободилась для большого похода на Москву. Король послал к столице одного из своих лучших полководцев, гетмана Яна Ходкевича.

Тем временем в Пскове появился очередной самозванец, выдававший себя за «царя Дмитрия», некий дьякон Матюшка Верёвкин. И многие бывшие тушинцы поспешили «признать» его.

Шведы, отступившие на север, начали открытую войну против России, осаждали и захватывали русские города.

В этих тяжких условиях осенью 1611 года прозвучал в Нижнем Новгороде знаменитый призыв земского старосты Кузьмы Минина к общенародной войне против интервентов: «Если мы хотим помочь Московскому государству, то не будем жалеть своего имущества, животов наших; не то что животы, но дворы свои продадим, жён и детей заложим!»

В Нижнем Новгороде началось формирование второго ополчения, которое проводилось Кузьмой Мининым быстро, энергично, со знанием дела. Был составлен особый приговор о сборе средств «на строение ратных людей... смотря по пожиткам и промыслам». В Нижний Новгород стали собираться служилые люди.

Выборные земские власти Нижнего Новгорода беспокоил вопрос, кому можно поручить командование ополчением. Опытных и способных воевод в России много, но этот случай особенный. Требовался воевода, которому можно было бы безоговорочно верить. Посадские люди искали «честного мужа, кому заобычно ратное дело», «кто б был в таком деле искусен», и, что самое главное, «который бы во измене не явился».

Таким воеводой признали князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который действительно никогда «во измене не явился», всегда служил не какому-либо конкретному правителю, но — России, и пронёс этот принцип через всю свою жизнь. Сам Дмитрий Пожарский провозглашал (ещё до свержения царя Василия Шуйского, в обстановке его полного бессилия): «Будет на Московском царстве по старому царь Василий, ему и служить, а будет кто иной, и тому также служити». Эта формула политической верности много проясняет в личности и деяниях верного сына России.

О князе Дмитрии Пожарском написано много: исторические сочинения, романы и повести, пьесы, киносценарии. Первая подробная биография героя «Смутного времени» вышла в свет в середине прошлого столетия (С. К. Смирнов. Биография князя Д. М. Пожарского, М., 1852). Краткая библиография, приложенная к книге о Дмитрии Пожарском в серии «Жизнь замечательных людей», насчитывает не один десяток наименований[42]. Это обилие информации даёт возможность автору сосредоточить своё внимание преимущественно на военной деятельности полководца.

Предки Дмитрия Пожарского были стародубскими князьями. Основатель рода Иван Стародубский, седьмой сын знаменитого великого князя Всеволода Большое Гнездо, получил в удел земли на реках Клязьме и Лухе. Городом Стародубом владели несколько поколений его наследников. При великом князе Дмитрии Донском в Стародубе «сидел» князь Андрей Фёдорович, от старшего его сына Василия и пошли князья Пожарские. Но постепенно множившиеся представители княжеского рода буквально растащили удел по частям. Дед нашего героя Фёдор Иванович Немой владел незначительной частью бывшего княжества, да и то совместно с тремя своими братьями. В середине XVI века он служил при дворе Ивана Грозного в небольших чинах, попал даже в тысячу «лучших слуг», но в годы опричнины, когда опричный террор обрушился на потомков ярославских, ростовских и стародубских князей, оказался в ссылке в Свияжске. Вотчины его были конфискованы, «на прокормление» ему выделили только несколько крестьянских дворов в «Бусурманской слободке» под Свияжском. «Мои родители много лет были в государеве опале», — вспоминал потом Дмитрий Пожарский.

Возвращённый в годы Ливонской войны (1558— 1583) из ссылки, князь Фёдор служил в скромном чине дворянского головы, так и не дослужившись до воеводского звания. В наследство своему старшему сыну Михаилу он оставил возвращённое Пожарским село Мугреево (Волосытино) и некоторые другие родовые земли в Стародубе. По существу, семья была разорена — вотчины за время отсутствия владельца запустели. Только женитьба Михаила Пожарского на дочери знатного боярина Бехлемишева несколько поправила положение. В ноябре 1578 года у князя Михаила и княгини Марии родился сын Дмитрий — будущий полководец народного ополчения.

Отец Дмитрия, князь Михаил Пожарский (по прозвищу — Глухой), не сделал военной карьеры, ему даже не удалось дослужиться до невысокого чина головы, не говоря уже о воеводстве. Умер князь Михаил, когда Дмитрию было всего девять лет, и детские годы будущего воеводы прошли под присмотром матери в родовом селе Мугрееве. Поместный приказ по обычаям того времени закрепил за мальчиком часть отцовского поместья — всего четыреста четвертей пашни.

Как было заведено, в пятнадцать лет юный Дмитрий начал свою «государеву службу», был «стряпчим с платьем» при дворе царя Фёдора Ивановича. Ничем не примечательная придворная служба, так как стряпчих из молодых княжичей насчитывалось несколько сот, они обслуживали царя, несли караулы ночью на «постельном крыльце» царского дворца, выполняли отдельные поручения. Повышения Дмитрий долго не получал, хотя другие стряпчие, выходцы из знатных боярских родов, давно стали стольниками. Пустяшная бесперспективная служба при дворе тяготила.

Только при Борисе Годунове, в начале XVII столетия, князю Дмитрию было пожаловано небольшое поместье под Москвой и его перевели из стряпчих в стольники. Жизнь стала разнообразнее и интереснее. Кроме придворной службы на пирах и посольских приёмах, стольников посылали с поручениями за рубеж, назначали «товарищами» воевод в походах. Когда в Москве были получены известия о появлении первого самозванца, князя Дмитрия призвали в полк, он получил двадцать рублей годового жалованья; впрочем, большая часть жалованья была тут же потрачена на покупку боевого коня. Это первое известие о собственно военной службе будущего полководца.

В 1605 году князь Дмитрий вместе с другими московскими стольниками участвовал в сражении у села Добрыничи и в других боях на литовском рубеже. Это была хорошая военная школа.

Стольником оставался князь Дмитрий Пожарский и в кратковременное царствование Лжедмитрия I, хотя многие другие «княжата» делали при самозванце карьеру. Одним из ста двадцати стольников, состоявших при дворе, был он и при царе Василии Шуйском, причём в числе первых стольников он даже не был поименован. Но Дмитрий продолжал служить старательно и верно, иначе он не умел. Он ждал своего часа.

Когда Лжедмитрий II подступил к Москве, князь Дмитрий остался в столице, в осаде. Осенью 1608 года он получил первое самостоятельное поручение. Тушинские отряды старались перерезать Рязанскую дорогу, по которой шли в Москву обозы с хлебом. Коломенский воевода Иван Пушкин просил помощи. К Коломне поспешила небольшая московская рать во главе с Дмитрием Пожарским. Так, в тридцатилетием возрасте, будущий освободитель Москвы получил свой первый воеводский чин.