В такие минуты Айрис казалось, что они — идеальная пара. Но иллюзия рушилась, стоило им сменить тему.

Килш жутко ревновал ее. Айрис сто раз говорила ему, что не изменяет. Он упрекал ее в том, что она меняет любовников, как перчатки. Айрис злилась и спрашивала, кто рассказал про нее такое. Говорила, что многочисленные любовники уже в прошлом, что теперь она любит его. Себе она признавалась, что ее чувства трудно назвать любовью, скорее, одержимостью. Стоило ей побыть без Курана хоть час, как в груди у нее образовывалась черная дыра и начинала высасывать из нее душу. Средство было только одно — бежать к Килшу в объятия. Даже его едкости и придирки после разлуки казались сладкой музыкой. К сожалению, только в течение первых пяти минут.

Килш был беспомощен в быту. Иногда ее поражало, что он не знает элементарных вещей. Один раз он простудился и запаниковал, решив, что умрет. Своими страданиями и стонами он чуть не свел ее с ума.

Он не умел просить. Он только приказывал и очень удивлялся, если кто-то ему не подчинялся. Он считал себя неотразимым, даже если не мылся две недели и не сбривал щетину. Ему вообще постоянно требовалось напоминать о том, что пора мыться или есть, или спать. Иногда он не ел весь день, и от голода у него начинал болеть живот. Тогда он становился еще более раздражительным, чем обычно, но в чем причина недомогания, сам сообразить был не в состоянии.

Вскоре Айрис приобрела привычку по утрам и вечерам интересоваться у него, поел ли он и сходил ли в туалет.

О том, чтобы он устроился на работу, не было и речи. Килш был совершенно асоциален. Люди казались ему смешными и глупыми, все, даже она. Но от нее он по какой-то причине не уходил. Иногда она думала, что ему нужна была нянька, что он ненавидит ее и просто пользуется ей. В конце концов, все его поступки свидетельствовали в пользу этого предположения. Она заботилась о нем, она каждый день ходила на работу, чтобы было, на что купить ему еду и одежду. Она делала это, несмотря на жгучую боль расставания. Она, как только на работе выдавалась свободная минутка, убегала домой, чтобы побыть с ним хоть немного и заполнить пустоту внутри. А он принимал ее ласку с брезгливо поджатыми губами и пытался задеть побольнее. Тогда она уходила в другую комнату и горько рыдала в углу. Выйти на улицу она не могла, так как даже в такие моменты ей нужно было чувствовать его присутствие рядом.

В общем, они были странной парой. Некоторое время Айрис надеялась, что все изменится. Что Килш изменится. Но вскоре стало ясно, что надежда тщетна. Он был все язвительнее и грубее с каждым днем, так что их совместная жизнь становилась невыносимой. Но уйти она не могла, как ни пыталась. Она хотела было попробовать жить с ним раздельно и только навещать его по вечерам, но даже это ей не удалось. Он был как сильный наркотик — стоило ей потерять его из вида на час, как начиналась ломка.

В какой-то момент она поняла, что так продолжаться не может. Как вырваться из замкнутого круга, она не знала. Поэтому Айрис решила умереть. Она была особенно страстной в ту ночь, когда приняла это решение. Она хотела унести с собой воспоминание о чем-то хорошем, а не только о муках. Она была нежной и заботливой, старалась не раздражать Килша и была вознаграждена несколькими прекрасными историями на ночь. Впервые за много дней она заснула со счастливой улыбкой на лице.

Проснувшись утром, она приготовила любовнику завтрак, принесла ему постиранную одежду, напомнила, чтобы он побрился и, вместо того, чтобы пойти на работу, отправилась к Мосту Самоубийц. Девушка не умела плавать и поэтому решила, что легче всего будет утонуть.

Там она долго стояла, облокотившись о перила, и вспоминала все то хорошее, что у них было. Затем она сочинила предсмертную записку. Но чем дольше она стояла, тем больше ей хотелось вернуться обратно. Ей было страшно за Килша, который останется один в мире, для которого совершенно не приспособлен. Ей было страшно, что она может привратиться в бесплотную душу, мечущуюся в его поисках, не в силах уйти от того, к чему была слишком привязана.

Она боролась с собой почти два часа — то ставила ногу на перила, чтобы спрыгнуть в воду, то разворачивалась и делала несколько шагов в сторону дома.

Наконец, она решилась. Девушка вскарабкалась на перила и, не раздумывая больше ни минуты, прыгнула в воду.

Оказалось, что плавать не так уж трудно. Отчаянно барахтаясь, она сделала несколько гребков. Потом дело пошло легче, и через пять минут Айрис выбралась на берег. Дрожа от холодного ветра, она бросилась домой.

— Ты что, купаться ходила? — раздраженно спросил ее Килш. — Вместо работы? Как противно, ты же вся мокрая!

Ни слова не говоря, она улыбнулась и обняла его. Каким-то образом тот факт, что она чуть не умерла, сделал все его нападки неважными. Килш неловко застыл, не понимая, что происходит и как реагировать. Потом он положил ей руки на плечи.

— Это просто идиотизм! — сказал он едко. — Надеюсь, хоть сумку-то ты догадалась оставить на берегу?

Несколько дней она не обращала внимания на его выпады, но он продолжал изводить ее. Она не понимала, зачем — вроде бы, он не был похож на вампира, пьющего эмоции, как кровь. Кажется, он просто не знал, чего хочет — и жесты его, и слова, и выражение лица были так противоречивы, будто он испытывал сотню эмоций одновременно. Казалось, будто он сам не понимает, что происходит, и поэтому в панике громит все и вся вокруг.

К концу недели ее новоприобретенное спокойствие рассеялось.

Через месяц она была на грани нервного срыва. К счастью, на работе она так и не сошлась ни с кем близко, так что ей не приходилось отвечать на бестактные вопросы. В такие моменты ее очень радовало, что ее личная жизнь больше никого не волнует. Если бы ее просто спросили, почему у нее синяки под глазами, она закатила бы истерику. Поэтому на работе она ходила с неприступным видом и старалась как можно меньше разговаривать.

Во второй раз она решила проглотить снотворное. Пилюли из сонной травы достать было не сложно, она съела их все. До этого они сильно поссорились, поэтому она была уверена, что Килш не потребует ее внимания до утра. Времени умереть было достаточно. Здравый смысл подсказывал ей, что стоило бы сделать это не здесь, не дома, а где-нибудь, где никого нет, но она боялась, что тогда сама из последних сил приползет к предмету своей страсти. К тому же, она рассудила, что Килш не будет знать, как поступить, а к соседям обратиться за помощью ему не придет в голову — он считал их бесполезными недоумками. Когда Айрис закрыла тяжелые веки, она увидела сон. Ей снилось, что ее любовник что-то кричит из другой комнаты. Не дождавшись ответа, он входит к ней и трогает за плечо. Он переворачивает ее на спину, начиная подозревать, что здесь что-то не так, он зовет ее все настойчивей. На его красивом надменном лице появляется вначале удивление, потом отчаяние. Он начинает трясти ее, добиваясь ответа. Но она уже очень далеко, она уходит куда-то в темноту, все вокруг гаснет. Очень долго она ничего не видит и не чувствует, а потом кто-то снова начинает звать ее по имени. В крике такая боль и такая любовь, что она нерешительно замирает на месте, прервав движение во мрак. Затем она нерешительно поворачивается.

— Айрис, Айрис, не уходи! Я не смогу без тебя! — кричит до боли знакомый голос.

Она чувствует, что ее влечет к зовущему. Она ощущает, что тот может заполнить пустоту в ее сердце. Она разворачивается и идет обратно.

Что произошло дальше, она не помнила. Когда Айрис проснулась утром, ей было очень плохо. Килш сидел в кресле рядом.

— Я сходил к тебе на работу и сказал, что ты не придешь! — мрачно пробурчал он. — Как это по-человечески! Наглотаться снотворного из-за мимолетной прихоти! Убиться по собственной глупости! Идиотизм! — он закатил глаза и театрально вздохнул.

На этот раз никакого пофигизма она не чувствовала. Скорее, она чувствовала, что была в двух шагах от покоя, а ее вырвали обратно в ад. Айрис отвернулась к стене и зарыдала. Килш порывисто вскочил, будто хотел подбежать к ней, но вместо этого выбежал из комнаты.