Улыбнулись? Ну и прекрасно. А были еще Котляревские — Александр, славист, историк литературы, и Нестор, литературовед, публицист, первый директор Пушкинского дома, сын Александра Котляревского. Все они из дворян Полтавской губернии. Но не поэты, а мы вроде говорили о поэтах. Тогда вдогонку — Платон Ободовский — из старинного шляхетства польского. В 1840 году Ободовский был награжден золотой медалью «За успехи в Российской словесности».
Так что представители многих национальностей активно трудились на ниве русской поэзии. А теперь вернемся к прозаикам.
Мастера пера
Не трогаем Салтыкова-Щедрина, Аксаковых, Хомякова, Писемского и других русских писателей без примеси иностранной крови. И все же трудно удержаться, чтобы не привести отрывочек из «Писем к тетеньке» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина: «Ах, тетенька, тетенька! Как это мы живем! И земли у нас довольно, и под землей неведомо что лежит, и леса у нас, а в лесах звери, и воды, а в водах рыбы — и все-таки нам нечего есть!»
Сатирик убойной силы.
А вот выдержка из письма Ивана Аксакова (1855 год): «Ах, как тяжело, как невыносимо тяжело порой жить в России, в этой вонючей среде грязи, пошлости, лжи, обманов, злоупотреблений добрых малых-мерзавцев, хлебосолов-взяточников… Чего можно ожидать от страны, создавшей и выносящей такое общественное устройство, где надо солгать, чтобы сказать правду, надо поступить беззаконно, чтобы поступить справедливо, надо пройти всю процедуру обманов и мерзостей, чтобы добиться необходимого законного…»
Суровые слова. Жестокие. Такие же, как и у Александра Сухово-Кобылина: «Богом, правдою и совестью оставленная Россия — куда идешь ты в сопутствии твоих воров, грабителей, негодяев, скотов и бездельников…»
Это только часть критических высказываний в адрес России и русских, но даже они, я это чувствую кожей, вызывают у многих раздражение, а то и просто гнев. Гнев, по их мнению, праведный, ибо патриоты видят в своей родине только прекрасное, они считают, что русские — самые лучшие люди в мире, и хвалят страну и восхваляют самих себя безмерно.
В «Словаре сатаны» Амброза Бирса сказано: «В знаменитом словаре доктора Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяев. Со всем должным уважением к высокопросвещенному, но уступающему нам лексикографу, мы берем на себя смелость назвать это прибежище первым».
Но что Бирс! Наш Гоголь в не менее знаменитой «Переписке» отмечал, что в «обыкновенной любови к отечеству» есть опасность «отозваться притворным хвастаньем»: «Доказательством тому наши так называемые квасные патриоты: после их похвал, впрочем, довольно чистосердечных, только плюнешь на Россию!»
Действительно, если переложишь сахару да возьмешь еще мармеладу и добавишь изюма, то во рту станет горько.
Однако продолжим прогулку по залам национальной галереи, протянувшейся от «Белых вод до Черных», «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая».
Алексей Константинович Толстой, писатель, драматург, поэт. Да, тот самый, который написал стихотворную историю России:
Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка только нет…
В 1869 году А. К. Толстой написал о себе: «Я западник с головы до ног, и настоящий славизм западный, а не восточный». Бунин в очерке о Толстом отмечает: «Это в его устах значило: Русь Киевская, с Святогором, с Феодосием Печерским. «Собирание» земли, — писал Толстой, — …собирать хорошо, но что собирать? Когда я вспоминаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния!»
В одном из стихотворений Алексей Константинович восклицал:
Нет, шутишь! Жива наша святая Русь,
Татарской нам Руси не надо!
Романтик, ничего не скажешь. Да и жизнью своей он подтвердил это, отказавшись от большой карьеры.
«Вся наша администрация и общий строй — явный неприятель всему, что есть художество, начиная с поэзии и до устройства улиц… Я никоща не мог бы быть ни министром, ни директором департамента, ни губернатором, — писал он Анне Миллер. — С раннего детства я чувствовал влечение к художественному и ощущал инстинктивное отвращение к «чиновнизму» и «капрализму»».
Вот и Иван Гончаров очаровал всех русских читателей своим Обломовым, но оттолкнул дельцом Штольцем. Русская лень восторжествовала над немецкой деловитостью.
Итак, Обломов, «…он бы желал, чтоб это (чистота в доме. — Ю. Б.) сделалось как-нибудь так, незаметно, само собой…»
«Он терялся в приливе житейских забот и все лежал…»
«…в примирительных и успокоительных словах авось, может быть и как-нибудь Обломов нашел целый ковчег надежд и утешений».
«…Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского… «Быть или не быть?» Обломов приподнялся было с кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять…»
Превосходный писатель Иван Александрович Гончаров, но и на солнце есть пятна: неприятен его антисемитизм.
Письмо Гончарова из Риги к великому князю Константину Романову:
«Жиды здесь, по своему обыкновению, присосались всюду. Это какой-то всемирный цемент, но не скрепляющий, как подобает цементу, а разъедающий основы здания! Они и слесари, и портные, и сапожники, и торгуют чем ни попало, в ущерб, конечно, местной, не только Латышской, но и Немецкой промышленности! Ох, я боюсь, как бы их здесь не побили! Их же развелось много: в одной Риге, на 200 тыс. жителей, их считается до 30 тысяч! Да кроме того, они наползают сюда из Витебска, Динабурга, Полоцка — как гости, на летний сезон».
(21 июня 1884)
Из другого письма тому же адресату:
«Есть еще у нас (да и везде — кажется — во всех литературах) целая фаланга стихотворцев, борзых, юрких, самоуверенных, иногда прекрасно владеющих выработанным, красивым стихом и пишущих обо всем, о чем угодно, что потребуется, что им закажут. Это — разные Вейнберги, Фруги, Надсоны, Минские, Мережковские и прочие. Они — космополиты… (жиды, может быть, и крещеные, но все-таки по плоти и крови оставшиеся жидами). Откуда им взять этого драгоценного качества — искренности, задушевности? У их отцов и дедов не было отечества, они не могли завещать детям и внукам любви к нему. В религии они раздвоились: оставили далеко за собой одряхлевшее иудейство, а воспринять душою христианство не могли…
Оттого эти поэты пишут стихи обо всем, но пишут равнодушно, хотя часто и с блеском, следовательно, неискренно… Как бы они блестяще ни писали, никогда не удастся им даже подойти близко и подделаться к таким искренним, задушевным поэтам, как, например, Полонский, Майков, Фет, или из новых русских поэтов — граф Кутузов».
(сентябрь 1886)
Получается, что Фет — русский поэт, а Надсон — еврейский? Гончаров сам себе противоречит. Кто хороший поэт, искренний, кто плохой, искусственный — это дело вкуса, не более того. А вот упомянутого Гончаровым поэта Арсения Голенищева-Кутузова приведем строчки:
Гляди на мир спокойным оком.
Бесстрастен будь, чтоб никогда
Уста не осквернить упреком
И душу казнию стыда!
И еще строки, сильно напоминающие нашего современника, режиссера-депутата Говорухина:
Так жить нельзя! В разумности притворной,
С тоской в душе и холодом в крови,
Без юности, без веры животворной,
Без жгучих мук и счастия любви,
Без тихих слез и громкого веселья,
В томлении немого забытья,
В унынии разврата и безделья…
Нет, други, нет — так дольще жить нельзя!..
