Естественно, что первые главы Библии создали в народе убеждение о древнейшем происхождении еврейской религии, поскольку история этого народа связана в Ветхом завете с легендой о сотворении мира.

Конечно, все религии претендуют на первородство, стремятся доказать, что они возникли одновременно с Жизнью на земле. Истина, однако, заключается в том, что Древнейшие библейские тексты, опиравшиеся на ранее существовавшие предания и мифы, возникли довольно поздно и носят следы предшествующих египетских, ассирийских, вавилонских, угаритских, персидских и даже греческих влияний. Книги Ветхого завета — Бытие, Исход и др. — не содержат никакой непосредственной документации о происхождении еврейского народа. Они лишь сообщают нам то, что думали о его происхождении в Палестине между VI и IV веками до н. э., то есть почти одновременно с расцветом греческой классической литературы и зарождением латинской литературы.

Между тем документированная история почти всех других народов Ближнего и Дальнего Востока и народов Средиземноморья относится к нескольким тысячелетиям до наступления этого периода.

Вопреки распространенному мнению, оказывается, что еврейская религия сложилась в сравнительно позднее время.

Ее возникновение — процесс очень сложных»! и в нем приняли участие самые различные цивилизации Востока: финикийцы, ассирийцы и вавилоняне, наследники шумерской культуры, египтяне, эгейцы и хетты, не говоря о так называемых индоевропейских племенах, роль которых в ранней истории Израиля, быть может, гораздо значительнее, нежели до сих пор полагали.

Первые документы, в которых упоминается о евреях, относятся к XIV веку до н. э. Коллективное имя Израиль, приписанное жившим в Палестине народностям, впервые встречается в одной египетской надписи около 1225 года до н. э.

Народы и племена самых различных языков и цивилизаций, одни семитического происхождения (ханаане, финикийцы), а другие, очевидно, индоевропейского (филистимляне), уже в течение десятков веков населяли Палестину до того, как евреи с оружием в руках вторглись в эту полосу земли, протянувшуюся вдоль побережья Средиземного моря, ограниченную с одной стороны Аравийской пустыней, с севера — цепью гор на территории Сирии (Эрмонские горы), на юге — окраинными районами египетской территории (Идумейская пустыня). Палестина разделена надвое долиной реки Иордан, которая берет начало в Эрмонских горах, протекает Тивериадское озеро и впадает в Мертвое море.

Само имя Палестина, которое первоначально принадлежало маленькому району, примыкающему к нынешнему городу Хайфа, а позже распространилось на всю страну, означает дословно «Страна филистимлян» («Пелиштим»).

Завоевание евреями Палестины почти несомненно совпало с массовыми переселениями бедуинских племен, происходившими в XII веке до н. э. и свидетельствовавшими о переходе больших объединений людей от кочевого образа жизни к оседлому, о переходе в результате открытия новых (металлических) орудий труда к скотоводству и первичным формам земледелия. К этому же времени относятся вторжения гиксосов, о которых пока очень мало известно, а также дорические переселения в Греции и заселение италийскими племенами нашего полуострова[95].

В этот период уточняются и складываются черты рабовладельческого строя, еще слабо развитого у кочевых народов, вынужденных постоянно передвигаться и знавших лишь немногие средства добывания пищи, но более распространенного среди народов, начинавших систематически заниматься земледелием.

По этому поводу не раз говорили, что в «священных книгах» евреев условия жизни рабов выглядят менее суровыми, чем у греков и особенно у римлян.

В Исходе (гл. 21, ст. 2—11) законы рабовладения поставлены во главе всего гражданского законодательства. Они предусматривают освобождение по прошествии семи лет неволи всех рабов еврейской племенной принадлежности, если только те сами не откажутся от свободы. Это тот самый год шабаша, «седьмой год», о котором будет позже столько разговоров в еврейской религиозной историй (не смешивать с годом юбилея, то есть периодическим перераспределением всех земель, которое совершалось каждые семь лет и один раз в полвека) и который вместе с представлением о седьмом дне творения, посвященном отдыху, войдет в традицию раннего христианства в форме ожидания тысячелетнего царства свободы и мира па земле после шести тысяч лет страданий («Для господа каждый день равен году, и каждый год — тысячелетию», — поясняют богословы всех времен).

Свободного человека еврейского племени можно было продать в рабство только в одном случае: если он не возвращал похищенные им вещи. «Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им"[96]. Лишь позже к этой категории были добавлены несостоятельные должники. В Северном царстве дети человека, умершего прежде, чем он смог уплатить долги, продавались в рабство (4кн. Царств, гл. 4, ст. 1–7), а в Южном царстве отец был обязан продать своих детей, чтобы удовлетворить кредиторов (Исайя, гл. I).

Еврейский религиозный закон прямо обязывал выкупать попавших в плен и обращенных в рабство членов племени. Если еврейский раб был куплен язычником, он становился предметом обязательного выкупа со стороны родных и всей общины в целом. Некоторые раввины позже широко распространяли это узаконенное покровительство на языческих рабов — в значительно большей мере, чем это допускали библейские предписания. «Не передавай владельцу раба, который ищет у тебя убежище» — таков другой иудейский обычай, который не получил развития в древности[97].

В жизни еврейского народа рабство, таким образом, еще не превратилось в определяющий общественно важный фактор. Это способствовало зарождению в Израиле сильно развитого чувства национальной солидарности, стоявшего выше самих классовых представлений, которое было усилено впоследствии военными неудачами, изгнанием и расовыми преследованиями. Впрочем, объяснение этому явлению должно быть найдено не в частностях морального или религиозного порядка. Суть дела в сохранении законов и обычаев, сложившихся в начальный период истории Израиля, когда преобладали законы кочевой и пастушеской жизни.

Совсем иным, конечно, было отношение евреев к рабам, захваченным на войне, или вообще к рабам чужеземного происхождения.

Жреческий кодекс третьей книги Моисея (Левит, гл. 25, ст. 44–46), переработанный на заре VI века во вторую книгу закона Моисея, или Второзаконие, свидетельствует об известной снисходительности к рабам еврейского племени, но обо всех других говорит следующее: «А чтобы раб твой и рабыня твоя были у тебя, то покупайте себе раба и рабыню у народов, которые вокруг вас. Также и из детей поселенцев, поселившихся у вас, можете покупать, и из племени их, которое у вас, которое у них родилось в земле вашей, и они могут быть вашею собственностию. Можете передавать их в наследство и сынам вашим по себе, как имение; вечно владейте ими, как рабами. А над братьями вашими, сынами израилевыми, друг над другом, не господствуйте жестоко"[98].

Библия не считает преступлением убийство такого раба, тогда как убийство свободного человека наказывается смертью. За чужого убитого раба достаточно было уплатить хозяину возмещение убытков. За сожительство с замужней женщиной свободного человека избивали камнями, но, если он жил с наложницей или рабыней, нарушение чужих прав легко возмещалось определенной суммой. Случаи освобождения рабов были крайне редки. Жрецы не советовали отпускать их на волю, поскольку отпущенников следовало расценивать как новообращенных (прозелитов) и они могли сравняться по полноте своих прав с евреями по рождению.

Заметим еще раз, что не в абстрактной морали или в религии следует искать причины этой разницы в отношении к рабам, а в общественной практике.