Война все изменила. Конечно, женитьба белой и черного не стала более обыденным делом. Однако негров более не считали животными. В глазах северян они были точно такими же людьми, как белые. Скажем, с точки зрения капитана-северянина, заявившегося к ним накануне вечером, Драмжер был ровней любому белому.

Предположим, она выйдет за Драмжера, вернее, позволит ему на ней жениться. Каким станет после этого ее положение? Во-первых, он будет принадлежать ей: что бы он ни затеял и какую бы негритянку ни возжелал, она останется первой претенденткой на его внимание. Что касается ее положения в округе, то какое это имеет значение? В Бенсоне и на окружающих плантациях не было ни одного человека, чье мнение что-либо значило бы для нее и кто хоть немного беспокоился бы о ее престиже. Пусть болтают, что им вздумается, она и ухом не поведет. У нее будет ее Драмжер, а это было важнее, чем что-либо еще в целом свете.

Но вот вопрос: может ли она, Софи Максвелл, дочь Хаммонда Максвелла, сочетаться браком с чернокожим рабом? Его мать — Жемчужина, негритянка из племени мандинго, отец — Драмсон; ей вспомнилось далекое время, когда Драмсон стал объектом ее посягательств. Как-то раз, оказавшись вместе с ним в кладовой дворецкого, она не удержалась и занялась исследованием его тела на ощупь, едва не падая в обморок от вожделения. Потом Драмсон расстался с жизнью, спасая ее отца, он покоится на семейном кладбище, под мраморным обелиском. Выходит, отца Драмжера никак нельзя считать рабом, иначе он не удостоился бы столь почетного захоронения, рядом с могилами белых.

Драмжер тоже отличался от других рабов. Он был полной противоположностью Занзибару, который имел внешность животного, ревел, как животное, и, как животное, отправлял половую потребность. Разве таков Драмжер? Нет, в нем присутствовала некая утонченность. Ему случалось проявлять к ней доброту — ласку, предупредительность, заботу; ему хотелось, чтобы она заботилась о себе, нарядно одевалась, наводила красоту. И наконец, самое главное: ребенок, копошившийся в ее чреве, был плотью от плоти Драмжера!

Ребенок! Как она поступит с ним, когда он появится на свет? Утопить беспомощного малютку она не сумеет. Но что с ним станет, если она сохранит ему жизнь? Он не будет ни белым, ни черным, от него все отвернутся. А разве от нее самой не отворачивались, пока она была ребенком? Ее захлестнула волна жалости к себе, а через минуту кольнула жалость к неродившемуся младенцу. Вряд ли Драмжер станет заботливым отцом: черные самцы не обращают внимания на молодняк. Впрочем, и в этом Драмжер был не таким, как остальные. Судя по всему, этот ребенок был для него желанным. Он будет его любить, особенно если его признают родным отцом.

И все-таки, все-таки… Мыслимое ли дело — выйти замуж за Драмжера? Неслыханное падение! Однако мысль о том, что она может его лишиться, была еще более невыносимой. Она одна-одинешенька, в мире некому о ней позаботиться, не считая Драмжера.

Ей стало нехорошо от мысли об одиноком прозябании в Большом доме, в окружении теней прошлого — отца, Августы, Лукреции Борджиа, Аполлона, Кьюпа, Кэнди, Драмсона, Регины, Бенони, Мида, Жемчужины, Старины Уилсона, Дадли и произведенных ею самой на свет двоих детей, а также всех несчетных чернокожих обоих полов, когда-то считавших Фалконхерст своим домом, а теперь разбежавшихся в разные стороны.

Ее охватила паника. Она поспешно встала, наскоро причесалась, надела давешний розовый атласный халат. Комната Драмжера была пуста; Софи спустилась в кабинет. Драмжер оказался в кухне, и при виде его Софи облегченно перевела дух.

— У меня для вас хорошая новость, миссис Софи. Нам не придется венчаться у чернокожего проповедника. Капитан сказал, что сам объявит нас мужем и женой. Вот вернется из Бенсона и поженит нас. Для вас это лучше, чем стоять среди черномазых, ждущих венчания.

Она поблагодарила его взглядом.

— Уже сегодня?

— Да, вечером. Наверное, мне не надо больше называть вас «миссис Софи».

— Это событие надо отпраздновать. У нас осталось немного муки, сахару, изюму. Я велю Маргарите испечь свадебный пирог. Поллукс начистит серебро, а новая служанка приберется и вытрет пыль. К вечеру все будет сверкать, как новенькое!

— Большое спасибо, Софи! У меня есть дела в Новом поселке, но к женитьбе я поспею. Я буду в черном костюме Аполлона.

— А я — в белом платье, если только оно на мне застегнется. За фату сойдет Августина мантилья. У нас получится пышная свадьба, да, Драмжер?

— Фалконхерст снова станет плантацией семейства Максвеллов! Ты будешь миссис Драмжер Максвелл из Фалконхерста, а я — мистером Драмжером Максвеллом. Я теперь свободный человек, но нам-то с тобой известно, что я — всего-навсего невежественный ниггер. Капитан обещал научить меня уму-разуму, но и тебе останется работа, Софи.

— Я сама-то мало что знаю, Драмжер. Одно мне известно: мне не заказано выйти за тебя замуж. Ни одна белая женщина еще не становилась женой негра, значит, я буду первой. Я помогу тебе, если сумею.

Она неуверенно протянула руку и дотронулась до его руки. Он с улыбкой принял ее ласку.

— Какая у тебя приятная, прохладная рука, Софи! — Он довел ее до кухонной двери. — Мне пора. Но я скоро вернусь. Так и знай, миссис Софи: я обязательно вернусь!

— Эй, Маргарита! — зычно позвала она. — Веди сюда новую служанку! И лентяя Поллукса живо сюда! Сегодня у нас много дел!

Она отдавала приказания, совсем как в прежние времена. Предстояло испечь пироги, нажарить свинины, привести в порядок дом.

Драмжер надел белый пиджак Хаммонда, словно на него сшитый, и хорошо отстиранные белые брюки, принадлежавшие раньше Аполлону, которые облегали его ноги еще туже, чем ноги первоначального владельца. Сверкающие камушки в мочках ушей, хрустящая льняная рубашка, тщательно повязанный галстук, надраенные башмаки (тоже Аполлоновы) и широкополая панама того же происхождения с широкой черной лентой — все это превращало Драмжера в образцового щеголя, способного заткнуть за пояс любого окрестного белого. Он обильно полил волосы маслом, начистил зубы древесной золой, привел в порядок ногти. Ухоженностью и элегантностью этот жених ничем не отличался от плантатора довоенной поры. Гарцуя на вороном коне, в седле с серебряной инкрустацией, с черным кожаным хлыстом на запястье, он вызывал зависть у простаков в грубых штанах и домотканых рубахах, зато женщины взирали на него в немом обожании.

Драмжер оценил предусмотрительность Брута: тот велел вытащить из лавки стол и поставить его в тени развесистой лещины. Брут восседал за столом, наряженный в старый черный костюм, сохранившийся у него с фалконхерстских времен; рядом сидели новый проповедник и Большой Ренди. Посредине пустовал стул, предназначенный для Драмжера. Услужливые руки придержали его коня, толпа расступилась, пропуская его к столу. Он корректно поклонился Бруту, прежде чем сесть.

— Приветствую вас, мистер Родни, — проговорил он. — И вас, мистер Биггс, — добавил он, вспомнив про Большого Ренди.

— Добро пожаловать, мистер Максвелл, — важно, в тон Драмжеру откликнулся Брут. — Все ждут вас одного. Проповедник говорит, что можно переженить всех пара за парой, а можно и по шесть пар сразу — как захотите. Он уже взял себе фамилию — преподобный Джордан.

— Река, в которой был окрещен наш Господь, именуется Иорданом, — с поклоном пояснил священник.

— Тогда мы со священником пойдем первыми. Вписывайте ваше имя, преподобный. Как вас зовут?

— Преподобный Дэниел Джордан. Дэниелом меня и так называли, фамилию «Джордан» я взял себе сам.

— Тогда и у Памелы будет эта фамилия. Запишите ее, потому что она все равно не придет. Она ведь не выходит замуж, а остается в Большом доме, чтобы прислуживать миссис Софи, моей жене.

Брут в изумлении воззрился на Драмжера.

— Как ты назвал миссис Софи? Она — твоя жена?

— Мы с ней поженимся сегодня вечером. Нас распишет честь по чести капитан армии Соединенных Штатов. Приглашаю на свадьбу тебя с Беллой-Анни, мистера и миссис Рендолф Биггс, а также вас, преподобный отец. Приходите в Большой дом к семи часам; мы заключим брак, а потом отпразднуем это дело.