— Ну, вот мы и на месте, дружище. Пока все идет превосходно. Давай суп, я проголодался.

Кьюп обескураженно покачал головой.

— И ты собираешься любить эту женщину, Аполлон? Неужели у тебя получится?

— Дело есть дело, Кьюп. Она богата, а мы бедны. Ей нужна любовь, мне — деньги. Мы совершим справедливый обмен. Она будет расплачиваться за то, что получит. Я буду работать за плату. Уверяю тебя, это будет нелегким делом.

Кьюп все еще недоверчиво качал головой.

— Я встретил в кухне настоящую красотку по имени Кэнди. Она — женщина слуги Драмжера: она показала мне их двуспальную кровать в комнате по соседству с моей. Вот бы переспать с ней! Уж больно она красивая, Аполлон.

— Вот стану здесь хозяином — и ты ее получишь. Расскажи мне, что это за местечко.

Аполлон оглядел комнату, обставленную тяжелой дорогой мебелью из красного дерева. По углам кровати высились резные стойки, в углу поблескивал зеркалом величественный шкаф, на полу лежал дорогой ковер, окно было занавешено пышными гардинами. Все, несмотря на пыль и неопрятность, свидетельствовало о богатстве.

— Дом большой, — начал отчет Кьюп. — Красивый дом! Большое стойло, большая карета. Но в доме грязновато. Правда, в кухне чистота. С этой толстухой, Лукрецией Борджиа, тебе надо быть настороже. Она не такая безмозглая, как белая хозяйка. Можешь соблазнить белую, но и о цветной не забывай. Помяни мое слово: она здесь заправляет, а миссис Софи поступает так, как она скажет.

В дверь постучали. Аполлон поспешно принял лежачее положение, жестом попросил Кьюпа не торопиться и закрыл глаза. Кьюп открыл дверь и увидел Софи. Она переоделась в более приличное и опрятное платье и сделала прическу.

— Я хотела удостовериться, что вам ничего не нужно. — Она замялась, не смея переступить порог.

Кьюп приложил палец к губам и прошептал:

— Спасибо, миссис, мэм. Хозяин уснул. Ему гораздо лучше. Можно мне прикорнуть на полу рядом с ним? Я могу понадобиться ему среди ночи.

— Я не позволяю слугам ночевать в этих комнатах. — Софи отошла от двери. — Моя комната — соседняя, я услышу, если он позовет.

— Премного вам благодарен, миссис, мэм. — Кьюп погасил свет и вышел за ней следом. — Как же захворал мой хозяин!

— Утром ему полегчает, но ему придется соблюдать постельный режим не меньше недели. Сходи-ка на кухню и передай Кэнди, чтобы поднялась помочь мне. А сам ступай спать. Драмжер объяснил тебе, где твое место?

— Да, мэм, миссис, мэм.

— Ну, так ступай. — Она подождала, пока он спустится и скроется в кухне, после чего неслышно отворила дверь в комнату Аполлона и подошла к его кровати. Он притворился крепко спящим. Она долго стояла над ним, пожирая его глазами, а потом с проворством, неожиданным для такой полной особы, нагнулась и прикоснулась губами к его лбу. После этого она попятилась к двери, не в силах отвести от него взгляд.

«Он гораздо красивее Занзибара, — сказала она себе, — и не уступает ему силой и ростом. Никогда в жизни я не видела таких красивых мужчин! Жаль, что он болен. Нет, наоборот, хорошо! Надеюсь, что он никогда не поправится. Как мне хочется за ним ухаживать и не позволять покидать отцовскую постель!»

На протяжении следующей недели Аполлон страдал не меньше, чем если бы был взаправду болен. Здоровому мужчине неделя в постели на положении тяжелобольного грозит нешуточным упадком сил. Его оставляли одного только тогда, когда он делал вид, что вот-вот провалится в сон. Тогда он заставлял Кьюпа караулить дверь, сам же вскакивал и начинал расхаживать по спальне, как зверь по клетке. При этом он не мог чувствовать себя в полной безопасности: в любую минуту в дверь могли постучать, что возвещало о появлении Софи с кастрюлькой тошнотворной кашицы или блюда повкуснее, над которым она колдовала вместе с Лукрецией Борджиа. Последняя проявляла не меньше усердия, чем Софи, и тоже почти не отходила от пациента.

Его комната содержалась в образцовом порядке. Пыль и запущенность остались в прошлом. Под надзором Лукреции Борджиа Кэнди драила пол, а Драмжер, выполняя распоряжение Софи, ежедневно натирал мебель лимонным маслом и скипидаром, доводя поверхности до зеркального блеска. Лукреция Борджиа постоянно меняла простыни и наволочки, Софи расставляла всюду вазы со свежими розами и цветами олеандра. Аполлон подозревал, что был бы больше предоставлен самому себе, если бы разбил лагерь в холле отеля «Сент-Луис» — так назойливо сновали взад-вперед его доброхоты.

Ему редко предоставлялся случай побеседовать с Кьюпом, а в счастливые минуты уединения им приходилось заговорщически шептаться. Аполлону не терпелось побольше выведать о Фалконхерсте и его богатствах. Окно спальни выходило на заросший сад и на лужайку, на которой росли одни сорняки; этим вид исчерпывался. Пока Аполлон не увидел ничего, что свидетельствовало бы о том, что он попал в чертог богатейшей женщины американского Юга. Впрочем, самые внушительные имения на Юге являли теперь картину упадка, что объяснялось нехваткой рабов и дефицитом материалов. До войны в хозяйстве масштаба Фалконхерста трудилось несколько сот рабов. Кьюп докладывал, что дом велик и богато обставлен, что в столовой можно ослепнуть от блеска серебра, а в гостиной — от сверкания драгоценных хрустальных канделябров. Добротными были также конюшни, амбары, мастерские и невольничий поселок неподалеку от Большого дома.

— А как насчет знаменитых фалконхерстских рабов? — допытывался Аполлон.

На этот вопрос Кьюп затруднялся ответить. Кое-кто остался, уверял он Аполлона. Примерно — тут он прибегал к вычислению на пальцах — два десятка хижин были заняты; в каждой обитали мужчина, женщина и выводок ребятишек. Однако длинные бараки для несемейных мужчин и женщин пустовали, как и родильное отделение. Жители невольничьих хижин возделывали всего несколько клочков земли. В конюшне орудовал некто Большой Ренди, которому помогал другой негр по имени Сэмпсон. Однако, по наблюдениям Кьюпа главным в конюшне был некто Занзибар, конюх миссис Софи, который почти каждый день совершал с ней конные прогулки. Помимо этой публики Кьюп обнаружил трех-четырех чернокожих женщин, трудившихся в прядильне, некоего Малахию, плотника, и Джуда, присматривавшего за птицей. Все они слушались Брута — седеющего негра средних лет. Полная миловидная особа по имени Жемчужина, мамаша Драмжера, жила в отдельной хижине с другим своим сынком, братом Драмжера, по имени Олли. Кьюп докладывал, что эта хижина выгодно отличается от прочих, поскольку Драмжер украшал ее рухлядью, не находившей применения в господском доме.

Однако оставался вопрос, куда подевались настоящие фалконхерстские рабы, те, которых ежегодно продавали на новоорлеанском аукционе по баснословной цене?

Кьюп брался ответить и на это: чуть дальше по дороге возникло поселение под названием Новый Поселок. Хижины в нем Кьюп не смог сосчитать; все населяющие его мужчины, женщины, даже дети трудились на фалконхерстских землях. Аполлон решил, что это и есть фалконхерстские рабы. Как видно, Софи собиралась пустить их на продажу после войны, а пока позволяла кормиться самостоятельно. Замысел был совсем неплох; из этого следовало, что Софи куда умнее, чем казалась на первый взгляд. Ведь таким образом она могла не тратиться на содержание поголовья; после завершения войны она сможет сбыть их по самым высоким ценам, какие только можно будет за них запросить.

Так была решена проблема рабов, не занятых в Большом доме. Непосредственно в доме трудились Лукреция Борджиа, Драмжер, паренек по имени Пип, Кэнди — все они были Аполлону известны, а также, по сведениям Кьюпа, кухонная прислуга Маргарита, оскорблявшая своей неприглядной внешностью зрение домочадцев. Драмжер рассказывал, что от нее пытались избавиться, но из этого ничего не вышло; он лично отвез ее как-то раз в Бенсон и оставил там, но она сама нашла дорогу обратно. Пересказывая эту историю, Кьюп печально качал головой. Таких уродин и ему никогда не приходилось встречать; заячья губа даже не позволяла ей внятно говорить. К тому же несчастная прониклась симпатией к Кьюпу, он же положил глаз на Кэнди, жившую с Драмжером. Та давала ему понять, что не отвергла бы его ухаживания, не будь рядом Драмжера.