Он снова, как ни в чем не бывало, налил ей в бокал шампанское…

Отпуск у Дарьи должен был пропасть безнадежно: через месяц нужно нести в редакцию готовую рукопись, а она была вовсе еще не готова. Предстояло умопомрачительное стучание на машинке, и, чтоб стучать хотя бы на свежем воздухе, Дарья решила "отчалить" из города — все равно, куда и с кем, лишь бы недалеко и на природу. Но ехать ей было совершенно некуда: деревни поблизости нет, дачи у нее нет, приткнуться одинокой женщине, да еще с таким хобби, негде. Оставалось одно: попытаться "отчалить" на Острова. Там, говорят, есть гостиница, и даже турбаза: туда ездят морем туристы смотреть на древний, замшелый монастырь. Там, может, и она найдет пристанище. А главное — это почти рядом.

Уложив машинку, черновики рукописи и несколько пачек бумаги в чемодан, Дарья сунула туда же, на оставшееся место, несколько своих шмоток — так себе, давно не модных, и банок тушенки: придется ведь еще чем-то питаться и чем-то прикрываться, хотя бы и на Островах. С этим тяжеленным чемоданом, и полная решимости, она оказалась на морском причале и вскоре уже сидела на палубе одного из морских "лайнеров" в качестве палубного пассажира (то есть без каюты и без места), бдительно охраняя от чьих-либо покушений свой драгоценный, как ей казалось, чемодан. Ночь ей предстояло кое-как провести на палубе, а утром она уже будет на желанных и замшелых Островах.

И все же Дарье жуть как хотелось оставить сейчас свой чемодан и побродить по салонам и барам парохода, посидеть (как когда-то) где-нибудь в углу, с коктейлем и соломенной трубочкой во рту, — но как его бросишь, если здесь вся ее дальнейшая судьба? Приходилось мириться с отсутствием дорожных удовольствий и поприжать свое неугомонное любопытство. Но заскучать ей, и даже прикорнуть поспать, не дали: недалеко от нее, на палубе, сгруппировалась кучка веселых ребят и девчат с гитарой. Они сидели на длинных серых ящиках, а в огромной куче вещей желтели боками несколько аквалангов. Их было человек десять, и пели они знакомые, щемящие душу туристские и студенческие песни. Дарью, как старую бродягу, тут же потянуло туда: давно ли и она в таких вот компашках разъезжала и распевала под гитару песни? Теперь все: ее личное время навсегда брошено на иной алтарь. А то б она…

Проверив, плотно ли стоит чемодан, она потихоньку передвинулась к группе поющих, повернувшись все же так, чтобы не терять чемодан из поля зрения, а потом, решив, что некуда тут злоумышленнику с ним убежать, разве что бросить его за борт, отвлеклась и начала прислушиваться.

Господи, как время бежит: вот ей уже тридцать три, а десять лет назад она пела те же самые песни и бацала даже на гитаре, да-да… А впрочем, чем она так уж от этих ребят отличается: такая же панама защитного цвета, куртка, джинсы… Разве что чемоданом?

Шутливый чернявый очкарик вдруг заметил ее и предложил ей уголок того самого ящика (как оказалось, из-под акваланга), на котором и сам сидел, и Дарья не колеблясь, решительно уселась среди бродяг, как своя среди своих, и скоро ее голос довольно заметно влился в несмелый хор поющих. Она не удержалась и спросила потихоньку: куда они? "На Острова, на Острова — понырять, звезд пособирать, на две недельки, не больше", — отвечали ей.

Скоро свежий ночной ветер, как компания ни крепилась, выжил ее с палубы: певцы и Дарья укрылись в музыкальном салоне и, сидя на полукруглом диване вокруг рояля, привалившись друг к другу, полудремля-полубодрствуя скоротали ночь.

Утром Дарья проснулась, когда пароход уже стоял у причала. Аквалангисты суетились, готовясь к выгрузке, и Дарья тоже схватилась за свой чемодан и быстро потащила его к сходням.

Через час землепроходческий пыл ее поубавился: гостиница в старинном, поразившем Дарьино воображение монастыре не принимала посетителей, так как готовилась к слету ветеранов войны, а на турбазе без турпутевки устроиться было невозможно. Такой ее, пригорюнившейся возле чемодана на крыльце гостиницы, застал Юрка, тот очкарик — весельчак, и с ним его дружок: они тащили мешок свежего хлеба — двухнедельный свой запас — прямо из пекарни.

— Что, прокатили? — участливо спросил он. — Я же сразу говорил: давай к нам. Где десять, там и одиннадцать, в тесноте, да не в обиде. Пошли-пошли-пошли, — он решительно подхватил ее чемодан, другой рукой — лямку мешка с хлебом. — Давай за нами! — он довольно бодро побежал дальше, а Дарье пришлось поспевать за ними, отдавшись полностью на волю рока и чернявого Юрки, а тот полностью, и с великим удовольствием, тут же принял на себя опеку над ней.

Аквалангисты сидели и слонялись по пахнущей мазутом пристани — ожидали отправления "доры", которая должна доставить их к конечной цели путешествия — на небольшой необитаемый островок под названием Конец, самый отдаленный в архипелаге, который они облюбовали для своих изысканий, и шельф которого, по проверенным данным, был очень богат и интересен. "Ну точно, к черту на кулички придется отправиться", — думала про себя Даша, но не очень-то расстраивалась: ребята пропасть не дадут, а то, что остров необитаем, ее очень даже устраивало — значит, там тишина и покой.

Вскоре пришел капитан суденышка, забулдыжного вида мариман, как и все местные моряки, пропитый и прокуренный, задубелый кряж. С аквалангистами, видно, уже была договоренность, и он без лишних слов дал им сигнал загружаться. Вещички были заброшены на судно за пять минут, укрыты брезентом, ребята и девушки, в их числе и Дарья (а рядом с ней — Юра, который от нее уже не отходил), расселись по свободным местам на банках, и "дора" неторопливо потянула в открытое море. По выходе из бухты, на просторе, оказался небольшой штормец, ветер срывал с вершин водяных торосиков соленые брызги и щедро бросал их в лица мореплавателей, но все это было, как видела Дарья, ребятам знакомо, и они с жадностью смотрели на темно-синюю волну, предвкушая скорую борьбу с ней на равных. Юрка рядом с Дарьей тоже радостно и восторженно всхлипывал.

Часа четыре под незамысловатым руководством капитана лодка резала волну, удаляясь все дальше и дальше от острова Центрального в сторону неведомого Конца.

Островок оказался похожим на большой камень, выступивший из воды, весь от старости поросший лесом, еловым и темным. "Дора" бросила якорь недалеко от берега, в виду небольшой избушки, и навстречу ей тут же отчалил рыбачий карбас с человеком на борту.

— А говорили — необитаемый, — удивилась Даша.

— А лесничий — забыла? — начал объяснять Юрка. — Он тут хозяин. Тут и родился, живет вместе с матерью на той оконечности острова. А здесь у него наблюдательный пункт. Здесь мы и остановимся, если договоримся… Привет, Саша! — закричал он подплывающему лесничему, и тот, издалека узнав старых знакомцев, молчаливо засиял. Был Саша человеком щуплым, рыжеволосым и бесцветным, да к тому же скромнягой, как оказалось: при виде девушек он тут же залился краской, молча хмурясь и досадуя при этом — видимо, знал о своем недостатке.

— Ну что, Саша, занимаем твою хибару? — пожимая руку лесничему, походя спрашивали аквалангисты, споро перегружая свое снаряжение из "доры" в карбас.

— Давайте, — буднично ответил Саша, — а я туда уйду, — он махнул рукой.

Лесничий принял от капитана несколько ящиков, предназначавшихся ему, после чего суровый мариман и моторист посудины последними неторопливо спустились в карбас, отправлявшийся к берегу.

Выгрузив поклажу на берег, аквалангисты тут же, не теряя времени, как муравьи стали растаскивать ее по местам, обустраивать свое жилище, а Дарье предоставили слоняться от берега к избушке, разглядывать новое и непривычное место обитания.

Берег, как нашла Даша, был красив, но суров; избушка просторна, но темна и неустроенна: длинный стол на козлах стоял в ней, такая же лавка, прибитая к стене, и нары из досок — наследие темного прошлого Островов — вдоль одной из стен. Один угол с печью казался обжитым: тут, видно, хозяйничал иногда лесничий. Более ничего примечательного в ней не было.