Обычай крещения детей, возникший из механического и почти суеверного распространения обряда (в первые века бывали случаи, когда верующие крестились за умерших), получает распространение только после длительных споров. Он еще и сейчас отвергается, как известно, многими некатолическими христианскими вероисповеданиями, к которым относятся и баптисты, за что они и. получили свое название. Они практикуют полное погружение, так же как верующие грекоправославной церкви, тогда как католики ограничиваются так называемым обрядом инфузии (немного воды, пролитой на голову новорожденного), а англикане и другие группы протестантов пользуются обрядом опрыскивания — асперзии (брызгами воды на тело, как при очищениях в Греции и Риме).

Интересно, наконец, вспомнить одну этническую группу еврейского происхождения, прозванную «мандеями», которые еще и сейчас живут в Ираке, недалеко от Багдада, и пользуются для культовых нужд арамейским языком, соответственно изменившимся и «испорченным» за протекшее время. У них сохранились священные тексты, очень сходные по своей необычности с открытыми на берегах Мертвого моря. Мандеи совершают крещение в проточных водах Евфрата, который они называют Иорданом. Это весьма точное воспроизведение обрядов и верований, когда-то существовавших в Палестине, еще до появления новых христианских общин.

Обычай уединенного исповедания грехов священнику возник лишь в средние века и получил теологическое и уставное освящение не ранее 1215 года, когда собрался IV Латеранский собор.

Подобной формы исповеди христианство первых веков совершенно не знало. Однако все религии с самых отдаленных времен являют нам образчики искупительных и умилостивительных церемоний, и главное в них всегда — публичное покаяние в своих грехах.

В первобытном обществе представление об исповеди неразрывно связано с самим пониманием вины. Грех — все то, что является нарушением закона клана или племени, без всякой моральной оценки проступка. Нарушение сложных запретов, или табу, которые регулируют жизнь коллектива, приводит отдельного человека или группу людей в состояние вины. Употребление в пищу мяса священного животного, которого клан считает своим предком, убийство одного из членов группы, неудача на охоте или рыбной ловле, заболевание загадочной и серьезной болезнью, соединение с женщиной своего клана и тому подобное — все это было грехом. Не моральный смысл проступка составляет «прегрешение», а его общественное значение.

Следы этих представлений мы обнаруживаем в десяти заповедях, которые еврейская религия приписала Моисею. Вина — это нарушение не этических норм, а права собственности.

При таком понимании греховности все более необходимой становилась публичная церемония, во время которой с помощью магических заклинаний и подчас жестоких обрядов «грех» изгонялся из тела виновника или из всего коллектива в целом (еще и теперь в Кении и среди пигмеев Габона говорят, что грех «выблеван»). Такая церемония особенно требовалась в случае общественного или личного бедствия, эпидемий или ввиду какого-либо намеченного предприятия (охоты или войны). Чтобы грех изгнать, требовалось предварительно во всеуслышание признать его или услышать о нем из уст вождя рода. Подобные обряды сохраняются у многих народов Африки, Центральной и Южной Америки, Азии, Арктики, Меланезии и Океании[269].

С разложением первобытного общества и появлением классов смысл понятия «греха» изменяется, и обряд исповеди принимает новый характер. С одной стороны, возникает тщательно разработанный кодекс, основанный на законах собственности; с другой стороны, среди подчиненных слоев грех становится символом всего того, что преграждает людям путь к состоянию идеального блаженства. Обряд исповеди быстро меняется.

В Вавилоне кающийся, представ перед жрецом-заклинателем, делал общее признание в совершенных прегрешениях или в тех, которые он мог содеять. Жрец читал ему длинный список проступков. Обряд очищения завершал церемонию. В день нового года грехи всего народа переселялись с помощью магии в старого козла (у хеттов — в барана или ягненка), которого затем отправляли умирать в отдаленное место с его грузом грехов. Этот ритуал перешел к евреям. Для него был установлен десятый день после еврейского нового года, приходившегося на начало осени (день Кипур, то есть день торжественного искупления грехов). Христианское представление об агнце божьем, который берет на себя грехи мира, происходит от этого обряда.

У египтян мы обнаруживаем описание специального исповедательного обряда для покойников. Перед лицом внушительного собрания богов под главенством Осириса, в присутствии 42 судей, по числу административных округов Древнего Египта, умерший должен был произнести длинное заявление: «Я не совершил греха, не заставил плакать и голодать, не убил» и т. д. В заключение взвешивали на весах его сердце. Если все сказанное — правда, покойного оправдывали, и он вступал в царство Осириса, если нет — его ждала кара богов.

В Персии исповеди должны были подвергаться умирающие, особенно по поводу нарушения закона чистого и нечистого. В конце обряда жрец-исповедальник изливал на губы готовящегося к смерти человека несколько капель хаомы, священного питья, что было равносильно завершающему помазанию. Этот же индо-иранский напиток назывался на санскрите сома. Его приготовляли из сока одного хмельного растения в смеси с водой, молоком или медом. Греки называли этот напиток «лекарством бессмертия».

У буддистов публичная исповедь в грехах предписывается всем, кто избрал монашескую жизнь. Церемония эта приписывается самому Будде, но об этом говорится только в старых литургических трактатах, не переходящих грань 1-II веков н. э. Обряд совершается дважды в месяц, в полнолуние и при молодом месяце, и в нем участвует вся община. Старейшина громко зачитывает длинный список прегрешений, трижды призывая каждого из присутствующих поразмыслить и исповедаться. Молчание служит признаком чистой совести. Тот, кто запятнан одним из четырех смертных грехов (невоздержанность, человекоубийство, кража и гордыня), немедленно изгоняется из ордена.

Нечто подобное встречается в законе о правилах общинной жизни, описанных в манускриптах Мертвого моря. Немногим отличались и обряды в христианских общинах первых трех-четырех веков. Церемония была публичной и являлась предпосылкой к посвящению или обновлению вероисповедания. Три вины считались непростительными: убийство, прелюбодеяние и вероотступничество. Впрочем, мало-помалу и эти преступления стали прощаться при условии торжественного публичного покаяния и однократного прегрешения[270].

После признания христианства императорской властью отправление публичного покаяния было перенесено в монастыри, при этом монахам предписывались во искупление их грехов пост и молитвы, если при полном собрании братии их вина бывала признана.

Распространение подобной практики на мирян и преобразование исповеди из публичной в индивидуальную или «ауриколярную» (то есть на ухо священнику), вероятно, совершилось в VI–VII веках в лоне кельтской церкви, в Ирландии и Англии, где духовенство набиралось исключительно из монахов. В 789 году Карл Великий попытался ввести такую исповедь среди верующих своей империи, повелев всем священникам исповедовать своих прихожан. Однако потребовалось еще несколько столетий, прежде чем церковь решилась сделать исповедь обязательной, по крайней мере раз в год, как некое таинство, введение которого приписывается самому Христу. Было разработано представление об исповедальном «секрете». Статья 7 соглашения между церковью и государством в Италии запрещает исповедникам «давать сведения» местной администрации или другим властям «о лицах или вещах, о которых им стало известно в силу их святого долга».

Никто никому не должен открывать услышанных на исповеди секретов, разве что «высшие интересы церкви того потребуют». Эта формулировка достаточно растяжима и делает возможным всякого рода злоупотребления.