Иногда Ингер, подмигнув, говорил, что она проделала отличную работу. И ради этих подмигиваний Беата была готова на все.

На прощание Ингер крепко обнял ее и долго не выпускал, а затем усадил и принялся писать для нее письмо. Когда он его зачитывал, Беате показалось, что у него слезы на глазах. И единственное, что она могла сделать, это не разреветься сама.

Родители Беаты всегда внушали ей не плакать при посторонних, иначе ее сочтут глупой и слабой. Беата, если и плакала, то лишь по ночам, когда ее никто не мог услышать. Она всегда могла дотерпеть до ночи, чтобы потом наедине с собой тихо выплакаться в темноте.

Ингер — хороший человек, она будет сильно по нему скучать, хоть он и заставлял ее работать до седьмого пота. Работы Беата не боялась.

Утерев ладошкой нос, она отошла в сторонку, чтобы пропустить проезжавший в ворота фургон. Место казалось огромным, но в то же время изолированным, затерянным посреди обдуваемой всеми ветрами пустоты островком, расположенным на вершине невысокой горы. Ворота в высоком заборе были единственной дорогой внутрь, разве что попытаться взобраться на высокие земляные валы.

Как только фургон проехал, Беата прошла за ним в ворота во двор. Там повсюду сновали люди. За воротами оказался целый город. Девушка с изумлением обнаружила множество домов с улицами и переулками.

Охранник, закончив разговор с возницей, жестом велел тому проезжать и повернулся к Беате. Он окинул девушку быстрым равнодушным взглядом.

— Добрый день.

Он говорил в точности так же, как разговаривал с возницей, — вежливо, но деловым тоном. За спиной Беаты выстроились еще фургоны, и охраннику было явно не до нее. Девушка вежливо ответила на приветствие.

Темные волосы андерца взмокли от пота. Должно быть, ему было очень жарко в тяжелом мундире.

— Вон туда, — указал он. — Второе строение справа. Удачи. — И подмигнул.

Благодарно кивнув, Беата торопливо протиснулась между лошадьми, чтобы не обходить их кругом. И чудом не вляпалась босой ногой в свежий конский помет.

Повсюду сновали толпы народа. По улицам в обоих направлениях двигались лошади и фургоны. Пахло потом, лошадьми, кожей, пылью, навозом и свежими всходами.

Раньше Беата не бывала нигде, кроме Ферфилда. Сейчас ей было страшно, но в то же время она испытывала восторг.

Второе строение справа девушка нашла довольно легко. В здании за столом сидела андерка и что-то писала на потрепанном листке бумаги. На столе перед ней лежала куча бумаг — некоторые потрепанные, а некоторые совсем свежие. Женщина подняла голову, и Беата сделала книксен.

— Добрый день, милочка. — Женщина, как и охранник в воротах, оглядела девушку с ног до головы. — Издалека?

— Из Ферфилда, мэм.

Женщина положила перо.

— Из Ферфилда! Не ближний свет. Понятно, почему ты в пыли по уши.

— Шесть дней пути, мэм, — кивнула Беата.

Женщина нахмурилась. Она казалась человеком, который хмурится довольно часто.

— Ну и зачем ты пришла сюда, раз ты из Ферфилда? Есть посты и ближе.

Это Беата и сама знала. Но она не хотела на ближние посты. Ей хотелось убраться подальше от Ферфилда. Подальше от неприятностей. Это Ингер сказал ей ехать сюда, на двадцать третий.

— Я работала на человека по имени Ингер, мэм. Он мясник. Когда я рассказала ему, чего хочу, он сказал, что бывал тут и знает, что тут хорошие люди. Это по его совету я приехала сюда, мэм.

Андерка улыбнулась краешком губ.

— Не помню никакого мясника Ингера, но, должно быть, он точно тут был, потому что совершенно прав насчет здешних людей.

Беата поставила сумку и достала письмо.

— Как я сказала, это он посоветовал мне ехать сюда, мэм.

Ингер посоветовал ей убраться подальше от Ферфилда, а двадцать третий форпост и был таким местом.

Опасаясь подойти ближе к столу, девушка наклонилась и на вытянутой руке протянула женщине письмо.

— Он дал мне рекомендательное письмо.

Женщина развернула свиток и приступила к чтению. Следя, как бегают по строчкам ее глаза, Беата пыталась вспомнить слова Ингера. И с сожалением поняла, что не может вспомнить точно. Довольно скоро она будет помнить лишь общий смысл.

Женщина отложила письмо.

— Что ж, похоже, мастер Ингер очень высокого о тебе мнения, молодая леди. Почему ты захотела бросить работу, с которой так хорошо справлялась?

Беата не ожидала, что кто-то станет ее расспрашивать о причинах. Быстро прикинув что к чему, она решила быть честной, но не до конца.

— Это всегда было моей мечтой, мэм. И я считаю, что каждый человек должен однажды попытаться воплотить свои мечты. Нет, смысла жить, если так никогда и не соберешься воплотить мечту.

— А почему это твоя мечта?

— Потому что я хочу быть хорошей. И потому что ми... министр сделал так, что женщин тут уважают. Чтобы они стали равноправными с мужчинами.

— Министр — великий человек.

Беата подавила гордость. От гордости никакого толку, одни лишь неприятности.

— Да, мэм. Воистину великий. Министра все уважают. Он провел закон, позволяющий хакенкам служить в армии так же, как андеркам. В законе также сказано, что к этим хакенкам, которые служат нашей стране, все должны относиться уважительно. Хакенки перед министром в большом долгу. Министр Шанбор — герой всех хакенских женщин.

Женщина невозмутимо смотрела на нее.

— И у тебя неприятности с мужчиной. Я права? Какой-то мужчина не давал тебе прохода, и в конце концов тебе это надоело и ты набралась смелости уехать.

Беата откашлялась.

— Да, мэм. Это правда. Но то, что я говорила о моей мечте, тоже правда. Просто этот мужчина подтолкнул меня решить побыстрей, вот и все. Это по-прежнему моя мечта, если вы согласитесь меня принять.

— Очень хорошо, — улыбнулась женщина. — Так как тебя зовут?

— Беата, мэм.

— Очень хорошо, Беата. Мы здесь пытаемся следовать примеру министра и творить добро.

— За этим я и пришла, мэм. Чтобы творить добро.

— Я лейтенант Ярроу. Обращайся ко мне «лейтенант».

— Да, мэ... лейтенант. Так... я могу вступить в армию?

— Возьми-ка вон тот мешок, — ткнула рукой лейтенант Ярроу.

Беата подняла мешок. Казалось, он был набит дровами.

Девушка повесила мешок на руку и прижала ладонью к бедру.

— Да, лейтенант? Что вы хотите, чтобы я с ним сделала?

— Положи на плечо.

Беата послушно взгромоздила мешок на плечо, придерживая обеими руками, чтобы поленья не давили на кость, и стала ждать дальнейших указаний.

— Хорошо, — кивнула лейтенант Ярроу. — Можешь опустить.

Беата поставила мешок на место.

— Годишься, — произнесла андерка. — Поздравляю. Твоя мечта стала явью. Отныне ты в армии Андерита. Хакенцы никогда не смогут полностью избавиться от своей гнусной сущности, но здесь тебя будут ценить, и ты сможешь творить добро.

Беата вдруг испытала прилив гордости и ничего не могла с этим поделать.

— Благодарю вас, лейтенант!

— Там, в конце переулка, — указала куда-то за плечо Беаты лейтенант, — прямо возле бастиона, найдешь навозную кучу. Забери отсюда свою сумку и выкинь ее со всем содержимым.

Беата ошарашенно молчала. В сумке мамины башмаки. Они дорогие. Мать с отцом годами копили деньги на их покупку. И подарки от друзей. Она с трудом сдерживала слезы.

— Еду, что дал мне с собой Ингер, тоже выбросить, лейтенант?

— Еду тоже.

Беата знала: раз андерка приказывает, значит, так нужно, и она должна подчиниться.

— Да, лейтенант. Могу я идти, чтобы выполнить ваш приказ?

Женщина некоторое время изучающе смотрела на девушку.

— Это ради твоего же блага, Беата, — несколько мягче сказала она. — Все эти вещи — из твоей прежней жизни. Тебе не пойдет на пользу, если что-то будет напоминать тебе о ней. И чем быстрее ты ее забудешь, включая еду, тем лучше.

— Да, лейтенант, я понимаю. — Беата вынудила себя говорить решительно. — А письмо, мэм? Могу я сохранить письмо, что прислал со мной Ингер?