Усердно строча в амбарной книге, он хмурился, недовольный, что дело продвигается медленно. Поставив на странице уродливую кляксу, он негромко выругался, отбросил перо и вперил взор в две жалкие фигуры посреди кабинета. Блоссом опять пустила слезу.

Хаммонд прицелился пальцем в Драмжера.

— Тебе однажды уже дали попробовать плетки, а с тебя как с гуся вода! Штаны с тебя так и сваливаются. Ты что, возомнил, что можешь спать с кем угодно? Это вовсе не так, черт возьми! Когда мне нужно, чтобы девка была покрыта, я сам тебе об этом скажу. Ты еще недостаточно взрослый, чтобы размножаться. Такие парнишки, как ты, еще не вошли в сок. Когда от них беременеют наши женщины, потомство получается худосочное. Вот когда тебе исполнится восемнадцать, а еще лучше девятнадцать лет, тогда ты сможешь крыть одну за другой, только подбирать их для тебя буду я сам. Понятно?

— Да, сэр, масса Хаммонд, сэр. Только не брюхатил я ее! Не было этого.

— Это что же получается? Лукреция Борджиа утверждает, что это твоя работа. Блоссом тоже указывает на тебя. Чего же тебе еще? На Клариссу ты запрыгивал?

— Да, сэр, масса Хаммонд, сэр.

— Ну и что толку? Уж больно ты горяч, как и все мандинго. Такой нетерпеливый жеребец мне в доме ни к чему. Мало ли что ты еще выкинешь? Белые женщины не смогут чувствовать себя в безопасности, когда парень с кровью мандинго в жилах носится по дому, приспустив штаны. Мне недосуг тебя одергивать, так что лучше сам перестань трясти своим сокровищем перед носом у девок. — Он повернулся к Блоссом. — Так ты говоришь, это он с тобой спал?

Блоссом шмыгнула носом и попыталась взять себя в руки.

— Он взял меня силой. Ворвался ко мне в комнату среди ночи и залез в постель. Он угрожал убить меня, если я не уступлю. Он сильный, ему было нетрудно меня одолеть. Я боялась закричать, потому что он обещал убить меня, если я издам хотя бы звук.

— Вряд ли ему пришлось тебя насиловать. Я видел, как ты вертишь задом перед парнями. Твоей вины здесь не меньше, чем его, а то и больше, потому что ты сама его раздразнила, но это его не извиняет. Ему надо было научиться держаться от девок подальше.

— Лучше спросите ее, не Бенони ли ее обработал. — Драмжеру так хотелось доказать свою невиновность, что он совсем забыл о почтительности.

Хаммонд приподнялся за столом, его лицо покрылось красными пятнами.

— Ты еще будешь подсказывать, как мне поступить, щенок?

— Ой, простите меня, масса Хаммонд, сэр! Я просто хотел сказать, что это сделал Бенони, а не я, сэр.

— Бенони еще мальчишка. Ему это пока не под силу. Он еще небось забавляется сам с собой. Так что не плети мне про Бенони! — Он вышел из-за стола, подошел к двери и позвал: — Бенони!

В ответ раздалось:

— Иду, сэр, масса Хаммонд, сэр!

Хаммонд вернулся за стол. Когда Бенони спустился и вошел в кабинет, хозяин одобрительно оглядел грациозную фигуру смазливого паренька; Бенони был его давним любимчиком.

— Драмжер говорит, что это ты обработал Блоссом.

Бенони был поражен. Его глаза широко распахнулись, крича о полной невиновности.

— Ему бы помалкивать! Ведь мы спим с ним в одной постели, и ему отлично известно, что я еще никогда не спал с женщинами. Когда спишь с Драмжером, женщина и не понадобится! — Он скромно потупил глазки, сделав это постыдное признание, а потом торжествующе взглянул на Драмжера.

— Ума не приложу, о чем он толкует, масса Хаммонд, сэр. — Драмжер воинственно посмотрел на недруга. — Я не занимаюсь мальчишками, а уж тем более Бенони.

Хаммонд скорчил постную мину и жестом прогнал Бенони.

— Давно ты беременна, Блоссом?

— Лукреция Борджиа считает, что уже месяца три.

— Тогда тебе придется перебраться в женский барак. Не хватало только, чтобы ты расхаживала с пузом по дому. Поторапливайся!

Выпроводив ее, Хаммонд обратился к Драмжеру:

— Придется тебя как следует проучить. На этот раз тебя не пощадят. Просто отшлепать тебя уже недостаточно. Получишь десять ударов. Украшать тебя шрамами я не намерен, но урок тебе необходим.

Драмжер в страхе шагнул к столу. От перспективы получить десять ударов палкой, обшитой шкурой, бывало, падали духом и закаленные мужчины.

— Сжальтесь, масса Хаммонд, сэр! Это Бенони! Он вылез из кровати и проник в комнату Блоссом. Я все слышал через дырку в двери.

— Бенони не врет. Я еще ни разу не ловил его на лжи. А тебе ложь не поможет. Ты мне по душе, Драмжер, но есть у тебя изъян: уж больно ты охоч до женщин! Вообще-то твой родитель тоже был хорош. У вас, мандинго, такая гиря в штанах, что вы не можете иначе. — Он понизил голос и заговорил на удивление доверительно: — Понимаешь, Драмжер, так уж заведено: в Фалконхерсте выращивают племенных негров. Выводим мы их тут, вот какое дело. Если не заботиться о хорошем потомстве, то не получится добрых производителей. Вот и рассуди, могу ли я позволить таким парням, как ты, хозяйничать на плантации, заваливая тех девок, которые придутся им по вкусу. Стоит мне закрыть на это глаза, как начнется кровосмешение: мужчины станут крыть своих сестер, а то и матерей! Подожди годик-другой — и ты получишь от меня табун девок, среди которых не будет плосколицых уродин, вроде этой Блоссом. Я потому и поселил ее в Большом доме, что не хотел, чтобы у такой дурнушки появилось потомство.

Осмелев от дружеского тона Хаммонда, Драмжер решил побороться еще.

— Я больше не стану приставать к девкам без вашего разрешения, масса Хаммонд, сэр, только не велите бить!

— Нет, взгреть тебя придется. Это послужит примером всем остальным парням. Только на этот раз ты получишь не только за Блоссом, но и за ложь. Чтоб больше никогда не смел мне врать!

Драмжер смекнул, что, настаивая на своей невиновности, только навлечет на себя лишний гнев. Бенони одержал победу, а он остался в дураках. Ничего, наступит день, когда он с ним поквитается. Он мысленно дал клятву, что не успокоится, пока не отомстит за свой срам.

Хаммонд поднялся, и это было сигналом, что Драмжеру пора покинуть кабинет. В коридоре он столкнулся с Региной, которая посмотрела на него с непритворной печалью.

— Мне очень жаль тебя, Драмжер, можешь мне поверить.

Его так и подмывало сказать ей, что во всем виноват ее сынок Бенони, однако выражение ее глаз заставило его сдержаться. Он тоже пожалел ее. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Ты очень похож на своего отца, Драмжер. Наверное, вы похожи не только внешне, и ты не мог не сделать с Блоссом того, что сделал. Это для вас так же естественно, как дышать.

Вздохнув, она побрела прочь. Он какое-то время стоял неподвижно, глядя ей вслед. Она знала его отца — доказательством этого служил проклятый Бенони. Драмжеру очень хотелось узнать, каким был человек, благодаря которому он появился на свет. Как жаль, что легендарного Драмсона больше нет в живых!

Остаток утра прошел в испуганном ожидании неизбежной развязки — порки. Однажды ему уже пришлось попробовать кнута, и он знал, что в этом нет ничего хорошего. Он помнил мучительную боль и знал, что на этот раз его ждет кое-что похлеще. Он дрожал от мысли о физическом страдании, однако еще больше, чем предстоящая страшная боль, прожигающая тело насквозь, как раскаленные угли, и последующие мучения, его терзала мысль о том, что его накажут за преступление, которого он не совершал. Удовольствие получил Бенони, но ему удалось спасти шкуру. Драмжер никак не мог смириться со столь отъявленной несправедливостью. Бенони каким-то образом удалось принудить Блоссом выгородить его; скорее всего, она была в него влюблена. А как же те недолгие объятия в коридоре, когда она дала понять Драмжеру, что небезразлична и к нему? Ведь тогда она подобно ему дала волю рукам, и он знал, что она осталась довольна тем, что нащупала. Если бы впоследствии ему предоставилась возможность доказать свое превосходство над Бенони, она бы полюбила его вдвое крепче. Но все обернулось иначе.