«Либерал-консерватор западного толка, требовавший химически чистой свободы для рынка; националист-протекционист, неуклонно и неустанно отстаивающий интересы русской промышленности и хозяйства; обрусевший немец-горожанин, который более других, кроме, может быть, Столыпина, сделал в интересах русского крестьянства; государственник и монархист высшей пробы, последовательно формировавший в России гражданское общество…» («Независимая газета», 1999, 23 марта).
Николай Бунге был самым настойчивым реформатором России в XIX веке. При нем было построено 3,5 тысячи верст железных дорог, активно развивалась промышленность и успешно действовал главный фактор развития России — конкуренция.
Анна Ахматова вспоминала, как у нее на глазах менялась окраска русского общества: откуда-то появились замечательные, умные, образованные, предприимчивые мальчики в форменных тужурках, читавшие Апухтина и строившие дамбы, заводы, дороги, строившие новую Россию. Эх, если бы и дальше Россия пошла по пути Бунге и Витте, как это было бы замечательно для всех последующих поколений россиян! Но… Ах, это злосчастное «но»! Россия пошла по пути, указанному Лениным. И вместо тонкого management of change (управления изменениями или, лучше, управляемые перемены) произошли перемены кровавые — прикладом по шее и пуля в затылок…
Еще одна не очень-то известная фигура для рядового и массового читателя — Михаил Герценштейн, экономист-теоретик и финансист-практик, работавший в аграрной комиссии Думы (той, царской). Про Михаила Яковлевича Герценштейна Павел Милюков писал: «…в этом вместительном черепе уживались и срастались в одно жизненное целое такие стороны вопроса, которые никак не могли поместиться рядом в других головах и от разъединения которых происходило и происходит все зло и вся невозможность мирного решения вопроса».
Итак, у Герценштейна была ясная и светлая голова. Но разве черносотенным силам России такая голова была нужна? И вечером 18 июля 1906 года Михаил Яковлевич был убит двумя выстрелами в спину во время прогулки с дочерью. Была голова — и нет головы… «Дело Герценштейна» потрясло тогда многих в России. Владимир Короленко вспоминал, как однажды он проезжал мимо дачи убитого думца, извозчик, простой русский мужик, ему сказал: «Знали, подлецы, кого убивали. Даром, что родом еврей, а о православном народе вот как старался».
Старался для России и Николай Гире, много лет служивший в российском МИДе, а с марта 1882 года — министр иностранных дел. Именно при нем оформился русско-французский военно-политический союз, что многим германофилам в России пришлось не по душе. Высшее общество в Петербурге было недовольно и отсутствием знатного имени и крупного состояния у нового министра, ставили ему в упрек и нерусское происхождение (предки Гирса были выходцами из Швеции) и лютеранское вероисповедание. Не спасло положение и то, что он был женат на княжне Ольге Кантакузен (племяннице всесильного Горчакова) — православного, как и шестеро их детей, вероисповедания.
Николай Карлович Гире был бессменным министром иностранных дел при Александре III. Проводимую политику понимал так: «Извлекать из всего все, что нужно и полезно для России, и меньше женироваться (т. е. стесняться. — Ю. Б.) для извлечения этой пользы, а действовать прямо и решительно».
Хорошие советы. Но почему-то хорошее всегда забывается. И каждый политик, пришедший во власть, непременно желает ездить на велосипеде собственной конструкции.
Гире был очень осторожным министром, никогда «не зарывался», как говорили о нем современники, избегал всяческих конфликтов и столкновений. Недаром немецкий посол в Петербурге Бюлов сказал о нем: «Гире прекрасно знает, что в России в случае внешнего поражения вспыхнет революция, по сравнению с которой Парижская коммуна покажется детской забавой».
Первая мировая война произошла уже после Гирса… К ней Россия оказалась практически не готова, о чем и заявил Николаю II его военный министр генерал от инфантерии Александр Федорович Редигер. Патриоты, естественно, возмутились: как это мы не можем воевать?! Можем-можем! Редигер ушел в отставку, и война была вчистую проиграна. За состояние армии отвечал, конечно, не Редигер, и он многое делал для ее укрепления, но не все оказалось в его силах. Всевластие, писал Редигер в своих воспоминаниях после отставки, кружит голову: «В отношении армии это выразилось в том, что на нее стали смотреть как на полицию, точно она не имела других задач, кроме восстановления порядка в стране!»
Итак, карательные функции армии. Вам это ничего не напоминает, любезный мой читатель?..
Для данной книги мы выделим, однако, другое. То, что предки военного министра Николая II были немцами на русской военной службе; отец, воспитанный в Финляндском кадетском корпусе, попал в кампанию жалования дворянства всем генералам-финляндцам. У сына, Александра Редигера, с отличием окончившего Пажеский корпус и Академию Генерального штаба, куда бы его ни бросала судьба, не возникало и намека на проблемы с национальностью или вероисповеданием. Сначала Редигер был лютеранином, а позже совершенно спокойно принял православие — религию своей второй жены.
Адмирал Александр Колчак. Для советской истории — враг (в Энциклопедическом словаре 1954 года есть заметка «колчаковщина», но нет персоналии «Колчак»). А для истории России? Александр Федорович многое сделал хорошего и полезного для русского флота. А корни рода? По семейным преданиям, род Колчаков имеет сербское или хорватское происхождение. Возможно, так оно и есть, но в России Колчаки оказались в русско-турецкую войну: болюбаша Колчак сражался против войск Петра I. Впоследствии, уже при Елизавете Петровне, Колчаки получили русское подданство, дворянство и герб, и с той поры род Колчаков служил своей новой родине не за страх, а за совесть. Что добавить? Потомки убиенного большевиками адмирала Александра Колчака живут ныне во Франции.
Испанец Хосе Рибас во времена Екатерины II познакомился с русским графом Алексеем Орловым-Чесменским и принял его предложение вступить на российскую службу. И вот уже Хосе Рибас переиначен на русский лад: Осип Михайлович де Рибас. Де Рибас, вояка по натуре, с большим удовольствием принимает участие в делах «времен очаковских и покоренья Крыма». И сразу — ордена, повышение в чинах. Александр Суворов пишет письмо де Рибасу: «Милостивый государь мой Осип Михайлович! С победою ваше превосходительство над Гаджибеем имею честь поздравить. Усердно желаю, продолжая и далее побеждать неверных, заслужить лавры».
Слава де Рибаса росла, и о нем даже узнал лорд Байрон: в 7-й главе «Дон Жуана» упоминается фамилия бывшего испанского подданного, а затем русского адмирала де Рибаса. Де Рибас овладел неприступным Измаилом и стал закладывать новый город — Одессу. Суворов — де Рибасу: «Ваш план и проект устройства нового города очень хорош. Вы там начальник и хозяин, а я ваш помощник».
Итак, адмирал де Рибас создал Одессу на пустом месте. Одессу, которая впоследствии одарила русскую литературу целым созвездием литературных талантов, от Валентина Катаева до Михаила Жванецкого. А скрипачи, пианисты, музыканты! А Леонид Утесов! В память испанского адмирала до сих пор шумит и ликует главная улица Одессы Дерибасовская. «На Дерибасовской открылася пивная…» Господи, чего только не открывали на Дерибасовской!..
Ну, а какова судьба адмирала? При строительстве Одессы он немножко злоупотребил финансами и был отозван в Петербург. Сумел обаять Павла I и получил в управление Лесной департамент. Затем отставка, полный афронт и смерть от простуды. Да, есть еще версия, что де Рибас вместе с вице-канцлером Паниным участвовал в заговоре против Павла I. Вполне может быть, ведь де Рибас был обижен…
Впрочем, кого только ни обижали в России, даже честнейшего и милейшего доктора Федора Петровича Гааза, того самого, которые следовал девизу: «Спешите делать добро». Он и спешил, работая в тюремной больнице, которую впоследствии стали именовать Гаазовской. Фридрих Гааз родился в немецком городе Мюнстерейфеле, приехал в Москву в 1806 году и полвека прожил в России. Став Федором Петровичем, он верно служил своей новой родине. «Такие люди, как Гааз, — отмечал Василий Жуковский, — будут во всех странах и племенах звездами путеводными; при блеске их что б труженик земной ни испытал душою, он не падает и вера в лучшее в нем не погибнет».
