– Останется Президент на третий срок или нет? Станут ли раскулачивать останки олигархов или нет? Продолжат отнимать трешник у мелкого собственника или нет? Я полагаю, этот вопросник может продолжить каждый из присутствующих. А посему спрашиваю. Что подписали в девяносто девятом? Серьезнейший политический документ, определяющий вектор движения России на четверть века? Или заурядную балансовую ведомость?! Поймите правильно, господа, лично я давно дремал в плену душных магнолий на южном солнышке, когда меня отыскала Татьяна Борисовна. И я действительно вполне искренне полагал, что мне уже ничего от той жизни не надо…

– Не надо говорить сейчас о высоких материях, Александр Павлович. Мы, в конце концов, не в Думе. Скажите, вы сколько уже заседаете? – с присущей ему беспардонностью перебил Эленский.

– Не считал, – почему-то огрызнулся Дорошин.

Присутствие бывшего партнера и в известном смысле опекуна его явно раздражало.

– Что вы хотите сказать, Борис Платонович? Только, пожалуйста, конкретнее, – прямо спросил Огнев. Он пытался предугадать, куда клонит Эленский, понимая, что встреча, к началу которой, казалось, накопилось немало протестного гнева, идет не по тому руслу.

– Вся беда, господа, что больше половины здесь присутствующих лижут… – Эленский слегка осекся, но продолжил: – Впрочем, я постараюсь мягче высказаться – сидят на двух стульях. Понимают, что в стране все идет наперекосяк, но молчат. Они же при должностях. – Эленский распалялся. – А ведь Духон правильно поставил вопрос. Действительно, что за документ подписали мы при смене власти шесть лет назад? Боюсь вас обидеть, господа, но, похоже, подписали филькину грамоту.

– Ну-ну, не зарывайтесь, – обиделся за всех Уралов.

– Заметьте, если бы тогда ничего не подписали, еще неизвестно, как бы все повернулось, – резонно заметил Огнев. – Так что это уже не филькина грамота, как вы выразились, Борис Платонович.

– Возможно, я излишне экспрессивен. Забыл, например, что два Президента подписали меморандум… Это действительно веско. Но если мы сейчас не выработаем жесткую позицию, меморандум может превратиться в туалетную бумагу.

– А с чего вы решили, что мы не собираемся сделать это? Собственно говоря, ради этого мы здесь и собрались, – попыталась вразумить Эленского Татьяна.

Но штатный политэмигрант не сдавался:

– Не далековато ли от Родины собрались, господа? Даже это обстоятельство говорит в пользу того, что в Кремле о меморандуме забыли. Отсюда и все дешевые пиаровские шаги преемника с полетами на бомбардировщиках и с поездками в метро, отсюда и постоянная долбежка, что он не пойдет на третий срок… Эй, любезный, будьте добры, принесите мне бокал вина, – не делая никакой паузы, обратился Эленский к дворецкому на довольно сносном французском языке. – Лучше Chinon две тысячи первого года.

Дворецкий явно оживился и в знак уважения к ценителю вина отвесил ему поклон.

– Кстати, там месье Мартен уже места себе не находит, торопит с ужином. – Духон решил, что появился подходящий момент выполнить просьбу хозяина.

– Давно пора, – прогудел Борис Николаевич. – Здесь, во Франции, с голоду можно помереть. Или вообще не дают еды, или с биноклем надо приходить на обед, чтобы хоть что-то разглядеть в тарелке.

– Так что? Сообщить хозяину, что мы готовы к трапезе?

– Может быть, через часок, – засомневалась президентская дочь. – Мы не так далеко продвинулись в понимании задач. Пусть Борис закончит мысль, обменяемся предварительными мнениями. За час успеем?

– Я передам. – Духон быстро встал и вышел вслед за дворецким.

Эленский тем временем, наморщив свой и без того весь в траншеях глубоких складок лоб, попытался вспомнить незаконченную мысль:

– Да. Да. Долбежка общественного мнения, что не пойдет на третий срок… Лично я не верю, хотя и не Станиславский. Хоть и живу я сейчас далеко от дома, но, будьте уверены, кое-какая информация и до меня докатывается. Его мальчики в погонах и без оных из кожи вон вылезут, только власть не отдадут. Политические амбиции? Может, кто-то из них видит себя в президентском кресле? Но у большинства кишка тонка. У них в голове только «примазан» – лекарство такое. Может, слышали?

– Неужели вы о принципе материальной заинтересованности? Так об этом даже в нашей нормандской глубинке знают: российская власть лечится исключительно этим лекарством, – засмеялся возвратившийся в сад Духон. – Наш гостеприимный хозяин Люк Мартен так мне и заявил, когда я вскользь обрисовал ему наши проблемы.

– Вы имеете в виду ужин? – поинтересовался Дорошин.

– Нет, ужин подадут сюда примерно через час. А наши проблемы мы обсуждали накануне этой встречи. «Ваши государственные боссы еще не все переделили в свою пользу?» – спросил он. И заметьте, так считают многие люди в Европе. Представляете, Борис Николаевич, двух президентских сроков, чтобы все перепилить, им мало! Какие-то неповоротливые люди, понимаешь.

– Хотите, я вам на эту тему расскажу французский анекдот? – захихикал Эленский. И не дожидаясь согласия, затараторил: – Приходят Президент, министр обороны и председатель Федерального собрания во французский ресторан. Официант, естественно, бросается к Президенту: чего, мол, желаете? Могу предложить чудеснейшее мясо ягненка… Президент охотно соглашается, а официант не отстает: «Какой, месье, подать гарнир? Может быть, овощи?» «Понятия не имею, – отвечает Президент, – пусть овощи сами себе сделают заказ…»

Все за столом сдержанно заулыбались. Только Уралов остался серьезен и не «поймал» столь откровенной шутки:

– Во-первых, французы нам не указ. Хотя Ширак и мой друг. – Скорее всего, он все еще отвечал на реплику Духона о мнении жителей нормандской глубинки по поводу своеобразного «лекарства», которым лечится российская власть. – Во-вторых, бросьте огород городить. Есть четкие договоренности, что мой преемник уйдет в срок. И с честью. Даже приличную работу мы тогда ему подобрали. Возглавит крупнейший нефтегазовый концерн. По секрету скажу, будь я моложе, тоже что-нибудь масштабное возглавил бы… И в-третьих. Если кто-то рядом с ним сегодня валяет дурака, так дураков всегда во власти хватало.

– Я вот о чем хочу спросить, опять же по причине долгого отсутствия в России. Кто-нибудь хоть самую малость знает, о чем конкретно думает Президент? – тихим голосом спросил Духон. – А то здесь с вами я столько всяких страшилок услышал, что нормальному человеку пора в петлю лезть.

– Сегодня с нами Президент не откровенничает. Не ближний круг, – с нескрываемой горечью заметил Дедов.

– Почему? Мне, например, известны его настроения. Ничего подобного, что я здесь слышу, за ним не наблюдал, – возразил Бурнусов.

В этот момент он напомнил героя старого советского фильма со ставшей уже классической репликой: «А вы не знаете, так и не говорите!»

– А вот Илья Сергеевич, по-моему, за этим столом ни слова не проронил. – Духон повернулся к Суворову, сидящему через два кресла от него. – Насколько я понимаю, вы сегодня единственный из старой команды, кто остался вроде как рядом с Президентом. Даже новое назначение получили недавно. Понимаю, что это еще ничего не значит. Но все же, может, вам известны его настроения?

Суворов все это вялотекущее время посиделок действительно молчал как рыба. Хотя справедливости ради пару раз порывался вклиниться в разговор, обуреваемый желанием сказать что-то откровенное и при этом сослаться на Президента, который, собственно, и санкционировал его полет во Францию. Но в последний момент Илья Сергеевич доселе неведомой ему силой подавлял в себе это желание.

«Он словно чувствует мои колебания», – подумал Суворов. Александр Павлович давал ему посыл: мол, пора сказать нечто важное. Хотя бы из того, что они обсуждали на недавней встрече в Люксембургском саду.

– И скажу, – воинственно начал он, встав во весь рост и застегнув трудно сходившийся пиджак на все пуговицы. – Совершенно точно осведомлен, что буквально совсем недавно Президент узнал обо всем, что творилось вокруг меморандума. И то, как я понимаю сейчас, в весьма препарированном виде. Причем мой тезка из Администрации Президента и директор ФСБ требовали санкции на более активные действия против гарантов меморандума. Не получили!