— И что же, по вашему мнению, нужно для обретения бессмертия?

— Кто знает? — пожал плечами профессор. — Всю историю существования человечества самые дерзкие умы бьются над этим вопросом. Вот брат моего прадеда, например, создал эликсир бессмертия из крови и костей мертвецов.

— Бог ты мой!.. — тихо воскликнула леди Грэй.

— Правда, умер он от инсульта, — тут же добавил Книпхоф и бодро заключил, — но главное не результат, главное — стремление.

— А вы, оказывается, оптимист, — попытался пошутить сэр Джеймс.

— Я - ученый, как и мои предки, — произнёс светящийся гордостью старик. — И кому как не мне продолжать их начинания.

— Вы, стало быть, тоже ищете рецепт бессмертия? — в надежде вопросил сэр Джеймс, но профессор только отмахнулся:

— Меня не интересуют столь вульгарные эксперименты. И брата моего прадеда они тоже не интересовали. Он просто подходил к делу нестандартными методами. Например, считал, что с помощью пары воронок можно устроить между телами обмен душами.

— Каких воронок?

— Откуда мне знать, какие воронки он имел в виду? — проворчал профессор Книпхоф. — Может метафизические, может кухонные. Главное, он искал и не сдавался.

— Как же звали вашего родственника? — поинтересовалась Элен Грэй. — Может мы слышали о нем?

— Иоганн Диппель. Правда, он любил добавлять к своему имени титул «Франкенштайнский» по названию замка, где родился.

Повисло гробовое молчание. Если старик и шутил, то шутка явно не удалась.

— А что такого? — нахмурился Книпхоф. — Да, брат моего прадеда экспериментировал с человеческими останками, чем и был известен современникам. И он не виноват, что вдова вашего поэта Шелли написала о нём свою страшную сказку. Иоганн Диппель в первую очередь был экспериментатором, а не теоретиком. В интересах науки он искал предел возможного. Только поэтому нельзя считать его работу аморальной.

После оправдательного пояснения Книпхофа у некоторых из присутствующих уже сложилось впечатление о профессоре, как о старом маразматике и сумасшедшем ученом вроде того книжного доктора Франкенштейна.

Неожиданно в комнату ворвалась обеспокоенная горничная.

— Сэр Джеймс… там полковник… он ранен…

Грей пулей выскочил в коридор.

Тяжело облокотившись о стену, пред ним предстал изможденный мужчина в испачканной промокшей одежде, прижимая руку к окровавленному животу.

— Простите, сэр Джеймс, я не стал бы вас беспокоить, но, боюсь, в поезд меня в таком виде не пустят.

Поднялась суета: слуги метались из комнаты в комнату, гости вышли на подмогу, и в считанные минуты, не смотря на активные протесты полковника, увели его наверх, спешно уложили на кровать и обнажили торс.

— Очень плохо, — покачал головой старичок, — наверняка, глубокий разрыв паренхимы.

— Прошу, — выдавил полковник, — не надо этих умных слов.

— Профессор Книпхоф, — пояснил сэр Джеймс, — известный баварский анатом.

— Нет уж. Покорнейше благодарю, но я очень даже жив.

— Бросьте это ребячество, полковник, — осадил его Грэй. — Дайте компетентным лицам вам помочь.

А профессор Книпхоф всё продолжал внимательно изучать рану полковника и, оглядев старый шрам на животе, заметил:

— Кажется, вам уже вспарывали селезенку. Какая интересная форма рубца. Где вы его получили?

— Я боевой офицер, — сквозь зубы процедил полковник Кристиан.

Тут же к постели подошел другой гость сэра Джеймса и со знанием дела принялся осматривать рану.

— Меня зовут доктор Метц, — представился он, — я практикующий хирург.

А в комнате уже появилась миска с водой, белые простыни и бутылка виски. Увидев, что приготовления к операции закончены, а оба медика готовы приступить к делу, сэр Джеймс поспешил покинуть комнату.

— Думаю, вам стоит выпить, — обратился к раненому доктор Метц.

— И не уговаривайте, — сопротивлялся полковник.

Метц достал из кармана небольшой несессер, внутри которого компактно уместились все необходимые хирургу инструменты: ножницы, скальпели, зажимы, иглы — и стал их со знанием дела перебирать.

— Нет, нет, — запротестовал за его плечом старик Книпхоф, — это никуда не годится.

Анатом тут же протянул внуку свой несессер, где оказалось куда больше мудреных приспособлений, от одного взгляда на которые, полковнику поплохело, а в голове завертелись два слова: «пытки» и «Инквизиция».

— Вы всегда носите это с собой? — удивленно спросил он профессора.

— А как же! — воскликнул бойкий старичок. — Медик всегда должен быть готов оказать помощь.

Операция началась. Полковник мужественно терпел боль и прикосновения холодной стали. Профессор Книпхоф непрестанно напутствовал доктора Метца по-немецки, пока тот молча производил свои манипуляции. Хоть полковник и знал язык, но их разговор не стал ему понятнее. Знакомыми словами оказались только «вены», «остановить» и «желчь». Особенно настораживала фраза доктора Метца: «кровь слишком черная».

Подцепив пинцетом осколок стекла, хирург удивленно вынул его из раны.

— Может, стоит пригласить полисмена?

— Не нужно, — глухо ответил пациент.

— Как же нет? Или вы скажете, что сами были неаккуратны и порезались?

— Я предпочту ничего об этом не говорить.

Доктор Метц и не настаивал. Дед продолжал комментировать каждое его движение, и было заметно, как внук тяготится столь пристальным вниманием.

Полковник почувствовал дурноту только в тот момент, когда Метц вынул из раны кусок чего-то похожего на часть печени и шмякнул его в пустую миску.

— Вот и замечательно, — отозвался профессор Книпхоф. — Остались швы, тампонада и повязка.

Только когда Метц, наложил последний шов, Книпхоф со спокойной душой покинул комнату.

— Я вижу, — заметил доктор, обращаясь к полковнику, — вы не любите врачей.

— Нет. Я просто не люблю, когда копошатся в моем животе. А так, у меня нет предрассудков на счёт вашей профессии.

— Удивительно, что вы вообще до сих пор в сознании, с такой-то кровопотерей. Кстати, у вас нет каких-либо заболеваний?

— Что вы имеете в виду?

— Ваша кровь выглядит очень нехарактерно.

Полковник устало прикрыл глаза.

— А что по этому поводу сказал профессор Книпхоф?

— Ничего, — тихо ответил доктор Метц. — Отдохните, вам нужен сон.

Полковник и с этим был не согласен.

— Пожалуйста, позовите сэра Джеймса. Мне срочно нужно с ним переговорить.

Метц возражать не стал, ибо успел понять, что спорить с полковником совершенно бесполезно.

Вошедший в комнату Джеймс Грэй всем своим видом излучал недовольство.

— Профессор Книпхоф показал мне, что было в вашей ране. Он даже определил по кривизне осколка, что принадлежал он бутылке из-под шампанского. А я даже догадываюсь, что было в той бутылке и куда вы с ней ходили.

— Да, — тяжело дыша, признал полковник, — я прошел через подземную дорогу в северный под-Лондон, и не ради праздного любопытства, а исключительно по делу, которое вы мне поручили.

— Да что вы говорите? — ехидно произнёс Грэй и присел на стул напротив кровати.

Но полковник решил не реагировать на его раздражительность и продолжил доклад:

— Я встретил белого, он был довольно разговорчив, но только о пришлых саксах.

— Скажите, полковник, вам так опостылело общество нормальных людей, что стало приятно беседовать о завоевании Британских островов с подземными голодранцами?

— Вы несправедливы, — возразил полковник, — тот, кого я встретил, коренной житель этой страны.

— Это он вам так сказал? Ради Бога, верьте, если хотите. Полагаю, кровопийца, пырнувший вас осколком вашей же бутылки, заслуживает доверия.

— Он говорил о какой-то индианке, и что я должен встретить её в под-Лондоне. Похоже, так оно и случилось.

— Забудьте! — отрезал Грэй. — Я запрещаю вам ввязываться в подобные авантюры. Слышите, полковник, забудьте про лондонские подземелья. Когда-нибудь вы оттуда не вернетесь. А мне что прикажете без вас делать? Нет, нет, лечите свои раны.