Капельница наполнена физиологическим раствором поваренной соли с глюкозой. Всемогущая капельница висит на металлической распорке, прикрепленной к больничной койке, но ее могущество призрачно, на самом деле она бессильна перед всемогущим духом болезней и смерти, который витает в палате. Инъекции лекарств, останавливающих кровотечение и регулирующих кровяное давление, все увеличиваются: ему поднимают давление, если обнаруживается, что оно стало слишком низким, или, наоборот, снижают его в случае необходимости. Ни Учэн успокоился и лежит с закрытыми глазами, тяжелое дыхание похоже на стоны. По лицу порой проскальзывает легкая гримаса — отражение какого-то непонятного чувства… После лечения в больнице ему надо будет ежедневно принимать по нескольку ложечек отвара из лотосового корня.
Вот я и вернулся. Я был в Г. у Ши Фугана, но его не застал, зато виделся с госпожой Ши, она передает тебе привет. A-а! Хорошо! Спасибо!.. Я очень благодарен ей.
Я спрашивал у врачей, те ответили, что сейчас никакого ухудшения нет, ты непременно поправишься, очень скоро. Они будут тебя хорошо лечить, только ты не волнуйся.
A-а! Хорошо! Спасибо докторам… благодарю всех врачей.
Тебя пришел навестить… Ни Цзао назвал фамилию.
Спасибо ему…
Глаза отца так и не раскрылись, впрочем, если бы он даже их открыл, то все равно он ничего бы не увидел, так как почти десять лет уже был слеп…
После того как он попал в «Школу 7-го мая»[168], у него вскоре обнаружились тяжелые заболевания глаз: и глаукома, и катаракта. Требовалась срочная операция, которую в уездной больнице никогда не делали. В то время все ведущие медицинские посты занимали «босоногие врачи»[169]. Ни Учэн, охваченный непонятным порывом, вдруг заявил, что он всячески поддерживает деятельность «босоногих врачей» как новое явление социалистической действительности и готов в знак своего восхищения положить на их алтарь оба свои глаза. Такой энтузиазм привел в крайнее изумление даже тех леваков, которые осуществляли контроль за перевоспитанием и проводили в жизнь «диктатуру масс». Таким образом, Ни Учэн, согласно «Шестому пункту положения об общественной безопасности» не имевший даже права участия в «культурной революции», заткнул за пояс стопроцентных и убежденных «красных леваков». Вскоре он почти ослеп. Обвинения друзей в адрес «босоногих врачей» он решительно отметал. «А чем вы докажете, что я бы поправился, если бы не лечился у них?» — возражал он.
Несколько лет назад, поскользнувшись, он сломал правую ногу, в голени, потому что кости у него в этом месте были очень тонкими, что еще в детстве причиняло ему немало страданий. Спустя полгода сломанная кость срослась, но ноги вдруг стали сохнуть, и он больше уже не мог вставать…
Однажды, спустя неделю пребывания в больнице, он тихо, но вполне отчетливо произнес:
— Наверное, осталось уже недолго? Когда я был молодым, мать перед смертью мне как-то сказала, что человеку труднее всего сделать последний вздох. До сих пор я помню ее слова!
Через какое-то время он спросил:
— Эта комната пустая?
А потом он погрузился в тяжелый сон, который врачи называют забытьем или энцефаломаляцией, являющейся следствием размягчения мозга.
В течение четырех последующих дней врачи несколько раз прибегали к экстренным мерам, пытаясь спасти больного. Однажды раздался режущий слух звонок контрольных приборов. Врачи бросились в палату, принялись делать массаж сердца, искусственное дыхание, словом, все, что в этих случаях положено делать, но старались больше для проформы, потому что это все было уже лишним. Наконец все кончилось, и они успокоились.
Ни Учэн в жизни был высоким и крупным мужчиной, а когда умер, как-то сжался. Запали глубже глазницы, сжалась и грудная клетка. Тело сейчас напоминало сморщенную куколку шелкопряда, которая выпустила из себя всю свою нить. Куколка, однако, могла бы показаться даже более мясистой.
Он умер, проговорил Ни Цзао. Всю жизнь он гонялся за почетом, а принес себе и людям только позор и стыд. Он домогался счастья, но вместо него доставлял людям лишь горе и боль. Он стремился к любви, но вызывал одни обиды и злобу.
Узнав о смерти Ни Учэна, Цзинъи сказала, что с его кончиной общество избавилось от большого зла. «Ненавижу его, ненавижу даже после смерти». Мать сильно постарела и ослабела. Но когда она произносила эти слова, ее лицо побледнело, как прежде. Кажется, лишь одна Ни Пин поняла мать. Ее умные глаза говорили, что слова матери надо понимать совсем в другом смысле, так как в них таятся остатки чувства к отцу.
Третий ребенок в семье, сестренка Ни Пин и Ни Цзао, названная при рождении Ни Хэ, так и не увидела отца перед смертью. Они больше не встречались друг с другом. Лишь спустя некоторое время Ни Цзао с большой осторожностью рассказал ей о кончине Ни Учэна.
Уже после того, как Ни Учэн ослеп, он в течение десяти лет страстно хотел встретиться с Ни Хэ. Это желание доставляло ему неимоверные страдания, а порой доводило почти до бешенства. Беседуя с сыном, он каждый раз заявлял ему о своем желании. Только бы услышать ее голос, потрогать руку. Если даже она откажется называть его своим отцом, пусть будет, как она хочет, как она скажет, он не станет противиться. Он вспомнил историю о старой женщине, когда-то слышанную им. Женщина, как и он, ослепла. Днем и ночью она мечтала встретиться с сыном, погладить его, но ее желанию не суждено было осуществиться — сын умер раньше матери. Несчастная женщина хотела прикоснуться хотя бы к мертвому телу… В этом месте рассказа Ни Учэн разрыдался. После этого он вспомнил (в который раз уже Ни Цзао слышал эту историю!) про павловскую собаку. Вдруг он страшно рассердился и с обидой в голосе стал ругать Ни Хэ за ее холодность и жестокость. Он даже назвал такое отношение дочери пыткой и бескровным убийством. Его слезы и жалостливые слова вызывали у Ни Цзао сочувствие, но тут же в душе его вспыхивало возмущение и даже отвращение. На протяжении нескольких десятков лет, до и после Освобождения, он постоянно слышал подобные слова: он слышал их в детстве, в юности, в зрелом возрасте. Хватит!.. О старом не хочется вспоминать. Казалось, именно он, мальчишка, должен жаловаться отцу, высказывать свои обиды, взывать к его помощи, а получалось все наоборот: отец выкладывал мальчику свои обиды и жалобы, именно он требовал от сына поддержки. Всякий раз при встрече он твердил, как он несчастен, как страдает, как его опозорили. И вот снова те же самые разговоры, которые он уже слышал много раз в прошлом. Ни Цзао хорошо помнил, что ему было от них не по себе, словно он заболевал горячкой. В нем закипела злость. Неужели в мире есть еще такие люди, как его отец?! Ни Учэн изливал сыну все свои обиды, когда тому было всего пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет; он старался поделиться своими переживаниями, словно хотел переложить на сына тяжелое бремя со своей души… Между тем после того, как Ни Цзао встал на ноги и определился в жизни, он никогда не беспокоил отца своими делами. Отец сетовал, что жизнь всегда была к нему несправедлива. Не лучше ли сказать, что сам Ни Учэн в десятки, сотни раз более жестоко обошелся с собственной жизнью, растоптал и предал ее? Что он сделал для семьи, страны, общества, для других людей? Когда Ни Цзао раздумывал обо всем этом, его охватывала дрожь.
Примерно по той же причине произошел разрыв между отцом и Ни Хэ, хотя многих подробностей Ни Цзао не знал. В конце пятидесятых и в начале шестидесятых годов маленькая Ни Хэ относилась к отцу с большим дружелюбием и любовью, наверное следуя примеру брата и сестры и памятуя, что в «новом обществе отношения между людьми должны быть самыми хорошими и добрыми». В ее детской памяти образ отца не запечатлелся, потому что к этому времени (сразу после Освобождения) отец уже ушел из семьи, дочь, естественно, родилась без него и осталась жить с матерью. Потом они познакомились. Поначалу ее отношение к отцу мало чем отличалось от отношения любой другой дочери к своим родителям. Как-то она даже купила отцу порцию мяса, срезанного со свиной головы, — закуску к вину. Девочка советовала ему поменьше курить. Она часто ездила к отцу на велосипеде, тратя на дорогу почти целый час. Но в конце концов ее нервы не выдержали причитаний отца и его непрестанных жалоб на жизнь. Девочка почувствовала, что, если с отцом не порвет, она рано или поздно превратится в тот жалкий рисовый росточек, который отец будет мять в своих руках. Отец всю жизнь киснул в своем болоте, и он непременно затащил бы туда каждого, кто оказался рядом с ним. В конце концов Ни Хэ взбунтовалась и отрезала все пути к примирению.
