«Дядечке» было уже все равно. Его не убрали с работы лишь потому, что Президент не хотел обострять своих и без того натянутых отношений с дочерью. Теперь попавший в немилость водитель отлично знал, что каждый их шаг находится под самым жестким контролем ведомства, не имеющего отношения к ФСО.

– В ГУМ так в ГУМ, – обреченно согласился он.

Машина выскочила на Тверскую-Ямскую и под прикрытием джипа сопровождения лихо сделала разворот в сторону центра. Дядечка Петечка включил сирену. Следом за ними, буквально спустя минуту, столь же стремительный разворот сделала еще одна машина с непростыми номерами.

В магазине, стоило девчонками нырнуть под его своды, Наташа остановила Светку за рукав шубки:

– Ты сейчас пойдешь и сделаешь покупки, в смысле подарки – маман и папан. Ну и Маринке – тоже. Только не спрашивай, что покупать. Прояви, подруга дорогая, всю свою фантазию.

– Ты чего, совсем забурела?! Твои родители, ты им и выбирай.

– Я тебе все потом объясню. Ну, выручай, пожалуйста.

Наталья чмокнула Светку в щеку и быстро по ступенькам побежала в сторону третьей линии, в банковское отделение, где в депозитарной ячейке неделю назад она спрятала отцовский экземпляр меморандума. Ни она, ни Светка не заметили, как за ними увязались какие-то невзрачные типы.

Через полчаса Наташа уже сидела в машине и жаловалась водителю, как они с подругой потерялись. При этом она набрала номер подруги и ангельским голоском проворковала:

– А я тебя уже в машине жду.

Светка появилась минут через пятнадцать с ворохом цветастых коробочек и фирменных сумочек.

– Я своим тоже кое-что приглядела. Они же сразу после Нового года прилетят. Вот удивятся, какая у них внимательная дочь. С тебя беру пример, подруга.

Подковырнуть подругу ей не удалось. Та, скорее машинально, чем внимательно, рассматривала подарки.

Габри, как теленок, смиренно ждал девушек дома, тупо уставившись в телевизор. Он даже не услышал, как открылась дверь, и лишь ощутил тонкий запах духов и почти сразу же вслед за ним – нежные объятия.

Светка скрылась на кухне и там словно умерла. Но в голове у Натальи уже никаких эмоций, напоминающих влюбленность, не было. Просто Гарби действительно был милейшим человеком. «Побольше бы таких ребят нам здесь», – думала она.

Они весело трепались, когда девушка вспомнила, что через час, ну максимум полтора ей надо уже появиться дома. Габриель вообще ничего не понимал.

Наташа взяла его руку в свою:

– Мы друзья, Габри. Ведь так? А если так, – она перешла на шепот, – я вызвала тебя для очень важного дела. Ты увезешь с собой очень важный документ…

Как могла, особо не задумываясь над политесом, Наташа пересказала содержимое меморандума и мотивации своих действий. Только после этого протянула юноше запечатанный конверт.

«Как в воду глядел, – слушая ее, думал Габри о своих предчувствиях. – Все-таки политика».

Он прекрасно понял, что к чему, и не мог внутренне не восхититься решительностью своей русской подруги, к тому же президентской дочери. Поэтому сразу же согласился ей помочь, тем самым разделить с ней груз возможных последствий.

– Обещаю тебе, что спрячу бумагу в твою банковскую ячейку, – как можно решительнее, чтобы казаться более убедительным, также шепотом сказал он. – И буду ждать твоих приказов.

Габри добросовестно заучил секретный код из четырех цифр, который ему сообщила Наташа.

– Синьор Сильвио знает, что ты улетел ко мне?

Хорошо, что они разговаривали в полутьме, а то от Наташи не ускользнула бы истина.

Но Габриель столь же решительно, как согласился помочь, соврал.

– И прочти мое письмо, которое там, в ячейке. Теперь можно, – добавила она. – Потом позвони мне по тому же телефону.

Габриель настолько разволновался происходящим, что ему, признаться, стало даже неинтересно читать упомянутое письмо, тем более что он с достаточной долей вероятности догадывался о его содержании. Что нового может написать влюбленная русская девушка, если она даже президентская дочь? Слова разве что у всех разные. Но столь ли важны тут слова?!

– Мне нужно убегать. – Наташа на какое-то мгновение присела. – Я выйду первой, а когда охрана увяжется за мной, ты тоже можешь выходить. Тебя не заметят.

Габриель обрадовался, потому что никак не мог сосредоточиться на привычных в таких ситуациях эмоциях и ощущениях.

– До встречи, – шепнула она в последний раз ему на ухо. И прикоснулась так легко, что он не понял – были это только слова или нежный поцелуй, во всяком случае, ему хотелось думать, что второе.

Затем он услышал, как Наташа о чем-то договаривалась со своей подругой. Потом хлопнула дверь.

Габриель тоже начал собираться.

Дверь неожиданно для него отворилась, и в ее проеме появилась Светка.

– А вы, голубки, вели себя здесь деликатно. Тихо. У меня так никогда не получается.

Она в доли секунды оказалась совсем близко, и Габриель ощутил ее теплые руки на своей груди. Руки умело побежали вдоль тела, и Светка совсем несдержанно застонала.

– У меня никогда не было итальянского мальчика, – выдавила она из себя последнюю членораздельную фразу.

…Утром, совершенно разбитый, Габриель заскочил на пару минут в отель, чтобы забрать свой саквояж. В машине его ждала Светка.

– Есть возможность хорошо подзаработать, – сообщила она без излишних предисловий. – У тебя имеется то, что продается. Причем задорого. Ты любишь доллары?

– Кто не любит доллары? – философски заметил Габри. – Кто и что хочет у меня купить?

– Ту бумагу, которую тебе передала Наташа и которую ты должен где-то спрятать.

Светка как можно теснее прижалась к итальянскому юноше. Но тот решительно отодвинулся, как будто у них позади и не было безумной ночи.

– Что ты себе позволяешь, подружка? – Габриель открыто рассмеялся ей в лицо. – Да, не секрет, что мы, итальянцы, любим деньги. Мы и женщин любим. Даже очень. Но честь ни на то, ни на другое не меняем. Это неприлично. А теперь давай выкатывайся из машины. А то я раньше тебя все расскажу Наташе.

После такого неожиданного поворота событий Габриель отправился не в аэропорт, где его уже ждал самолет, а в посольство, на всякий случай, чтобы заручиться гарантией собственной безопасности. Трудно судить, какие чувства овладели бы молодым человеком, если б он узнал, какова сумма сделки. Но он так этого и не спросил. Ведь слово, данное президентской дочери, было дороже всех денег. А те, кто готов был у него за любые деньги выкупить «товар», не знали, что на Запад уже переправлен по меньшей мере один экземпляр меморандума.

Ни водитель, «дядечка Петечка», ни начальник личной охраны Президента не могли знать, что их разговоры с Президентом были полностью зафиксированы. Самое удивительное – было записано и выяснение отношений между отцом и дочерью. Но поскольку никто из людей, получивших доступ к этим записям, не знал, что с ними делать, они по инстанции легли на стол директору Федеральной службы охраны Вадиму Дмитриевичу Муромцеву.

Мощный, коренастый, подстриженный коротко, как было модно еще совсем недавно в определенных кругах, главный охранник Президента лениво потер затылок, пытаясь именно сюда направить более интенсивный ток крови.

Этот гриб-моховичок вчера принял на грудь почти полведра коньяку, и поэтому, пытаясь собрать себя, с огромным напряжением прочитал содержимое конверта. Генерал понятия не имел ни о меморандуме, ни о страстях, разгоревшихся вокруг него. Спецслужбы, как правило, ревностно ограничивались рамками своей епархии и не влезали в чужую. Поэтому после нескольких минут размышлений Муромцев позвонил своему коллеге из ФСБ – Николаю Любимову.

– Я тебе тут кое-что направляю, – начал он без лишних предисловий. – Может, это по твоей части? По мне – так ясно, как день: налицо конфликт отцов и детей. Сам увидишь. И отзвони, если что.

Стоило Любимову пробежать глазами распечатку разговоров, снятых в президентском доме, как он сразу все понял. И его в последнее время неуютно себя чувствующую душу вновь обуяла буря сомнений. Он взял из ящика стола свободную непрозрачную папку и спрятал туда полученную от Муромцева информацию. Потом вызвал личного порученца: