Бабушка также высказала свое мнение относительно старухи соседки. В Пекинской опере, заметила она, слушать ровным счетом нечего. Куда лучше пьесы, что идут под стук деревянных колотушек, например «Узница». Или вот послушайте, как старые актеры Чжилийской труппы исполняли пьеску «Трава бессмертия»! А как они пели арию Су-сань!

Бабушка пела так здорово, что из груди обеих дочерей вырвался вздох восхищения.

…Помнится, как-то в деревню приехала труппа актеров, которая ставила эту самую пьесу — «Трава бессмертия». В тот год был еще жив ваш отец, а вы еще не вышли замуж. Ох, что и говорить? Что уж там! Кто бы мог подумать, что мы дойдем до такого состояния! Чего уж там!

Упоминание о театральных колотушках вызвало у сестер несказанную боль. Чистые детские воспоминания! «Что уж там!»

В воскресенье, когда обе сестры хлопотали по дому, к ним вновь пришла старая Бай, но на этот раз не одна, а со своей знакомой, учительницей, родом из провинции Хэнань. Старуха предложила сыграть в мацзян[163], что вызвало большой интерес у детей, которые, стоя позади матери и тети, скоро постигли все секреты игры. Не менее двух часов, вытянув шеи, они следили за игроками, храня полное молчание, и лишь иногда, при неожиданных переменах костей, вскрикивали от восторга и возбуждения. Они с напряжением ждали, когда кто-то выбросит нужную кость. Каждое движение души у игроков, казалось, выливалось в звуках их голосов. Кто-то тихо-тихо шептал: «Только бы выбросили „четыре круга“!» В какой-то момент сестра схватила брата за руку и потянула во внутреннюю комнату. Опустив занавеску, она осторожно подошла к изображению бога Цайшэня и принялась отбивать перед ним поклоны. «Бог Цайшэнь! — тихонько молила она. — Помоги нашей маме и тете выиграть! Век будут тебе кланяться!»

Быстро пролетели три, четыре, пять, а может быть, и шесть часов, прежде чем мама и тетя поднялись со своего места, на котором сидели как приклеенные, боясь его покинуть. Во время игры их лица были пепельно-серыми, глаза блуждали — в них можно было увидеть бездну переживаний. После игры они безжизненными голосами предложили гостям остаться и немного закусить, однако, когда они это говорили, на их лица, улыбающиеся сквозь слезы, невозможно было смотреть без содрогания. Тетя объяснила, что игра от них вдруг отвернулась. Они тотчас принялись обсуждать, как можно изменить судьбу к лучшему. Говорят, если кости вышли несчастливые, надо выйти из-за стола и вокруг него обойти, тогда игра тут же изменится. Или еще: если в костях постоянно не везет, надо немедленно идти в уборную. Вот только никто толком не знает, действительно ли приносит удачу посещение отхожего места.

Старая Бай даже в самые счастливые минуты после доброго выигрыша, закончив игру, качая головой, заявляла: «Разве это игра? Ни то ни се. Ну разве это удача?! И вообще, о какой удаче может идти речь в наше время? Помнится, в мои молодые годы — совсем другое дело… Было мне тогда всего двадцать три года. Как-то отправилась я в паланкине на игру. Как вы думаете, какие мне тогда выпали кости? Ни за что не догадаетесь! Пришли мне в тот раз — просто жутко сказать — сразу несколько комбинаций: „Чистый цвет“, „Дракон“, „Пред вратами чисто“, „Вышка“, „Два генерала“, „Пленение пяти вожаков“, „Сам нащупал“, „Бог богатства“, „Серебряный слиток“, „Кошка сцапала мышь“, „Цветы четырех сезонов“… Вот такие пришли мне наборы. Я прямо обалдела. Представляете, сколько я в тот раз набрала очков? Даже испугалась, сдурела от страха… Двадцатитрехлетняя девица, и вот на тебе — выиграла все возможные комбинации, а их ведь целая сотня. Что бы вы сделали на моем месте? А ну, покумекайте! Все серебро, до самой паршивой монетки, я отдала в храм! Вот так-то!»

Дети и взрослые оторопело смотрели на старуху. После ее ухода Цзинчжэнь с ожесточением промолвила: «Я тоже хочу, чтобы мне досталась такая же игра! Если хоть раз придут мне такие же комбинации, я выиграю и тут же брошу игру! Только не верю я, чтобы ей пришли эти кости. Но, если действительно они к ней пришли, почему не могут прийти мне? Почему я, китаянка по фамилии Цзян, не могу сделать то же самое, что маньчжурка по фамилии Бай? Кстати, Цзян Цзыя, удивший рыбу, тоже имел нашу фамилию — Цзян! Значит, осрамиться мы никак не должны!»

После некоторого молчания Цзинчжэнь добавила: «Если выиграю, ни за что не отдам деньги монахам или монахиням! Сама все истрачу!»

Через некоторое время она рассмеялась: «Совсем свихнулась от нищеты! — Она вздохнула. — Эка, глаза разбежались!»

Сестры работали в женском профессиональном училище без особых происшествий, пока летом не произошло одно примечательное событие. С приближением жары японцы усилили деятельность по предотвращению заболеваний холерой. Хватали всех подряд и насильно делали профилактические уколы. Из-за крайне низкого уровня врачебного обслуживания и скверных медицинских условий уколами разносилась зараза, инфекционные болезни, и тяжелые воспаления нередко заканчивались ампутацией руки, а порой и смертью. Цзинчжэнь, пуще всего на свете боявшаяся лекарств и вообще всякой медицины, впала в панику. Однажды в училище в сопровождении полицейского появился врач. Делать уколы надо было неукоснительно всем, Цзинчжэнь взмолилась, врач заупрямился. Он потянул Цзинчжэнь к себе и стал заворачивать ей рукав одежды. При виде шприца Цзинчжэнь громко вскрикнула и потеряла сознание. Это событие впоследствии стало предметом всеобщих насмешек.

В сентябре 1944 года сестер из училища уволили, а вскоре после этого Цзинъи родила девочку. Обе сестры остались без работы и без надежды ее найти.

Ох, какие же тяжелые времена наступили для семьи! Ни Цзао иногда казалось, что в старом доме, несмотря на непрестанные баталии, жить было куда легче, чем сейчас. Конечно, родители то и дело ссорились, в доме царила ненависть и жестокость: никто, как ни старайся, друг друга не слушал, дом то и дело оглашали рыданья, возникали скандалы, плелись интриги, порой хитроумные, но чаще довольно примитивные. Но зато в те времена, в годы его детства, он жил во власти мечты и надежд. Все казалось ему понятным и осуществимым. Потом от них ушел отец, они переехали на новое место жительства, и с ними поселилась лишь нескончаемая песнь о Су-сань да слабые надежды на то, что, может быть, кому-то выпадет счастливая комбинация в мацзяне, о которой вспоминала старая Бай, но которой никогда не суждено было осуществиться. О, как мечтал он о том, чтобы маме или тете выпали счастливые кости. Он собственными глазами видел, как они старались, с какой жадностью смотрели на кости, которые приходили к ним и уходили прочь, как они ощупывали их в кучке, как обменивались меж собой. Все зря! Неужели такова и жизнь? Возможно ли ее изменить?

В 1944 году, накануне Праздника весны[164], к ним в дом пришел незнакомец, который всем почтительно поклонился, услужливо выгибая спину и покачивая головой. Он изогнулся даже перед Ни Пин и Ни Цзао, стоило детям появиться в комнате. Гость сказал, что потратил много усилий, чтобы их отыскать. Он приехал из небольшого городка на полуострове Цзяодун и привез с собой письмо от господина Ни Учэна, а вместе с письмом праздничный торт и коробку шоколадных конфет. Дети остолбенели от неожиданности. Они были уверены, что отца давно нет в живых, а он, оказывается, жив и здоров и даже пытается установить с ними контакт. Крем, украшавший торт, и конфеты в золотой обертке, казалось, были из какого-то другого мира.

«А деньги вы принесли?» — с надеждой спросила мать. Незнакомец, усмехнувшись, покачал головой. Цзинъи сокрушенно вздохнула. Малышка, которую она держала на руках, заплакала. В своем послании отец писал: