Ну, вот мы, кажется, добрели и до настоящего финала. А он называется так:
Современная Россия: за упокой или во здравие?.
XX век позади. В этом столетии в течение 87 лет Россия подвергалась жестоким экспериментам: разрушали, перекраивали, строили, переиначивали, перекрашивали, пробовали то одно, то другое — и все время ждали чудодейственного результата. «Страна вечной беременности», как выразился философ Мераб Мамардашвили.
В Кремле, как прежде, сатана,
В газетах — байки или басни.
Какая страшная страна,
Хотя — и нет ее прекрасней,
— писал Глеб Горбовский в конце 80-х годов. Прекрасная-то она прекрасная в поэтическом и фольклорном восприятии, а вот в практически обыденном Россия потерпела крах. Коммунистическая Вавилонская башня рухнула. Исчез безликий Советский Союз. Русский народ превратился в русскоговорящий. Экономика оказалась всего лишь милитаризованной химерой и не выдержала соревнования с Западом. Имперская броня проржавела. Армия рассыпалась. Население бедствует, хотя в этом океане нищеты благоухают островки роскоши. А в целом Россию сотрясает стон. Достаточно полистать газеты и журналы. Вот только одни заголовки: «Россия в обвале», «Россия, которую мы потеряли», «Россия на коленях», «Павшая Россия», «Россия в климаксе», «Кто подберет Россию», «Обречена ли русская нация на вымирание?», «Есть ли у России будущее» и т. д. И апофеоз — книга итальянского журналиста Джульетто Кьезы «Прощай, Россия!» (М., «Гея», 1997).
Так уж и прощай? Кьеза уверен: чао! Но при этом ласково утешает: «От России в любом случае останется память, огромная, как и ее вклад в развитие человеческой цивилизации, как ее литература, театр и наука, как ее военная мощь и ее жестокость, ее подлость и свирепость, как ее нетронутая, дикая красота и гениальная авантюрная склонность к утопии, превратившие ее в лабораторию гигантского трагического эксперимента. Только великий народ мог создать все это одновременно».
Спасибо, Джульетто, грация, сеньор Кьеза, но почему все же вы говорите «прощай»?
«Прощай, потому что все это умирает намного быстрее, чем можно было себе представить. Другие империи и цивилизации рушились столетиями, теряя клочки своего величия в пыли времени. Но у их подданных было время приспособиться к переменам, осознать их, примириться с неумолимым ходом истории. Здесь все происходит гораздо быстрее…
Прощай, потому что уже не видно, за что можно зацепиться, чтобы устоять против течения. В этой России, затянутой (давшей себя затянуть) все перемалывающей западной машиной, нет сил, интеллектуального потенциала, планов на будущее. Она хотела противостоять Западу в одиночку, в который раз ослепленная солнцем собственной гениальности и печальной луной собственного неизбывного комплекса неполноценности…
Быть может, еще есть время для мучительных конвульсий, для кровавых и бесполезных судорог, порожденных иллюзиями, которые всегда отказываются умирать. Но новый взлет маловероятен. Спад и распад — которым сами россияне способствовали своей ленью и глупым подражанием чужим примерам — только начались. За потерей Средней Азии последует утрата Кавказа. А потом россияне распрощаются с Сибирью, их подомнет самый сильный из «азиатских тигров»…».
Джульетто Кьеза имеет в виду китайцев. А далее итальянский аналитик ругает вовсю Александра Солженицына, дескать, он был «пророком распада», переоценил российскую духовность и недооценил силу Запада. И, конечно, полным ходом идет всемирная глобализация, в которой растворится Россия. А что власть? Способна ли она противостоять натиску Запада? Кьеза отмечает:
«Только в России власть всегда была настолько далека и невидима, недоступна и враждебна, что ее можно сравнивать лишь с царством египетских фараонов. Только в России народ настолько распылен и разбросан на невообразимо огромном пространстве, что этому невозможно найти сравнение на всей нашей планете. Витфогель называл это «гидравлическим» обществом, другие предпочитали говорить об «азиатском» способе производства. Мне кажется очевидным, что только такая свыше всякой меры деспотическая, обожествленная Власть, только самодержец мог удержать вместе этот «мир миров» на таких пространствах. И только так мог родиться народ, настолько чуждый Власти, настолько беззащитный, настолько склонный оправдывать несправедливость, что она уже кажется частью его собственной природы. Народ настолько «анархичный», чтобы время от времени взрываться в никуда, и настолько «коммунистический», чтобы довольствоваться мизерной долей самоуправления в «общине», которую Власть не столько позволяла, сколько терпела из-за невозможности проникнуть во все уголки этого огромного пространства…» (цитаты по газете «Труд-7», 1997, 29 августа).
Ну, как вам Джульетта Кьеза, этот современный маркиз де Кюстин, который нарисовал самый нелицеприятный портрет России? Хочется возмущаться и кричать, негодовать и бесноваться. А вдруг Кьеза прав?! И народившаяся в России новая олигархия вкупе с несметным количеством чиновников, как саранча, сожрет страну задолго до окончания ее жизненного цикла? И — прощай, Россия!..
Давайте немного остынем и разберемся. Может ли быть иностранец объективным в оценке России? Возможно, он просто передергивает исторические карты, и все не так уж безнадежно и мрачно? Послушаем, что говорят наши оракулы.
Михаил Полторанин начинал восхождение во власть новой России вместе с Борисом Ельциным. Работал вице-премьером, затем был изгнан с политического Олимпа. Полторанин считает, что в стране не решены шесть жгучих проблем: 1. Государство не защитило наемных работников от произвола работодателей. 2. Государство не защищает человека, а издевается над ним. 3. Рынок в стране недоразвит, и недоразвита судебная власть. 4. Нехватка финансов — лукавство властей. 5. Нет контроля общества за исполнительной властью и ее правоохранительными структурами. 6. Нет настоящей свободы слова и массовой информации. («АиФ», 2000, № 8).
Частности? Но эти частности удерживают Россию в состоянии склеенности из трех частей: авторитаризм, демократия, анархия. И в таком гибридном виде Россия неспособна вписаться в западную цивилизацию, совершить вместе с Западом прыжок в информационное общество XXI века.
А пока мы, все русские (в широком национальном смысле), представляем мишень. Да, мишень — это образ писателя Виктора Ерофеева. «Быть русским — значит быть мишенью. Жертвенность жертв — тоже функция в мире, где мы освобождены, насколько возможно, от других обязательств… В современных условиях Россия выглядит потерянно, проигрышно относительно прочего мира, где активное начало заявлено органическим образом. Однако Россия создана для молитв, тоски и несчастья. Здесь существуют исторически все условия, чтобы страна бесперебойно была несчастной. Русская власть верно справляется со своими заданиями, какой бы ориентации она ни придерживалась. Россия хороша в проработке утопических конструкций, которые заведомо неосуществимы и на развитие которых уходят многие жертвы. Большего странно ожидать даже от такой огромной страны…
Основным стилем писателей, писавших о России, — отмечает далее Виктор Ерофеев, — была сочувственная слезливость. Ошибка и западников, и славянофилов в том, что они хотели счастья России. Вечная и беспомощная идея вытащить Россию за волосы вопреки ее воле встречается из книги в книгу и становится по крайней мере назойливой. Им всем подавай счастливую Россию — с караваями, куличами и балыком. Их не устраивает килька в томате. По крайней мере килька — не их идеал…
Россия, бесспорно, опасная страна… страна бегающих мишеней…» (Общая газета», 1998, 24 декабря).
Ох, уж этот Ерофеев! Венедикт не хоронил, он просто пил и философствовал по поводу русского житья-бытья, а Виктор Ерофеев норовит похоронить Россию. Он рисует почти босхианскую картину:
