Возможно существование и т.н. «подпрессовывающих» камер, где создается, с целью воздействия на упрямца, невыносимая обстановка с все нарастающим давлением. Это потоньше, чем прямое выбивание, но тоже действует…

Карцер – пониженное питание, холод (или жара), сырость и туберкулез в перспективе. И надзиратели в карцерах особые: некоторые поливают пол водой, другие – самого зека… Лучше не попадать в карцер или в ШИЗО (в зоне); впрочем, лучше вообще не садиться в тюрьму.

Однако если попал – приходится терпеть, ибо по-простому сократить какие-либо сроки представляется невозможным. Шконка в карцерах закрывается в стену и на замок до 23 часов (как и на армейской гауптвахте), лежать нельзя, сидеть сложно… Чтобы зеки не особенно рассиживались в дневное время, в одной южной тюрьме пол сделали так называемой «шубой»: такому проведению досуга позавидовали бы матерые йоги… На южных зонах морят в ШИЗО жарой, а на севере – холодом.

В сравнении с карцером и ШИЗО, ПКТ и «пресскамерой» всевозможные «лишения» кажутся со стороны детскими наказаниями. Однако когда человека, отсидевшего половину срока (5–7 лет), неожиданно лишали первой же положенной посылки, это было для него тяжелейшим ударом – даже более моральным, чем материальным…

Среднее звено администрации (пупкари, рядовые «кумовья», прапорщики) чувствует себя в местах лишения свободы вершителем судеб – их «непогрешимость» и Папе Римскому даст сто очков вперед.

Один мой знакомый угодил в карцер только по той причине, что был из города С. А именно в этом городе получил по морде начальник оперчасти – во время летнего отпуска. Другого отправили по этапу в город В., на Дальний Восток, только потому, что фамилия его совпадала с названием города: «кум» пошутил – и бедолага трясся в «столыпинском» вагоне долгих три месяца, прошел Крым и Рым многих пересылок, в том числе и беспредельную Новосибирскую…

Противостоять беспределу «администрации» можно лишь с помощью полного спокойствия во всем, при любом проявлении протеста: будь это законные жалобы и заявления или «незаконные» глотания электродов. Тут зеку ничего не потребно, кроме собственной воли, хотя с Божьей помощью лучше обойтись без насилия над своими внутренними органами и больше давить на внутренние органы «системы».

Несомненно, что «Система» та же, что и десять – пятнадцать лет назад. А двадцать лет назад начальник оперчасти одной из зон с гордой злобой говорил автору: «Я – сталинский сокол!»

В местах лишения свободы заключенные делятся на несколько довольно замкнутых групп. Это блатные, мужики, козлы и неприкасаемые, парии тюрьмы и зоны – петухи (гребни, пивни, шкварные, опущенные, обиженные), пернатые, кочеты и т.д. и т.п.

Рассмотрим сначала весьма длинную историю происхождения этих каст.

Когда появились воры в законе, никто точно сказать не может. Также сложно проследить, откуда взялось это словосочетание. На этот счет имеется несколько версий. По самой стойкой из них, такое звание носит преступник, принятый в воровской тайный орден и соблюдающий все его законы. Воры в законе – не только элита криминального мира, это его лидеры. Они полностью отвечают за порядок в тюрьмах и колониях, формируют новые преступные кадры, выступают в роли третейских судей и во многих случаях даже распоряжаются жизнью обычных зэков. Большинство криминалистов и криминологов считает, что воры в законе появились в начале тридцатых годов. По крайней мере, до Октябрьской революции и в первый десяток лет после нее это понятие нигде не появлялось. Предводители блатного клана родились в эпоху наибольшего подъема тюремно-лагерного искусства молодого СССР. Ничто с такой быстротой и охотой не создавалось, как Главное управление лагерей, возведенное, прежде всего, из экономических соображений. Бесплатная рабсила, помноженная на многомиллионную массу, осваивала рудники, строила каналы, магистрали и города. При управлении лагерей существовали ученые, изучавшие физиологию человека, чтобы до минимума сократить продовольственные и прочие расходы на могучую армию зэков, растянувшуюся по всей территории Советского Союза.

Длительные сроки заключения превращали тюрьмы и лагеря в дом родной, требовавший порядка или, хотя бы, его подобия. Огромная пронумерованная армия нуждалась в своих генералах, в рычагах внутреннего управления. Появление лидеров приветствовали все: и администрация лагерей, и сами зэки, особенно политические, страдавшие от уголовной братии. Неформальными надзирателями становились воры в законе, вышедшие из жиганов и урок. И те и другие относились к элите блатного мира.

Многие исследователи криминального мира считают, что зона сама выбрала своих вожаков. Но наряду с этим мнением есть еще одно, и довольно любопытное. Лидеров вполне могли создать сами чекисты, народ, как известно, находчивый и изобретательный. Так как тысячным конвоям и В ОХРам наводить порядки в миллионной толпе с каждым годом становилось все сложнее, ставку сделали на самую развитую и самую авторитетную категорию уголовников-рецидивистов – карманников и шулеров. Их втянули в борьбу за власть, а победившим эту власть предоставили. Вся эта многоходовая комбинация проигрывалась в чрезвычайном секрете, втайне от самого ГУЛАГа. О своей тайной миссии не подозревали даже воры в законе, настолько умело исполнили эту закулисную интригу отцы НКВД. Якобы они и приплюсовали «в законе» к уже имеющимся «ворам». По другой версии, законниками стали называть себя сами лидеры, создавшие и чтившие свои воровские законы.

Воровской орден креп и развивался, пополняя свои ряды новыми вожаками-профессионалами. Кадровая политика была жесткой. Вором в законе мог стать далеко не каждый, даже из числа матерых уголовников. За несколько лет в тюрьмах и лагерях исчез внутренний хаос, царивший на каторге и в новоиспеченных лагерях. К режимному распорядку зэков прибавился воровской устав, запрещавший резать и душить друг дружку просто так, ради скуки, воровать у соседа, дебоширить и отлынивать от работы.

Нарушители карались жестоко. Самыми тяжкими грехами здесь считались оскорбление или убийство вора в законе. За этим почти всегда следовала смерть. Любой из рядовых уголовников считал за честь отомстить за преждевременную кончину вора: это объяснялось шкурным интересом, то есть «продвижением по службе». Администрация тюрем и лагерей сквозь пальцы смотрела на проделки и обычаи воров и старалась не вмешиваться. Законники не работали, питались за двоих, спали на лучших нарах и следили за порядком в зоне.

Появился общак – воровская касса для грева (поддержки) больниц, карцеров, пересылок, СИЗО. Воры в законе облагали данью всех зэков. Выигравшие в карты или кости обязаны были платить налог с выигранной суммы. Платили деньгами, папиросами, спиртом, хлебом. Лагерным общаком распоряжались смотрящие.

За все ЧП воры в законе лично несли ответственность перед сходкой (или сходняком) – высшим органом воровской власти. Только сходка принимала в свои ряды новых членов, распоряжалась воровской кассой, назначала и снимала смотрящих, а также карала самих воров в законе. Причем лишить лидера жизни мог только равный по званию, то есть такой же вор в законе.

После Великой Отечественной войны государство объявило войну ворам в законе, которых, по оперативным данным НКВД, уже насчитывалось несколько тысяч. В официальных инструкциях и переписке выражение «вор в законе» старались не употреблять. Уголовной элите даже придали другую уголовную окраску и стали называть «организованной преступностью». Лишь за принадлежность к ворам в законе можно было получить срок. Воров принуждали отказываться от своего высокого, потом и кровью добытого звания. Сломленные воры становились отказниками (ссученными) и вполне могли погибнуть по приговору сходки, ушедшей в глубокое подполье. В воровском клане возникло противостояние, переросшее в «сучью войну».