Вера пожала плечами и опустила виноватые глаза. Ей уже начинало казаться чудовищным это, еще не высказанное Мартышке, обвинение, и ей было ужасно стыдно, что всего пять минут назад она так поносила несчастную женщину, хотела даже обыскать ее… Ужас, ужас!

— Почему ты решила, что тебя уволят, — промямлила она, — никто тебя не уволит, ведь еще ничего и не доказано, может, все еще обойдется…

Мартьянова решительно замотала головой:

— Нет, нет, ты же знаешь, ведь уже было так, я просто не знаю, что мне делать, как доказать… Я, наверно, сама позвоню в милицию, — она моргнула, — потребую расследования, пусть они проверят, пусть докажут, я не могу, чтоб мне здесь не доверяли, чтоб так оскорбляли, я сама позвоню, пусть они помогут… А, как ты думаешь?

Мартышкины глаза вновь наполнились слезами.

Вера поспешила хоть как-то успокоить ее и предотвратить новый взрыв рыданий, от которых она сама слабела больше Мартышки.

— Ну конечно, позвони, раз ты не виновата, там разберутся, там тебе помогут… — нерешительно поддержала она. — И никто тебя не уволит, зря ты это, у тебя же дочь растет, никто тебя не тронет, — произнесла она уже тверже, сама отчасти уже уверенная в своих словах.

Лицо Мартьяновой тут же просветлело, в глазах промелькнул радостный, не замеченный Верой свет.

— Да-да, я позвоню сейчас же! Только ты… помоги мне, пожалуйста, дойти до секретаря, мне что-то плохо… я едва стою…

Вера готова была уже нести Мартышку на руках. Забыв обо всем, она заботливо (еще час назад она бы побрезговала) подставила воровке локоть, а Мартьянова тут же навалилась на него, возликовав в душе: ей наконец-то повезло, и теперь у нее есть поддержка, да еще какая! Теперь она уже не одинока: пусть все видят, что сама Вера — честная, принципиальная Вера — не думает, как все остальные, про нее, что она воровка, Вера ей помогает, Вера с ней заодно… И Мартышка, опершись о Верину руку, театрально прижала к лицу носовой платок, а Вера медленно, как слепую, повела ее по коридору к кабинету секретаря, продолжая все еще уговаривать и успокаивать ее по дороге тихим и взволнованным голосом.

Татьяна Ивановна, заждавшись Веру с чертежами, вышла из комнаты вслед за ней и изумленно застыла, наблюдая, как Вера и воровка Мартьянова — под ручку! — воркуя, медленно удаляются по коридору. В волнении, забыв, куда направлялась, Татьяна Ивановна тут же возвратилась назад в комнату, к остававшимся там коллегам (инженерным работникам). Глаза ее, как и полчаса назад у Веры, возбужденно блестели, с губ готовы были сорваться сенсационные слова: да, это необычайное событие следовало сейчас же, немедленно, обсудить!

Заслышав звонок, Вера кинулась открывать дверь: она ждала Володю, своего парня. С Володей она познакомилась недавно — лишь месяц назад. Он был спортивный и очень серьезный молодой человек: напускал на себя строгость, а то и важность, и даже бородку отпустил; она опушала его скулы на манер норвежской. Сходство с суровым помором ему придавали также прямой нос с горбинкой, светлые глаза, прямые русые волосы. И носил он под пиджаком нечто вроде свитера грубой вязки, так что не хватало ему до поморского обличья только рыбацкой трубки — впрочем, со временем этот штрих у него наверняка был предусмотрен.

С Верой он разговаривал скупо и заботливо:

— Ну как, собрала вещи, спальник не забыла, мазь от комаров?

— Ой, Вовка, а там и комары будут? — сделала Вера удивленные глаза, шутливо, посмеиваясь над его серьезностью, изобразив маленькую девочку.

— А как же, сейчас им самая пора.

Вере нравилась мужская опека, она дурачилась, но против нее не возражала: надоело быть самостоятельной — все сама да сама. Пусть хоть кто-нибудь о ней позаботится.

Володя увлекался парусным спортом. Он и предложил Вере прокатиться по морю на яхте. Яхту приобрел недавно его друг, и они уже пару раз ее вместе опробовали. Вера друга Володи не знала, но прокатиться на яхте, не раздумывая, согласилась, хотя ей и страшновато было пускаться в путешествие по морю не на пароходе, а на чем-то более мелком и ненадежном. Но Володя заверил, что это совершенно безопасно — яхта большая, крейсерская. А чтобы ей не скучно было одной, надоумил ее пригласить с собой еще кого-нибудь из девчонок.

Из девчонок "в живых" в городе летом оставалась одна Наташка, остальные все разъехались кто куда. Она как раз подходила для такой прогулки, человек проверенный, да вот отпустит ли ее муж — одну, то есть без него, да с мужичками, да на яхте? Это был еще вопрос. Но, как оказалось, Наташка в том не сомневалась. "А ему-то какое дело? — искренне изумилась она, узнав про Верино беспокойство. — Он мне ни в чем не препятствует. Верит. Да я и спрашивать не стану — на два дня всего! Сколько можно в городе-то париться? С Колькой он и сам справится, если что — бабушки рядом. Да и большой ведь уже парень — полтора года!" В общем, вопрос был быстро разрешен. Вере осталось только удивиться флегматичности Наташиного мужа, который, на самом деле, ей даже не возразил.

И вот они стали готовиться к путешествию, в каком до того ни разу не бывали, — было любопытно, интересно; малознакомая компания не смущала; молодо-зелено, все доступно и преодолимо! И они заготавливали продукты, собирали, как бывалые туристки, свои рюкзаки. Наташу только смущало; как поведет себя в море ее вестибулярный аппарат?

Встретиться с Наташей перед отплытием договорились прямо в яхт-клубе. Туда Вера с Володей и направились.

Яхта показалась девушкам хоть и не очень большим, но великолепным, ослепительно-белым в лучах садящегося солнца суденышком. Был вечер пятницы. Решено было отправиться в путь глядя на ночь — переночевать на приколе в устье реки, а с восходом отправиться в плавание по морю. Путь предстоял недальний — вдоль побережья моря до деревни Сюзьмы, это часа четыре пути на катере с мотором. И все-таки…

Яхта представляла из себя пластиковую посудину типа "Ассоль" с каютой и спальными местами, что девушкам понравилось, а главное — она имела парус, уложенный до поры на гике, и мачту, что возвышалась над судном. И девчата тут же возомнили себя мореплавателями.

Капитан молча радостно улыбался девушкам. Он был небольшого роста, коренаст, волосы буйно вились на его голове, голубые глаза мерцали на загорелом лице, кожа которого собиралась в мелкие морщинки при каждой улыбке. В импозантности рядом со своим матросом он, конечно, проигрывал. Звали его Ваня. Проверив, все ли на своих местах, капитан без проволочек отдал команду к отплытию и… завел подвесной мотор.

— А парус? — разочарованно взвыли девушки.

— Парус потом поставим. В устье выйдем на моторе — вода пошла на убыль, а корытки слишком петляют. Так удобнее. — Ваня сел за руль и вперился вперед.

Солнце шло к закату, когда они бросили якорь недалеко от берега реки. До выхода в залив оставалось совсем недалеко.

Распаковавшись, они стали готовить нехитрый ужин — тушенка, огурчики, помидорчики. Из фляжки каждому налили по чарочке — за почин путешествия. Потом Володя взялся за гитару, заперебирал струны, что-то замурлыкал… Вера залюбовалась своим парнем: какой он мужественный, и все умеет… Они спели несколько песен, которые так удивительно звучали над притихшей рекой. Белая ночь притушила, сгустила краски, солнце уже нырнуло в невидимое море где-то там, за кустами… Комары загнали девушек в каюту. Стали укладываться спать: девушки в своих спальниках на боковых лежанках, Володя на паелах между ними. Больше места в каюте не было. Ване пришлось, закутавшись наглухо, улечься снаружи. Полудремля-полубодрствуя, они прокантовались так до утра.

Утром сморщенная, не согнавшая еще полусон Вера вылезла на воздух. Река серебрилась от тумана, солнце стояло в небе, как будто и не заходило, но еще не грело.