Девушка лишь вяло улыбнулась, и только теперь полковнику стало понятно, что она была бы рада приглашению совсем от другого человека.

— А я ведь до сих пор не знаю вашего имени, — неожиданно произнесла Ида.

Полковник не знал, какую отговорку придумать. Его имя не было известно никому в Обществе, да оно и мало кого интересовало. В Лондоне он был просто полковником Кристианом, отставным военным без имени и вразумительного прошлого. Пытаясь найти правильные слова, он безмолвно любовался улыбкой Иды, когда на её веснушчатое лицо упали долгожданные лучики света.

— Солнце вернулось.

Туман рассеивался, а полковник, не отрываясь, смотрел на девушку и понимал, что её солнечная улыбка пробуждала в нём самые нежные чувства, какие только способен испытывать человек, когда тёплое весеннее солнце греет его своими искрящимися лучами после долгой зимы.

Не в силах противиться этому притяжению, он накрыл её ладонь своей. Ида одарила полковника лучистым взглядом, и все слова и мысли в его голове тут же забылись. Искрящиеся на солнце локоны пылали огнем, таким теплым и притягивающим, что полковник не удержался и прикоснулся к рыжим волосам, легонько и бережно, почти неощутимо.

Глядя в её преданные глаза, полковник неуклюже склонился над девушкой, почти касаясь губами её лба. Но рука невольно скользнула вниз по нежной коже шеи, и ритмичный стук пульса под пальцами одарил полковника волной тепла и непреодолимого желания. С каждым ударам маленького чистого сердечка Иды, кровь по её венам бежала все быстрее и быстрее…

Страшная догадка пронзила разум и разлилась холодом по телу полковника. Это кровь позвала его в переулок и привела к Иде сквозь туман. Кровь — вот единственное, что так влекло полковника к этой чистой девушке всё это время, не давая покоя и тревожа забытые воспоминания. И только её кровь успокоила бы его внезапно пробудившиеся чувства и умиротворила разум.

— Что с вами? — тихо поинтересовалась Ида, и улыбка спала с её лица. — Почему вы так на меня смотрите?

Полковник поспешил отпрянуть от девушки. Если бы он мог ей объяснить… Прежде он не знал, даже не догадывался, что может испытывать такое хищное и порочное влечение к одному единственному человеку, и это чувство не было вожделением к женскому телу, а лишь желанием испить жизненного сока, что дарует этому телу жизнь.

— Простите меня, Ида, простите…

— За что? — удивленно вопросила она, широко распахнув глаза, полные скорби по обретенному и тут же потерянному чувству.

— Нам нужно быстрее идти, — поторопил Иду полковник, — солнце пробудет не долго. Вы должны успеть вернуться в гостиницу.

Ему были противны собственные мысли и желания, ведь он знал, что от одного его прикосновения рыжее солнце угаснет и престанет светить и ему и другим. Дарители не живут больше десятка лет… А Ида не заслужила столь безрадостный конец, ей нужно еще столько успеть в жизни…

Приближаясь к месту, где они должны расстаться, девушка поспешила задать лишь один вопрос:

— Полковник… прошу вас, скажите… ведь мы ещё встретимся?

— Может быть, — кинул он на прощание, — в гостях у доктора Рассела, если я не буду занят.

— Полковник… — произнесла она упавшим голосом, от чего ему стало еще больней. — Не бойтесь меня… пожалуйста. Мне будет горько, если вы станете меня сторониться.

Полковник не смог ничего ответить, а только развернулся и спешным шагом пошел прочь. Всю дорогу он пытался бороться с мыслями об Иде и её пульсе, но выходило скверно. Ведь она была влюблена в него, а он вожделел её крови. А может и не только крови. Полковник уже и не знал, что чувствует и, не в силах больше бороться с собственными страстями в одиночку, он спешно направился к Джону Расселу.

— Мне срочно нужна кровь, ещё одно переливание, — заявил он с порога.

— Но последняя процедура у вас была меньше недели назад, — удивленно возразил доктор.

— Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.

— Возможно, так на вас повлияло ранение печени.

— Нет. Так на меня повлияла Ида Бильрот.

Доктор Рассел с минуту молчаливо смотрел на взволнованного мужчину, пытаясь понять истинный смысл услышанного. Полковник же в нетерпении воззвал к его долгу:

— Вы же врач, Рассел. Помогите мне!

— Помнится, раньше вы не питали надежд по поводу моих научных изысканий.

— Вы именно сейчас хотите мне это припомнить?

— Лучше присядьте.

После недолгого бесхитростного осмотра, доктор Рассел попытался выдвинуть собственную теорию о причинах внезапной кровожадности полковника:

— Может это нормальная реакция на определенном этапе жизни? Вы раньше не замечали за собой подобных персонифицированных желаний?

— Нет.

— Может все-таки когда-то что-то…

— Нет, Рассел. Уж поверьте, мне лучше знать, что и когда я чувствовал, а чего не чувствовал никогда.

— Хорошо, — пришлось согласиться доктору. — Все же, я подозреваю, что всему виной ваше недавнее ранение. Ведь печень это кроветворящий орган, а ваша рана по заверению доктора Метца была достаточно серьезной.

— Серьезной она была первые два часа, не более. И это было Бог знает когда. Так вы сделаете переливание или мне навестить фройляйн Бильрот?

— Тише, полковник, успокойтесь.

— Как мне успокоиться? — в бессилии развел он руками. — Я ощущаю себя Джеком-Потрошителем. Может сейчас я желаю крови одной единственной невинной девушки, а завтра захочу кромсать гениталии дешевым проституткам?

— Ну, этого вам опасаться определенно не стоит, — мягко заключил Рассел. — Мне кажется, вы преувеличиваете собственную опасность?

— Преувеличиваю? — раздраженно воззрился на доктора полковник. — Рассел, я — кровопийца. Суть моего вечного существования диктует мне забирать у смертных их годы жизни себе. По-вашему, это в порядке вещей?

— На счет годов вы точно преувеличиваете, — невозмутимо ответил Рассел. — По долгу службы, я знаю всех ваших многочисленных дарителей и никто из них не делился с вами кровью больше пяти раз. Ваше кровопийство ни в коей мере не фатально для их здоровья, из-за вас они точно не умрут. Может, ваша проблема в том, что вас перестала устраивать во многом формальная процедура переливания? Может вас тянет, так сказать, на полноценное общение? Я думаю, единичная встреча с мисс Бильрот ей нисколько не повредит.

Полковник на миг потерял дар речи от такого совета. Собравшись с духом, он спросил:

— Вы хоть сами себя слышите, Рассел? Как вам вообще такое могло прийти в голову? Она же внучка вашего учителя.

Доктор Рассел не без раздражения пожал плечами:

— Я всего лишь пытаюсь придумать способ, чтобы вам помочь.

— Это плохой способ.

— И все же, я думаю, вы чрезмерно осторожны в своем общении с дарителями. Вы же не белый, который вылез из своей пещеры после двух месяцев голодания и готов кидаться на всё живое. Сколько я вас знаю, вы всегда были цивилизованным и ответственным кровопийцей. Я просто уверен, что и сейчас вы способны совладать со своей минутной слабостью. Не стоит думать о себе хуже, чем вы есть на самом деле.

— Нет, Рассел, я знаю, о чём говорю. Однажды я уже был неосмотрителен в выборе дарителя, и не хочу это снова повторять.

Полковник замолчал, а доктор Рассел выжидающе смотрел на него, не решаясь задавать новые вопросы. Но вскоре полковник и сам все рассказал:

— В ту зиму, когда я вернулся домой, впервые возжаждав крови, я брал её тайком, у кухарки ближе к ночи, когда никто из слуг не мог нас увидеть. Когда Маргита узнала об этом, она не испугалась, не назвала меня кровожадным чудовищем, не стала сыпать проклятьями. Она лишь спросила, зачем я это делаю и могу ли я без этого обойтись. Когда я ответил, она долго молчала, а потом заявила, что не позволит мне пить кровь чужих женщин, и отныне будет давать мне её сама. Если бы она только знала… — в полголоса произнёс полковник, бессильно закрыв глаза ладонями. — Если бы я сам знал, на что соглашаюсь…

— Кто такая Маргита? — наконец спросил доктор Рассел.