Чтобы объяснить зарождение этих символов, мы должны всегда обращаться к фазе тотемизма.

Уже мифический библейский персонаж Иисус Нави и был назван евреями «сыном рыбы». «Священных» рыбок еще и сейчас разводят в нескольких прудах или мечетях Эдессы и Триполи, на сирийском побережье, неподалеку от тех мест, где была первоначально распространена евангельская проповедь. Несомненно, это следы древнего местного тотемического культа. Но когда Иисус Христос был провозглашен первыми христианами «нашей рыбой», этот отголосок прошлого уже утратил какую бы то ни было связь с древним религиозным культом, и его следует объяснять по-другому.

В конце II века н. э. Тертуллиан, основоположник латино-африканской церкви, изображал христиан как «рыбок, следующих за нашей рыбой Иисусом», и верил, что правильно истолковывает этот образ, встречающийся ужо во многих рисунках на стенах катакомб, как символ крещения: «В воде рождаемся и, только пребывая в воде, можем быть спасены». Однако подобное объяснение всего лишь плод фантазии. Другие писали, что образ рыбы возник из акростиха ««ichtus» («ихтус»), состоящего из начальных букв одной довольно сложной фразы греческой молитвы («Иисус Христос, сын бога-спасителя»). В то же время по-гречески «ихтус» означает «рыба». Таким образом, и здесь мы остаемся на почве изобретательной фантазии.

На деле же, прежде чем войти в христианскую символику, рыба была тотемом различных палестинских племен, промышлявших рыбной ловлей. С переходом к более развитым формам общественной жизни этот тотем преобразовался в персонифицированного бога. Божества с головой рыбы часто встречаются во многих других религиях той же эпохи. Справедлива мысль, что отсюда, по-видимому, идет обычай постной трапезы и питания рыбой по пятницам. Дело в том, что поедание мяса бога стало одной из самых важных форм ритуального священнодействия, когда вслед за первоначальным запретом произошел распад представлений об изначальных тотемических отношениях, а священная трапеза стала казаться людям жизненной необходимостью.

Подобным же образом можно истолковать христианский мотив голубки — «священного» животного в Малой Азии и у ряда славянских племен или змеи, которую израильтяне района пустыни почитали как символ таинственного божества, иногда отождествляемого со «злой силой», а также упоминания о баране, агнце и козлище. Известна древняя тотемическая традиция «козла отпущения», которая вновь оживает в истории еврейского народа: животное, обремененное грехами целого племени, отягченное всем, что рассматривается как нечистое, изгоняется из поселения в пустыню, где издыхает. Этим племя избавляется от проклятия или наказания.

И вот на этой стадии мы уже встречаем глубокие изменения, происшедшие в структуре общества.

Вполне возможно, что особенные заботы по отношению к животному-тотему способствовали приручению и выращиванию отдельных животных.

В самом деле, для магических обрядов, способствующих охоте, и для ритуальных трапез, которые в конце концов превратились в коллективное причастие верующих, — для всего этого необходимо было иметь под рукой, п клетках или специальных загонах, «священных» животных. Если это объяснение верно, мы сталкиваемся с одним из типичных случаев обратного воздействия на экономическую структуру возникшей из нее идеологии, в какой-то мере изменяющей первоначальные производственные отношения.

Несомненно, однако, что переход от первого фазиса общества, основанного на охоте, к скотоводству и ранним формам земледелия определяется не религиозными мотивами, а развитием новых орудий труда и формированием новых экономических и общественных отношений между людьми.

Возникновение земледелия, последовавшее вслед за открытием первых грубых земледельческих орудий для обработки земли, означало распад и уничтожение культов, основанных на тотемизме На смену магическим танцам, которые должны были способствовать успешной охоте, пришли различные обряды плодородия, вульварные и фаллические культы, которые еще не представляли собой ничего скандального или вакханального, а попросту считались благоприятными для плодородия нолей.

Поклонение животному-предку мало-помалу растворяется в поклонении природе. Это очень медленный процесс, в котором различаются отдельные этапы.

Не все тотемы были животными. Бедность фауны в некоторых районах и быстрое увеличение количества объединенных между собой групп людей уже приводили и ранее к использованию отдельных органов или частей тела животных в качестве суррогатов тотема. Таковы, например, ягодичные утолщения кенгуру (в Австралии) или хвосты ряда животных. В других случаях тотемом постепенно, путем ассимиляции становились травы, овощи, растения. Когда же мы обнаруживаем использование в качестве тотемов неодушевленных предметов или явлений природы, это означает, что в недрах общества начались существенные изменения. Возникает новая форма разделения труда между группами охотников; появляется специализация, лежащая в основе ремесла; начинается возделывание земли, и солнце, ветер, дождь, луна, облака приобретают все большее значение в жизни общества.

Животное-предок, пока еще в свойственном ему образе зверя, начинает приобретать качества, характерные для явлений природы. Превратившийся в пастуха и земледельца человек чувствует себя в новых отношениях с атмосферными явлениями, которые постоянно воздействуют на его труд. Тотем все чаще переносит свое местопребывание с земли ввысь — на небо, в горы, облака. Зарождаются олицетворенные силы, которые, как кажется человеку, главенствуют в развитии жизни и общества.

Здесь мы обнаруживаем другой, производный процесс. Одновременно с возникновением новых форм труда и организации общества зарождается частная собственность, появляются классы и возникает режим эксплуатации человека человеком.

Преобразование животного-тотема в животное-божество, которое может также причинять зло и потому должно быть обезврежено и умилостивлено, — это религиозное отражение новой общественной структуры.

Критика религиозных веровании началась с древнейших времен. За шесть веков до начала нашей эры греческий поэт и философ Ксенофан, родоначальник элейской школы, писал:

Если бы руки имели быки или львы, или кони,

Если б писать точно люди умели они что угодно,-

Кони коням бы богов уподобили, образ бычачий

Дали б бессмертным быки; их наружностью каждый

сравнил бы

С тою породой, к какой он и сам на земле

сопричислен[32].

Возможно, этот беспристрастный анализ и явился причиной уничтожения произведений Ксенофана из Колофона. Господствующий класс не мог снисходительно относиться к осмеянию богов, к которым он прибегал, чтобы освятить и узаконить свое господство, тем более он не мог снести сомнение в реальности божества.

Подобная участь постигла почти всех философов досократовского периода, исходивших из земных, а не из небесных представлений для объяснения природы и общества. Из их сочинений сохранились только тенденциозные цитаты и редкие фрагменты. Термин «софистический», приписанный одному из направлений, в конце концов приобрел предосудительный смысл. Не многим отличны и мотивы осуждения на смерть Сократа правящими кругами Афин.

В наши дни мы можем осуждать гражданских министров и командующих войсками за то, что их руки обагрены кровью невинных народов; но если подобное обвинение обращается против каких-либо высших церковных сановников — любого вероисповедания, ответственность которых в проведении политики войны и агрессии не менее велика, — можете быть уверены, что угодите на скамью подсудимых.

Когда божество создано, человек классового общества склонен приписывать свойства непогрешимости и недосягаемости для критики всем, кто выступает в качестве толкователей и носителей его воли.