Я чувствовала то же самое, что ты в «Беби Гэп», когда покупала крошечную шубку. Так сказать, выстраивала свою жизнь. По правде говоря, было еще обиднее, чем у тебя, ведь у тебя даже нет ребенка. Я хочу быть помолвленной. Невозможно хочу – это чистая правда.
Вчера вечером, когда Крис пришел домой и лег в постель, я не могла смотреть ему в глаза.
Во-первых, потому, что я действительно хотела дать свой номер тому парню.
А во-вторых, потому, что соврала.
‹‹Дженнифер – Бет›› Не заморачивайся ты тем, что хотела дать ему свой номер. Это тебе польстило. Понравилось. Все естественно. Я это знаю из журнала «Гламур», из телешоу «Взгляд», конечно, а не из своего личного опыта.
Крис заметил, что ты не смотрела ему в лицо?
‹‹Бет – Дженнифер›› Нет, просто не успел. Он быстро отключился, я не успела даже спросить, что там у него с репетицией. Помаши-ка топором весь вечер – сразу свалишься.
‹‹Дженнифер – Бет›› Хм… Это что – эвфемизм для слова на букву «м»?
‹‹Бет – Дженнифер›› Нет. У меня это эвфемизм для слова «электрогитара». Или, может, идиома. Точно не знаю. А ты что, думаешь, это самое «м» помечается красным флажком?
‹‹Дженнифер – Бет›› Какая теперь разница. Если нас уволят потому, что ты упрямо дразнишь гусей, ты будешь поддерживать и меня, и мою дорогостоящую привязанность к «Беби Гэп».
‹‹Бет – Дженнифер››
1. «Дразнить гусей» – это тоже намек на «м»?
2. «Беби Гэп». Все еще?
‹‹Дженнифер – Бет››
1. Ха-ха!
2. Все еще. На той неделе я выискала сельдерейно-зеленый зимний комбинезончик с подходящими перчаточками всего за три доллара девяносто девять центов!
‹‹Бет – Дженнифер›› Зеленый – это умно: любому подойдет, хоть мальчику, хоть девочке. А повод совершенно не связан с воображаемыми детьми.
‹‹Дженнифер – Бет›› Точно. Я даже во взрослый «Гэп» больше не хожу. Как только становишься воображаемой мамашей, так на себя ни одной свободной минуты не остается.
‹‹Бет – Дженнифер›› Могу себе представить.
‹‹Дженнифер – Бет›› А о чем завтрашняя история «Индиан-Хиллс»?
‹‹Бет – Дженнифер›› Завтра ее нет.
‹‹Дженнифер – Бет›› А лучше бы была. Тебе в утреннем выпуске отведено 15 дюймов.
‹‹Бет – Дженнифер›› Вот черт!
Глава 24
Романтическая жизнь Линкольна свелась теперь к тому, что он читал, что пишут женщины о других мужчинах, о других привлекательных мужчинах. Боги гитары, герои боевиков, рыжеволосые красавцы.
Тем вечером, когда Линкольн извлек из мусора сообщения Бет и Дженнифер, он, выйдя из «Курьера», поехал на бесплатную автостраду, крутой дугой идущую вокруг города. По ней можно было ехать сколько угодно, даже если никуда и не нужно было.
Именно так они с Сэм делали иногда по вечерам, когда не хотелось болтаться на глазах у родителей или сидеть где-нибудь в забегаловке. Линкольн садился за руль, а Сэм опускала оконное стекло и, прислонившись головой к стойке двери, подпевала музыке по радио.
Ей нравилась передача под названием «Ночной разговор» на станции, которая передавала легкий рок. Это был концерт по заявкам. Слушатели звонили на станцию и заказывали разные песни. Всегда просили слащавую лирику десяти-пятнадцатилетней давности, песни дуэта «Air Supply», Элтона Джона, группы «Bread». Сэм любила передразнивать их заказы, но она редко выбирала другую станцию.
Она подпевала, они разговаривали. Линкольну нравилось говорить за рулем – может, потому, что нельзя было смотреть в глаза, а руки у него были заняты. А еще потому, что было темно, а шоссе свободно. И песни были о любви. И дул ветер.
– Линкольн, – спросила его Сэм в один из таких вечеров – летом, перед выпускным классом, – Линкольн, как думаешь, мы когда-нибудь поженимся?
– Надеюсь, – шепотом ответил он.
Линкольн обычно не думал ни о чем таком вроде женитьбы. Думал он, что ему совсем не хочется жить без Сэм. О том, каким счастливым она его сделала и как ему хотелось оставаться таким же счастливым всю жизнь. Если свадьба сулит ему это – что ж, он определенно за.
– Разве не романтично, – продолжала Сэм, – пожениться после школьного романа? Когда нас спросят, как мы познакомились, я скажу: «В старших классах. Я увидела его и сразу все поняла». И снова спросят: «А вы ни разу не думали, как это может быть с кем-то другим?» И ты скажешь… Линкольн, а что ты скажешь?
– Я скажу «нет».
– Не очень романтично.
– Это никого не касается.
– Ну тогда скажи мне, пожалуйста, – попросила она, отстегивая ремень безопасности и обнимая его за талию. – Скажи мне, пожалуйста, ты никогда не думал, как это – быть все время с одним человеком?
– Во-первых, пристегни ремень, – сказал Линкольн. Сэм послушалась. – Я об этом не думал, потому что и так знаю, как это – быть все время с одним человеком.
– Откуда? – спросила она.
– Знаю просто.
– Ну и как это?
– Меньше, – ответил он.
– Меньше чего?
Линкольн быстро взглянул на нее – Сэм боком сидела на своем кресле – и крепче сжал руль.
– Должно быть так – меньше. Я тебя очень сильно люблю. Мне и так уже кажется, что у меня грудь разрывается, когда я тебя вижу. Больше, чем тебя, я никого любить не смогу, а то умру. И меньше не смогу – так и буду чувствовать, что меньше. Если бы я полюбил другую девушку, я бы только об одном и думал: как по-разному я люблю ее и тебя.
Сэм оттянула свой ремень и положила голову ему на плечо:
– Как хорошо ты это сказал…
– Это правда.
– А что, если… – голос ее зазвучал мягко, совсем по-девичьи, – кто-нибудь когда-нибудь спросит тебя, думал ли ты, как это… как это – быть все время с одним человеком?
– Кто это может спросить?
– Ну, это так… теоретически.
– Я даже и не знаю, как это – быть с тобой, – ответил Линкольн спокойно, без раздражения.
– Пока что.
– Пока что, – отозвался он, думая о дороге и о педали газа.
– Так, значит, ты не будешь смотреть на других девушек и жалеть об упущенных возможностях?
– Нет, – ответил он.
– Нет?
– Я знаю: тебе не нужен односложный ответ. Дай немножко подумаю – не хочу, чтобы получилось глупо или совсем уж отчаянно.
– А ты себя отчаянно чувствуешь? – Сэм уже целовала его в шею и прижималась все крепче.
– Чувствую… хм, да. Отчаянно. Как будто я могу прикончить нас обоих. Глаза… глаза прямо сами закрываются, когда ты это делаешь, как будто сейчас чихну. Мы уже почти у следующего съезда. Дай поведу машину, хоть несколько минут всего… Ну пожалуйста.
Сэм отодвинулась:
– Нет, не сворачивай. Поехали дальше.
– Почему?
– Хочу, чтобы ты говорил. Чтобы ответил на мой вопрос.
– Нет, – покачал головой Линкольн. – Нет, никогда я не думал, как это – заниматься сексом с кем-то еще, потому же, почему я не хочу целовать никакую другую. Ты единственная девушка, к которой я прикасался. И я чувствую, что, значит, так и надо. Когда я прикасаюсь к тебе, во мне все как будто… звенит. Как колокольчик или что-то такое. Если бы я прикасался к другим девушкам, то было бы что-нибудь… не знаю… вроде шума. Но не так, как с тобой. А если бы я трогал то одну, то другую, а потом… потом попробовал бы прикоснуться к тебе? Я бы больше не мог нас слышать. Я не был бы искренним.
– Я тебя люблю, Линкольн, – сказала Сэм.
– Я тебя люблю, – ответил он.
– И я тебя люблю.
– Я тебя люблю, – повторил он. – Я люблю тебя.
– Остановись, пожалуйста.
В тот вечер этого не произошло – они не были друг с другом. Но летом это случилось. В машине. Было страшно, неудобно и чудесно.
– Только ты, – пообещал Линкольн. – Только ты, больше никто.
Теперь вместо «Ночного разговора» в эфире передавали шоу, где люди делились своими любовными историями, а ведущая по имени Алексис выбирала для них песню, причем независимо от ситуации это всегда был современный хит. Что-нибудь в исполнении Мэрайи Кэри или Селин Дион.