— А ноги-то не побрила! Вот ведь какая молодежь пошла, даже на собственную казнь по-человечески прийти не могут! — поддержал осуждающий женский голос.

Внутри у Исет все похолодело. Она опустила глаза и только сейчас заметила, что на ней только старое, местами заштопанное байковое белье и дырявые шлепанцы. Честно говоря, она даже не помнила о том, что у нее такие есть. И, надо было отдать возмущенной зрительнице должное — у той оказалось прекрасное зрение. Потому что Линор и правда шла на казнь с небритыми ногами.

Стоило Линор это понять, как с ней начало твориться что-то странное. Видимо, она дошла до точки. В первую секунду она готова была провалиться от стыда сквозь деревянный помост, но потом вдруг почувствовала удивительное спокойствие. Стыд все еще с ней оставался, но он бежал по краю сознания, а Линор будто наблюдала за ним со стороны с безразличием и отчуждением.

И гильотина, и площадь, и люди на ней вдруг показались ей плохо нарисованными декорациями. Линор с отстраненным интересом огляделась. Предметы теряли форму и становились просто цветными абстракциями, будто мозг внезапно забыл, как воспринимать расстояния и объем.

Возможно, если бы Линор задумалась над тем, что видит, все вернулось бы к норме, но думать она не могла.

Мир, обиженный ее полным нежеланием воспринять его, как положено, сложился, будто раскладной стул, и Линор поняла, что находится на сцене.

Зрители хлопали. Рядом с ней стоял Белый Тигр в богатом наряде, впереди, в нескольких шагах — Джетти Слик.

— Ну, так как? — нетерпеливо спросил пират. — Ты на корабль поднимаешься или нет?

Никакого корабля не было. На Линор был тот самый костюм, который ей выдали для спектакля. Будто бы со сцены она тогда так и не уходила. А может, она и правда не уходила? Может, все это было частью спектакля? Исет шокировано огляделась.

— Я долго ждать не буду! — Джетти протянул ей руку.

Поза у него была очень странная — будто он свисал с борта, держась за трос. Но никакого троса и борта не было, его рука держала пустоту, что выглядело достаточно комично.

— Но я не вижу никакого корабля!.

Признаться, отсутствие корабля Линор мало волновало. Она все еще была в оцепенении.

— И не увидишь, потому что мы сейчас на сцене! — прошептал Джетти Слик. — Но представь себе, что корабль есть и, если ты дашь мне руку, я подниму тебя на борт.

Линор было все равно, остаться здесь или подняться на несуществующий корабль, но спорить с пиратом не хотелось, так что она пошла по пути наименьшего сопротивления и протянула руку.

Джетти с силой рванул ее на себя, и девушка вдруг очутилась на настоящей палубе, мокрой от брызг. Дул теплый влажный ветер, над головой кружились чайки. Корабль был ей знаком, это была «Дивная Хрень». Море волновалось, поэтому стоять было трудно — палуба ходила под ногами ходуном. Линор схватилась за первое, что попалось ей под руку (это оказалось плечо Джетти Слика, но капитан, кажется, не возражал), и огляделась. Они все еще были в Городе. На самом деле, и море и корабль находились прямо на импровизированной сцене, а вокруг на длинных скамейках сидели зрители. Море дисциплинированно держалось в пределах сцены и на каменную мостовую не стекало.

Стоило девушке понять, что она на настоящем корабле, как ее сознание вернулось в обычный режим работы. Это произошло так резко, что Линор даже показалось, что в мозгу что-то щелкнуло, будто повернулся выключатель.

— Отчаливаем! — заорал капитан, снимая руку Линор со своего плеча. — Прости, девочка, нет времени сейчас с тобой заигрывать. Иди пока, развлекись чем-нибудь!

«Дивная Хрень» тяжело развернулась на маленькой сцене и рванула вперед. Линор смотрела на площадь и на Холм Четырех Ветров в отдалении, думая, что видит все это в последний раз. Среди зрителей она заметила Клода, тот помахал ей рукой. Он, наверное, один из всех понимал, что это не часть представления и она действительно уплывает. Линор стало интересно, как зрители видят эту сцену — наверное, для них корабля и моря не существовало, как и для нее минуту назад. Наверное, они сейчас видели, как кто-то, загримированный под пирата, уводит ее за сцену.

Море, потревоженное движением корабля, все же вышло из установленных непонятно кем рамок, и разлилось по площади бурной волной. Вначале под водой скрылись скамейки и зрители, затем вода хлынула дальше по улицам. Люди как будто и не замечали, что находятся под водой. Наверное, Линор угадала — море и настоящий корабль видела она и пираты, остальные просто смотрели спектакль с минимумом декораций.

Линор еще раз оглядела зрителей — ни Абэ ни Хэй там не было. Ей очень хотелось узнать, что они обо всем этом думают и было ли участие мага в ее судьбе тоже частью спектакля. Все это было очень запутанно, и девушка пообещала себе, что обязательно подумает об этом на досуге.

Зато среди зрителей был Клод. И, очевидно было, что уж он-то море заметил. Клод закрылся руками от набежавшей волны, что, конечно же, не очень помогло. Как только волна прошла, молодой человек вскочил на ноги и бросился к подмосткам, на которых воды почти не осталось.

— Эй, — закричал он испугано, — вы что? Вставайте, спасайтесь, кто может! Здесь же море!

— Что? Какое море? — озадаченно спросил кто-то из зрителей.

И тут, будто поняв, что пройти незамеченным не удалось, море вдруг стало реальным. Зрители закричали, когда в них ударил поток соленой воды. Начиналась паника.

Но Линор это уже не касалось. Горожан ей было жалко, но поделать она ничего не могла. Поэтому она отвернулась и посмотрела туда, куда плыл корабль и где море и небо разделяла лишь узкая черта горизонта.

«Все наказания разделяются на двести тридцать четыре вида, а все поощрения — на триста восемнадцать категорий. Кто помнит их все и умеет применить к месту, тот и есть идеальный чиновник».

В детстве ему дедушка рассказывал, что есть обычные люди и есть особенные. На вид они ничем не отличаются — человек как человек. На вкус тоже одинаковые. Но в одних человечности ровно столько, сколько и положено, а в других ее так много, что заразишься и не вылечишься уже никогда. Их еще называют настоящими людьми.

Если съесть такого, то ничего странного не почувствуешь. Но вечером заснешь, и тебе приснится, что ты сам стал человеком. Вначале тебе это понравится — ты с радостью будешь ходить по траве ногами, которых у тебя никогда не было, будешь смотреть на солнце и деревья и дышать воздухом. Но скоро ты начнешь уставать от странностей и захочешь вернуться к себе, под воду. Захочешь проснуться, но ничего у тебя не выйдет. Ты испробуешь все рыбьи уловки для того, чтобы пробудиться ото сна, и все человеческие, но ничто не поможет. И тогда тебе придет в голову, что можно броситься в воду и утонуть. Ведь если умрешь во сне, наверняка проснешься у себя под водой. Тогда ты бросишься в озеро и действительно утонешь. Но смерть твоя будет настоящей.

Конечно, став взрослым угрем, в подобные истории он верить перестал.

Однажды он плыл по своим делам, когда заметил, что в водорослях у дна что-то запуталось. Оказалось, что это утопленник, вернее, утопленница. В это время года такие находки были не редки — говорили, наверху по осени происходят страшные вещи, многие предпочитали сами лишить себя жизни, чем ждать, пока это сделают за них. Что-то такое было связанное со стихами. Девушка утонула не так давно, разлагаться еще не начала. Угорь подплыл ближе.

В руке девушка держала бумажку, на которой все еще можно было прочесть «Офелия Мересьева, регистрационная карточка поэта».

Угорь такую возможность упустить не мог — человеческое мясо всегда считалось у рыб деликатесом. Он подплыл к трупу и славно пообедал.

Ничего странного он не почувствовал. Вечером, перед тем, как заснуть, он вспомнил старую сказку про настоящих людей, но не со страхом, а с ностальгией — по дедушке он скучал. Тот погиб года два назад, был пойман злодеями-рыбаками. Дедушка был веселым сомом, лет ему было так много, что он уже и сам не помнил своего возраста. Он был выдающейся рыбой, умел выпрыгивать из воды и превращаться в птицу или оленя, а то и в тигра. А какие удивительные истории с ним приключались!