Этот пасхальный праздник, который отмечали таким же образом почти во всех ассиро-вавилонских городах, подводит нас к культам спасения христианского типа.

Двадцать пять столетии прошли со времен расцвета греческой литературы, но божества из произведений Гомера, Гесиода, Эсхила и Геродота до сих пор входят в наше культурное наследство, и при этом в большей степени, нежели легендарные образы раннего христианского общества.

Ученику средней школы в Италии легко прощают, если он не знает историю Христа и его последователей, но вот если он путает перипетии ратных и любовных похождений Зевса и Плутона, бога морей Посейдона и Ареса, бога войны, — это уж ему не простят. Сложные семейные взаимоотношения греческих небожителей, их дружба и соперничество, по-видимому, гораздо больше интересуют наши правящие круги, чем житие и поучения персонажей Нового завета, впоследствии превращенных в божественные или богоподобные существа.

Можно было бы сделать ряд интересных наблюдений, свидетельствующих об отставании идеологии от историко-экономического развития общества.

Необыкновенная поэтичность эллинского искусства, красота статуй большинства античных мастеров еще не объясняют пережиточный характер идеологии. Литературные и художественные стороны идеологии всегда играли значительную роль в сохранении ее старых форм, особенно в Италии; они продолжают сказываться и в настоящее время. Но мы не можем ограничиваться одним этим фактом, который, впрочем, вполне удовлетворяет многих исследователей народных традиций.

Суть дела в том, что божества процветали на греческом Олимпе в период наивысшего развития рабовладельческого общества с его противоречиями между огромным большинством человеческих существ, лишенных какой бы то ни было свободы и личного достоинства, и незначительным меньшинством привилегированных и всесильных. Боги Гомера и Фидия были порождены религиозным творчеством господствующих классов античного мира, и в этом их качестве они были бессознательно усвоены господствующими классами феодальной эпохи и современного буржуазного общества.

Обратите внимание: речь здесь пойдет не только о том медленном процессе, который привел к переименованию на христианский лад древних языческих празднеств или к преобразованию в святых прежних греко-римских, кельтских, тевтонских, славянских, буддийских и даже армянских божеств[72]. Дело, собственно, не в этом.

В 1910 году один из исследователей проблем фольклора — Д. К. Лоусон опубликовал хорошо документированное и доказательное описание целой серии пережиточных явлений греческой мифологии в религиозной традиции современной Греции. Древняя Деметра, великая мать бога в народном культе, ныне почитается в качестве святой Деметры, причем за этим именем не скрывается никакого исторического лица. Харон, паромщик на реке Стикс в преисподней, превратился в Хароса, ангела смерти; солнечное божество Гелиос преобразовалось в святого Илью, легендарного библейского персонажа, хотя само его «восшествие на небо» является пережитком древнейшего «солнечного мифа»[73].

Впрочем, это явление, нередкое и в Италии, не нуждается в особых объяснениях. Низведение вредоносных богов до демонов и благостных божеств — до ангелов или святых происходило во всех религиях. Достаточно вспомнить, что ветхозаветный старый и унылый Ваал Зевув, бог мух у ханаан, стал в еврейской религии, а затем и в христианской главой дьяволов Вельзевулом.

Замечание, которое мы сделали выше, о том, что божества Древней Греции продолжают жить в нашей культуре, относится к другой стороне религиозной идеологии, которую обычно обходят исследователи.

В религиозной идеологии иллюзорно и искаженно отражаются сложные сплетения взаимоотношений между общественными классами в основные эпохи развития человечества. Но идеи, раз возникнув, начинают развиваться самостоятельно и могут воздействовать на саму структуру общества. Когда в эпоху перехода от рабовладельческой экономики к феодальной идеология господствующего класса была облечена в формы христианской религиозной мифологии, старый мир богов не был полностью разрушен, как это случилось с экономическим и политическим устройством общества. Греческие и римские божества продолжали жить в поэзии, преданиях, искусстве. Сначала, правда, они были в загоне, но в эпоху Возрождения вновь расцвели и стали частью интеллектуального мира представителей торговой и промышленной буржуазии. Крупный христианский финансист нашего времени верит только в его преосвященство капитал, но он все еще клянется именем Юпитера, а в Олимпе видит некое подобие идеализированной Капокотты[74].

Многие века в церковной и феодальной среде господствовало представление о греческом и латинском языках как о единственных языках, на которых можно разговаривать с богом. Нельзя сказать, что эта тенденция выветрилась в наши дни: до сих пор она проявляется в разных формах классового подхода к обучению древним языкам.

Византийские и болгарские монахи, которые в IX веке взялись за перевод на славянский язык «священного писания», сталкивались порой с непреодолимыми трудностями. В Моравии учеников Кирилла и Мефодия преследовали за «ересь триязычия», ибо они полагали, что можно служить богу не только на греческом и латинском языках, но и на языках славянских народов. Еретические движения позднего средневековья и на заре нового времени часто подавлялись огнем и мечом именно за попытки перевести на «вульгарные», то есть народные, языки литургические тексты христианской религии. Ян Гус был заживо сожжен в 1415 году в Констанце за его упорное стремление проповедовать на чешском языке, а Мартин Лютер, как утверждали идеологи контрреформации, был наущен самим дьяволом перевести Библию на немецкий язык!

Мысль, что молитвы верующего скорее достигнут бога, рели будут обращены к нему по-латыни, особенно распространена среди католиков.

Не следует удивляться и тому, что великие боги Греции, олимпийцы, в образах которых отражены жизнь и мысли руководящих слоев древнего общества, более популярны в современной культурной буржуазной среде, нежели в массах униженных и порабощенных, угнетенных п отчаявшихся в самую блестящую эпоху эллинской культуры. Зевс, Арес, Плутон, Посейдон с их божественными супругами и возлюбленными, с их пажами и придворными были богами господ. Только им предназначалась пища богов, которая вечно хранит красоту и дает бессмертие, — амброзия, как ее называл Гомер, амрита в древних ведийских мифах. Дары, которые в храмах приносили богам, были табу; они считались анафемой; стоило коснуться их, чтобы вызвать гнев богов[75]. В их пышных палатах вершился суд и расправа. Храм Ареса в Афинах на склоне Акрополя — Ареопаг — превратился в подобие верховного трибунала, который позже стал также центром философской мысли.

Угнетенным слоям народа все эти боги казались далекими и чуждыми. И по мере того, как люди осознавали, что они занимают подчиненное социальное положение, античные боги все меньше и меньше удовлетворяли их.

Рабовладельческое общество не едино и не монолитно, социальное положение его членов исключительно многообразно: от разоренного крестьянина до обедневшего торговца, от солдата до авантюриста и проходимца, от полусвободного ремесленника до свободного гражданина, мечтающего в свою очередь стать владельцем рабов. И все же что-то объединяло в одной религии все эти категории людей. Этим объединяющим элементом явилась идеология масс рабов.

Начнем наш рассказ с капитального труда Рафаэле Петтаццони о греческой религии[76]. Профессор Петтаццони, преподававший историю религий в Римском университете с 1924 года (теперь он отстранен от преподавания по нелепому итальянскому закону, ограничивающему педагогические возможности ученых семьюдесятью годами), — один из крупнейших специалистов в своей области. Но главное, в его книге собраны ценные сведения.