Гааз убеждал людей не злословить по поводу ближнего, не смеяться над его несчастьями и никогда не лгать. «Самый верный путь к счастью, — писал он, — не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми».
Зададимся вопросом: а много ли среди нас, русских, таких, как немец Гааз, и все ли мы поступаем по-христиански в отношении других людей?..
А знакомо ли вам имя Альфонса Романовича Варгаса де Бедемара? Если вы никак не связаны с лесоустройством, то, конечно, нет. Этот датчанин из 86 лет своей жизни 61 год трудился в России и удостоился за свои труды семи российских орденов, в том числе ордена Св. Анны трех степеней. Альфонс Романович Варгас де Бедемар многое сделал, чтобы ширились и шумели российские леса.
Капитальный труд «Каталог флоры средней России» составил другой иностранец, но вполне обрусевший Василий Яковлевич Цингер.
Первым историком русского искусства был немец Якоб Штелин, родившийся в небольшом южногерманском городке Меммингене. Учился он в Лейпциге. Директор петербургской Академии наук И. А. Корф (тоже немец?) пригласил его в Россию, где он прожил 50 лет. Штелин многое сделал для русского искусства и упокоился в Петербурге на Волковом кладбище, покинув сей бренный мир 25 июня 1785 года.
Адмирал царя Петра I Корнелиус Крюйс тоже закончил свой жизненный путь в Петербурге (его прах был перезахоронен в Амстердаме). Как он попал в Россию? Очень просто. Молодой царь предложил Крюйсу должность вице-адмирала своего флота с окладом в три раза больше, чем тот имел в Голландии. И Корнелиус легко поменял родину, более того, завербовал для русского флота еще около 500 моряков различного ранга — от капитанов и штурманов до матросов, которых доставил в Россию морем через Архангельск. Легко предположить, что все голландцы вскоре обзавелись русскими подружками и семьями. Пошли дети русско-голландского происхождения… А что касается Корнелиуса Крюйса, то он 30 лет служил в России и активно участвовал в проведении петровских реформ, и в частности на флоте. Стал одним из составителей «Морского устава» (1720). Как написал биограф адмирала: «От Бога дан был ему великий дар организатора. Широкий ум и необыкновенная энергия засверкали особыми красками именно в России».
Прибавим и еще одного голландца, которого в России величали как Андрея Андреевича Виниуса, ближайшего сподвижника Петра I. Дипломат и металлург, оружейник и навигатор, фортификатор и артиллерист, знаток почтового дела и глава Аптекарского приказа, геолог и интендант, Виниус был и видным экономистом своего времени. Где он мог раскрыть свои таланты? Только в России! Именно Андреем Виниусом была осуществлена первая государственная программа развития металлургического производства на Урале и в Забайкалье, крайне необходимая России.
Вспомним и появившихся в России при Петре I голландских купцов Адольфа и Ивана (?) Гутманов, которые сначала открыли торговый дом в Вологде, а осев в России — и в Ярославле.
А теперь перенесемся в XIX век. Как отмечает Даниил Гранин, «Петербург — это заводы Сименса, Лаваля, Эриксона, Нобеля. У нас были сотни иностранных предприятий, и город процветал…» (ЛГ, 1998, 18 ноября).
В 1830-е годы англичане Ригли и Гоппер открыли «механическое заведение для приготовления машин». Оно выросло в один из крупнейших заводов Москвы. Первые паровые машины. Завод Гоппера, впоследствии Михельсона, а ныне электромеханический завод им. Владимира Ильича. Хотя, возможно, его уже и переименовали…
Пошли по заводам? «Серп и молот». А раньше завод Гужона. Француз Юлий Гужон приехал в Россию в 1870 году и быстро сделал здесь предпринимательскую карьеру. С 1907 по 1917 годы был бессменным председателем Московского общества заводчиков и фабрикантов. Его Московский металлургический завод (ММЗ), в просторечье именовавшийся «Гужоновским», был одним из лучших в России.
И сегодня многим не нравится капиталистический путь развития России, и тогда, во времена Гужона, были недовольные. Но Гужон говорил:, «И русский народ не смог избежать и не избежит в своем экономическом развитии той исторической дороги, по которой шли его соседи, и никакими усилиями, никакими искусственными мероприятиями не остановить движения России к промышленной эре».
А сегодня — к технотронной.
Юлия Гужона тревожила ограниченность внутреннего рынка России: «Известно, как ограничены потребности русского человека; благодаря своей темноте и неразвитости он доводит их до минимума, сводя к тому, чтобы быть только сытым, об удобствах же, о запросах ума он имеет смутное лишь представление…»
И еще о менталитете российского народа: «Чем ниже уровень умственного развития страны и ее граждан, тем менее продуктивен их труд и тем более ограничены их жизненные потребности. Однако есть минимум труда и минимум потребностей. У русского обывателя из народа, к сожалению, минимум потребностей, и в этом отношении идти ему далее некуда, если он хочет жить, хочет существовать; работает он также лишь столько, сколько нужно ему, чтобы не умирать с голоду…»
Как вам такая оценка? Правильна она или нет? На мой взгляд, правильна. Более того, за годы советского правления у людей совсем отбили охоту трудиться по-настоящему: власть делала вид, что платит рабочим, а те делали вид, что работают.
Юлий Петрович Гужон был вообще пропитан проамериканскими настроениями, он был слишком богат, чересчур западник и, разумеется, не мог избежать черной зависти. Он ушел от мести большевиков, но его настигла смерть от офицеров белого движения на юге. В один из декабрьских вечеров 1918 года в Ялте, у себя на даче, Юлий Гужон был убит в присутствии своей семьи офицерами-добровольцами из отряда полковника Гершельмана.
Бессмысленно и жестоко? Но зато по-русски…
Лювпгу Кнопу повезло больше: он скончался от старости еще до революционных разборок, 16 августа 1894 года. Сегодня кто знает Кнопа? А когда-то была даже поговорка: «Где церковь — там поп, а где фабрика — там Кноп». Предприимчивый уроженец немецкого города Бремена, Людвиг Густав Иоганн Кноп прибыл в Россию в нежном 18-летнем возрасте в качестве помощника представителя манчестерской фирмы «Де Джерси» для оживления здесь сбыта английской пряжи. Шел 1839 год. Людвиг Кноп был быстр и сообразителен и сразу понял, что в Москве главное — неформальные отношения с клиентами и заказчиками. Он быстро научился пить водку, но при этом никогда не пьянел. За водкой и делались дела. Сначала ему удалось оборудовать английскими машинами фабрику Саввы Мамонтова, затем последовали Реутовская, Гусевская и другие фабрики.
Первые машины, выписанные при посредничестве Кнопа, прибыли с полным комплектом специалистов не только для сборки и установки оборудования, но и для работы на нем. По мнению многих современников, именно появление с машинами целой колонии англичан решающим образом повлияло на дальнейший успех Кнопа. Заказы Льву Герасимовичу, как стали звать Кнопа в России, посыпались со всех сторон. К концу жизни немецкого предпринимателя насчитывалось 122 «кноповские» прядильные фабрики. Торговал Кноп и хлопковым сырьем.
Был ли Кноп эксплуататором или, наоборот, благодетелем? Вопрос этот чисто риторический. Людвиг Кноп перестал быть для России иностранным чужеродным элементом, он сделался частью отечественного национального истеблишмента.
Вписалась в российскую экономику и реалии и семья предпринимателей Прове. Один из династии, Иван (Иоганн) Карлович Прове, родом из прусского города Торн стал сотрудничать с Людвигом Кнопом. С 1883 года он возглавил дирекцию знаменитой Кренгольмской мануфактуры. Иван Карлович Прове не только ковал деньги, скупал недвижимость в Москве, но занимался и благотворительностью. Вот что писал о нем в дневнике Иван Цветаев, основатель Музея изящных искусств имени Александра III, а ныне — Пушкина:
«Нынешний день был очень счастливым (1 марта 1898 года. — Ю. Б.). Виделся с Ив. Карл. Прове, который оказался человеком очень любезным и расположенным к Музею… Он признал особую полезность нашего музея и обещал взять стоимость целого зала на себя… Разговаривали мы с Прове о том, почему русские капиталисты и природные москвичи, вроде Саввы Морозова, не идут к нам в Комитет и отказываются помогать возникновению Музея, тогда как московские же коммерсанты с западноевропейскими фамилиями, напротив, охотно принимают участие в нашем деле, вызывающем их на материальные жертвы. Причина одна: большая культурность иностранцев в сравнении с нами. Наши купцы — большей частью, внуки простых мужиков — иностранные же коммерсанты имеют за собой, во всяком случае, более культурных предков».
