Но в последние годы, когда здешние конгломераты стали глобальными и прибыльными, расслоение общества стало усиливаться. Кроме того, по мнению многих корейцев, богатство все больше концентрируется в руках нескольких семей – представителей большого бизнеса, преуспевающих на мировом рынке. Поэтому в то время как южнокорейский средний класс вовсю грешит показным потреблением, в среде супербогатых корейцев царят совершенно иные настроения. Ни один корейский миллиардер не «стоит» дороже 10 миллиардов долларов, а на их совокупный собственный капитал приходится всего 4 процента от экономики страны – это один из самых низких показателей среди развивающихся стран. И если эти люди и живут в сказочной роскоши, то делают они это максимально осмотрительно и осторожно, не кичась своим богатством.

Переоценивать разницу между Кореей и Тайванем было бы большой ошибкой. По основным направлениям развития эти страны на удивление похожи друг на друга вот уже пять десятилетий. Они обе, например, имеют схожие проблемы, связанные с быстро стареющим населением, что серьезно ослабляет перспективы продолжения «азиатского века». По уровню рождаемости Южная Корея, Япония и Тайвань занимают соответственно 218-е, 219-е и 220-е место в мире; одна женщина здесь рождает в среднем 1,2 ребенка в год, что сильно не дотягивает до коэффициента воспроизводства населения (2,1). Иными словами, население трудоспособного возраста в этих странах находится на грани быстрого сокращения. Значит, напряженность в отношениях между трудоспособным населением и пенсионерами неизбежно будет нарастать, а это последнее, что нужно Южной Корее вдобавок к увеличивающемуся в стране разрыву в уровне доходов бедных и состоятельных граждан.

Кроме того, и Южная Корея, и Тайвань имеют необычный статус: обе страны представляют собой более богатую часть ранее разделенных народов, и этот фактор сыграл немаловажную роль в их неустанном фокусе на экономическом росте и развитии. В конце Второй мировой войны Южная Корея отделилась от Северной Кореи, а Тайвань от материковой части Китая. В течение многих лет обе страны жили под угрозой возможного вторжения своих соседей, что, несомненно, более чем достаточная причина, чтобы оставаться бдительными и неуклонно стремиться к наращиванию экономической и военной мощи.

Однако в будущем это разделение народов, скорее всего, сыграет на руку Южной Корее, но не Тайваню. Тайвань постепенно угодил в чрезмерную зависимость от дешевой рабочей силы Китая, который уже начал терять свое конкурентное преимущество по себестоимости продукции, да и перспективы воссоединения с материковой частью в данном случае по-прежнему туманны. При этом многие южнокорейские лидеры практически убеждены, что Север под неумелым руководством Ким Чен Ира и его семьи просто обречен на провал. Это одна из главных причин, по которым Сеул в последние годы планомерно сокращал свой государственный долг и уменьшил его до 34 процентов от ВВП: он явно готовится к высоким затратам на восстановление Северной Кореи. Северный сосед все чаще рассматривается южанами как объект инвестиций, способных обеспечить дальнейший и еще больший экономический рост страны. По сути, южнокорейские политики абсолютно уверены в грядущем объединении. Недавно в беседе я спросил одного тамошнего советника по национальной безопасности, принимаются ли в расчет интересы Китая в данной ситуации, и тот ответил, что, как учит история, каждый раз, когда Китай вмешивался в дела Корейского полуострова, расходы на это вторжение приводили к падению империи.

Главным фактором успеха Южной Кореи в последние десять лет было то, что она сумела выйти из длинной тени Японии и утвердиться как самостоятельная промышленная держава. Во время моей последней поездки в эту страну бывший премьер-министр Южной Кореи Ун Чан Чунг упомянул, что его родина уже сегодня является седьмой по величине и богатству экономикой мира среди стран с населением более 50 миллионов и с ВВП на душу населения более 20 тысяч долларов. И не исключено, что если в ближайшие пять-десять лет две Кореи все же объединятся, Южная Корея вырастет еще сильнее, резко, одним махом. Особенно учитывая то, как быстро смена политического режима привела к сильнейшей трансформации Центральной Европы, а также происходящее сегодня на Ближнем Востоке. Воссоединение Кореи «подкинуло» бы значительные запасы угля экономике, у которой нет собственных энергетических ресурсов, да и 24 миллиона дисциплинированных северян очень пригодились бы огромному рынку труда Кореи. А тем, кто сомневается, что южане сумеют успешно адаптироваться к закрытому коммунистическому обществу севера, я бы посоветовал вспомнить, насколько быстро они адаптируются к любым новым глобальным тенденциям.

Здесь у всех на устах одно имя, здесь везде звучит монофонический голос Турции, принадлежащий влиятельному и харизматичному оратору, основную поддержку которому оказывают не столичные центры власти, старые либо новые. Имя его – Реджеп Тайип Эрдоган

Через окно оригинального отеля Four Seasons в историческом центре Стамбула Султанахмет по пять раз на день доносится азан – мусульманский призыв к молитве. Издающие эти звуки муэдзины стоят на крышах минаретов многочисленных мечетей Старого города, и, их пение, начинаясь с интервалом в долю секунды, сливается в удивительный стереофонический хор. Но спуститесь вниз с холма в район ночных клубов, тянущихся вдоль берегов Босфора, и множества современных отелей, в том числе нового, современного Four Seasons, – и звуков азана уже не услышишь. Здесь у всех на устах одно имя – монофонический голос Турции, принадлежащий влиятельному и харизматичному оратору, основную поддержку которому оказывают не столичные центры власти, старые либо новые. Имя его – Реджеп Тайип Эрдоган, премьер-министр Турции, который, стоя у руля государства второе десятилетие, целенаправленно превращает Турцию в откровенно мусульманскую страну.

Эрдоган стоит во главе классической контрреволюции – движения, нацеленного на восстановление порядка и спокойствия после периода бурных потрясений. В 1980-х годах Вацлав Гавел, в то время еще только чешский писатель-диссидент, тоже призывал к контрреволюции: он писал, что люди, живущие при коммунизме, истосковались по «нормальной жизни», по свободе от коммунистических призывов к «перманентной революции», от постоянных усилий, направленных на превращение себя в образцовых социалистов.

Бархатная контрреволюция 1989 года закончилась свержением коммунизма в Чехии; она сделала Гавела президентом страны и освободила чехов, предоставив им право просто быть самими собой. И с тех пор страна добилась заметных успехов. В Турции сегодня происходит нечто очень похожее. На протяжении восьмидесяти лет турки жили при режиме, который постоянно оказывал на них давление, принуждая быть более современной и более европейской страной и подавляя любые проявления мусульманских или восточных корней нации. Стране, в которой 99 процентов населения считают себя мусульманами, не позволяли быть самой собой ни в общественной, ни в частной жизни.

Именно Эрдоган дал Турции шанс почувствовать себя комфортно в своей собственной коже. Система, при которой наиболее желанные и влиятельные должности предоставлялись исключительно людям, проповедующим светские европейские идеалы, сегодня уступает место системе, делающей карьерный рост доступным и для практикующих мусульман. Административные, судебные, военные, полицейские посты, должности в области образования и командные высоты в частном секторе – все эти центры власти, прежде занимаемые исключительно представителями светской элиты, сегодня доступны и мусульманам. Эта свобода в свою очередь высвобождает экономику для роста по всем ее естественным каналам и направлениям, с фокусом не только на торговых связях с Европой, как это было в течение нескольких последних десятилетий, но и с мусульманскими (и немусульманскими) государствами Ближнего Востока, Центральной Азии и Африки.