Свое обещание Флоренс выполнила через пять минут, и, закончив с Томом, снова вернулась к туалетному столику. На этот раз её внимание заняло не зеркало, а карты. Томас было подумал, что его обществу Флоренс предпочла пасьянс, и поспешил обидеться.
— Тебе обязательно делать это сейчас? — апатично спросил он.
— Сейчас самое время. И я полна сил, — загадочно улыбнулась женщина.
Том не выдержал и подошел к ней, дабы узнать, что может быть такого ободряющего в пасьянсе.
Перед Флоренс на столе лежали две карты, но вовсе не игральные. Люди на них были изображены в узнаваемой древнеегипетской стилистике. На первой карте сидящая на колене женщина играла на арфе, точно такой же, что висела на стене в гостиной Флоренс. Сюжет второй карты оказался куда менее жизнерадостным — три спелёнатые мумии восстали из погребального саркофага.
— Ну и жуть, — прокомментировал Том.
— Глупый, — мило улыбнулась Флоренс. — Это всего лишь символы.
— И что могут символизировать ожившие мертвецы?
— Что они больше не мертвы, и в загробном мире их души будут жить вечно. А для меня эти два аркана пророчат перемены к лучшему.
— Здорово, — бесстрастно согласился Том.
— Хочешь, я погадаю и тебе? — как бы невзначай предложила Флоренс.
Том не стал отказываться, хоть и не верил в предсказания по раскрашенным рисункам.
— Это Таро, — пояснила она, — предтеча всех игральных карт. Они пришли из Древнего Египта, где когда-то были жреческой книгой.
Флоренс долго и сосредоточенно тасовала карты, прежде чем вытянуть две. На первой богиня держала меч и пустые весы, а у её ног терся маленький лев с человеческим ликом. Вторая картина оказалась ещё загадочнее. Луна в ночи освещала две пирамиды — белую и черную, а у их подножья выли друг на друга шакал и собака.
— И что всё это может значить? — поинтересовался Том.
Флоренс ответила не сразу, видимо, толкование подсказывало ей не совсем приятные вещи.
— Я не знаю, — наконец призналась она, при этом изрядно помрачнев.
Но Том ей не поверил:
— Брось, Фло. Что такое страшное ты обо мне узнала?
Она подняла первую карту с весами и сфинксом и произнесла:
— Этот аркан говорит о правде. А этот, — Флоренс указала на карту с пирамидами в лунной ночи, — говорит об обмане.
— И кто же обманывает?
— Кто знает? Может я тебя, а может ты меня.
— Какая глупость, — сорвалось с губ Тома, прежде чем он подумал, что его пренебрежение может обидеть Флоренс.
Только спустя минуту он осознал, что действительно её обманывает и со дня на день готовится стать ещё и вором. Две карты не давали Тому покоя ещё долгое время, ведь сфинкс и пирамиды на них изображенные не могли не напомнить ему о пирамидах Гизы, возле которых по ночам гуляет кровопийца Меритсегер, и о Сфинксе на плато, чьи лапы она хочет вернуть.
В раздумьях и чаяниях Том не заметил, как заснул. Теперь он гулял по набережной Виктории, а солнце клонилось к горизонту, окрашивая облака огненно-сиреневыми оттенками. Казалось, там, вдали вспыхнул невиданный пожар, и клубы дыма застлали все небо. Но вот, светило скрылось, вспыхнув последними искрами, и день тут же угас, оставив на сером небе только грязную груду облаков.
Слева раскинулся мост Ватерлоо, справа — мост Фут. Том воздел глаза к небу, чтобы увидеть верхушку Иглы Клеопатры, этого древнеегипетского обелиска, что уже 17 лет стоял на лондонской набережной меж двух бронзовых сфинксов. Над самым пиком изваяния кружило облачко, когда остальные хмурые тучи не спеша плыли на север.
— Облака закрывают нам путь на небо, — послышалось за спиной.
Том обернулся несколько раз, но собеседник всё время оказывался позади. Вязкая атмосфера гасила каждое движение о густой воздух, но Тома это вовсе не пугало и даже не злило. Он продолжал смотреть по сторонам, покорно и с любопытством прислушиваясь.
— Ты смотри внимательнее, вдруг между ними получится разглядеть дверь.
И Том смотрел, пока небо не окрасилось в пугающие фиолетовые тона. В глазах неприятно закололо, и он снова вернулся к древнему обелиску на набережной Темзы. Только сейчас Том заметил табличку у основания Иглы Клеопатры с надписью: «Благодаря плутоватому замыслу сей обелиск был украден из Александрии и заключен в железные оковы. Во время шторма в Бискайском заливе праведные силы скрыли его в морской пучине, но силы лжи подняли его и водрузили на это место в 42-ой год правления пурпурной королевы».
Странное чувство подсказывало Тому, что с надписью что-то не так, и раньше она гласила совсем о другом. Стоило ему только подумать о той давней буре и представить, как волны стащили обелиск с палубы корабля, как воды Темзы начали биться о набережную.
— Сфинксы, — снова заговорил голос за спиной, — глупые бронзовые истуканы, смотрят на камень, словно должны оберегать от него город.
— А он опасен? — удивлённо вопросил том.
— Солнечные часы всегда опасны. Через них протекает время, а потом исчезает в бездонной яме прошлого и больше его никто не видит. В закатный час стрелка указывает на мост черных братьев — пристанище мертвецов. Сейчас тень лежит на нём, но скоро последний луч исчезнет, и в городе будет властвовать ночь — самая беспощадная из черных чудовищ. Тьма пробудит ночных зверей, и они повылезают из своих подземных нор, чтобы ходить по городу и искать добычу. Из них белые звери самые опасные, потому что они не звери вовсе.
Шум волн бил по ушам, и Том увидел, как вода подступает к его ногам и обелиску. Недолго думая он кинулся прочь в сторону летнего сада, и только оглянувшись, увидел, как щупальца волн взмывают вверх и обвивают Иглу Клеопатры, чтобы вновь унести её на дно.
Том решил, что нужно ехать домой и направился к станции Темпл. Люди, идущие по улице ему навстречу, казались ненастоящими, будто были ходячими куклами, а вовсе не живыми существами. Осмелев он подходил к одному, потом к другому, пытаясь заглянуть каждому в глаза и задавать вопросы, но люди только шли своей дорогой, не реагируя на его присутствие, и от того происходящее вокруг еще больше казалось ненастоящим.
К окну проехавшего мимо омнибуса кто-то приклеил записку с неаккуратно выведенными жирными буквами: «Прими дар мудреца».
— Мудрецы, философы, маги, волшебники… — брюзжал голос, неустанно следуя по пятам. — Принимай, если дадут. Не отказывайся.
Том шёл и шёл, а дорога до станции всё не кончалась.
— Лучше проводи меня домой, — попросил голос.
— Куда?
— Вот сюда, налево.
Том посмотрел в узкий переулок и без лишних раздумий ступил в темноту. Высокие здания по обе стороны заслоняли небо и угрожающе нависли своими крышами прямо над головой.
— Разве здесь можно жить? — удивленно спросил Том.
— Нет, здесь жить нельзя. Я часто спускаюсь к реке. Крики студентов в анатомическом театре так утомляют.
Стоило Тому только услышать о театре, как он тут же оказался в аудитории, где скамейки замыкались кругом и каждый следующий ряд возвышался за предыдущим. Внизу, словно в яме стоял стол, накрытый грязной от крови простыней. Том сразу понял, что под ней, и поспешил покинуть жуткую комнату. Он шел по кругу вдоль стены, но дверь в этой аудитории словно никогда не существовала. Паника овладела разумом, когда снизу послышались шаги — кто-то еле переставлял ноги, а ступни все равно прилипали кожей к полу.
— Представь, что дверь есть, — предложил голос.
И этот совет оказался действенным. Том вышел в бесконечный коридор, где вдоль стен стояли высокие полки с многочисленными склянками, а в них плавали законсервированные органы и эмбрионы-уродцы. Глаза из банок внимательно следили за каждым движением Тома, а уши разворачивались раковинами в его сторону.
— А вот моя левая почка, — раздалось за спиной.
Тёмный комочек стал наматывать круги в формалине, подражая собаке, которая крутит хвостом при встрече хозяина.
Отрезанные части тел совсем не пугали Тома, просто они слишком надоели ему своим бесконечным количеством. Стоило ему об этом подумать, как коридор тут же кончился.
