Духону явно стало интересно.

– Я, признаться, сейчас редко выезжаю. Но ради вас!.. Давайте тогда в Париже. Как будете там, я подскочу. – На том и сошлись.

Велико же было удивление Духона, когда на следующий день он вновь услышал знакомый голос:

– Я уже в Париже. В нашем посольстве. Готов, как пионер, встречаться. Жду.

Олигарх обрадовался. И наскоро позавтракав, сел за руль, чтобы примерно через два с половиной часа оказаться в отеле «Ритц», где обычно останавливался. Персонал отеля, вышколенный годами общения с ним, никоим образом не выказал удивления, что олигарх практически не взял с собой багажа. Лишь только консьерж, месье Морис, выдавая ключ, осмелился спросить:

– Поручает ли мне господин Духон подумать о его ужине?

– Ничего не имею против. Подумайте. Подумайте, месье. У меня, хотелось бы думать, ужин не будет омрачен дурными вестями. Я вернусь примерно часам к четырем. Тогда вы и сообщите о ваших идеях. – Он положил на стойку купюру в десять евро. И попросил подогнать такси.

Суворов готовился к встрече с волнением, если не сказать – с тревогой. Он понимал, что не имеет права говорить с Александром Павловичем, так сказать, «в контексте меморандума», поскольку понятия не имел, что Духон также подписывал его. А подобные тайны опытными людьми, к которым, безусловно, принадлежал и Илья Сергеевич, просто так не раскрываются. Поэтому он решил сначала прощупать настроения доброго знакомого, предполагая, что они каким-то образом могут быть выражением общих настроений членов ураловской команды.

Они встретились в двух кварталах от посольства. Суворов уже ждал на углу, когда парижское такси доставило его к месту встречи. Обнялись, как будто сто лет не виделись и вот наконец обрели друг друга.

– Только, Илья Сергеевич, пожалуйста, не будем думать об обеде. Если не возражаете, пропустим его в ожидании ужина. И не говорите, что собирались улететь еще до ужина. Не получится, – улыбнулся Духон и смешно погрозил пальчиком.

– Представьте себе, собирался. Служба, – добродушно сказал Суворов. – А сейчас куда двинемся?

– Если я не ошибаюсь в географии, здесь недалеко должен быть Люксембургский сад, где чудесно можно погулять и поговорить. И понежиться на солнышке.

Они двинулись вверх по бульвару Сен-Мишель. Духон – в легких джинсах и пиджаке от Армани, приобретенных весной в любимом фирменном магазине по соседству с отелем. Если бы он знал, что не пройдет и двух месяцев, как этот уважаемый им магазин закроется, Александр Павлович очень бы расстроился.

Достопочтенный Илья Сергеевич был облачен в летний партикулярный костюм светло-серого цвета и неплохо смотрелся на фоне парижских бульваров.

Они вежливо поговорили о семьях, погоде, здоровье и не заметили, как оказались в парке.

Александр любил это парижское место, где можно было уютно устроиться даже в кованом кресле, а ноги, как истинные парижане, отдыхающие вокруг, водрузить на другое.

– Смелее, Илья Сергеевич, следуйте моему примеру. И непременно советую развернуться лицом к солнышку. Оно сейчас не очень жаркое и ласкает весьма нежно. Впрочем, как и всё в Париже.

Суворов не стал себя долго убеждать и последовал примеру Духона.

– А что? Недурно. Сто раз бывал в Париже, а такой свободы себе ни разу не позволял.

– Это потому, что вы прирожденный чиновник. Не обижайтесь, Илья Сергеевич, но наши чиновники умеют только взятки брать да щеки надувать. К вам, правда, это не относится. Вы – хороший чиновник. Даже излишне правильный.

– Спасибо на добром слове.

Суворов отвернулся, чтобы приятель часом не увидел его выражения лица. Супруга Ильи Сергеевича давно работала в одной из структур Духона. Таким нехитрым способом он помогал этой милой семье, особенно после того, как их единственная дочь стала обучаться в Мадриде. Но чтобы это не унижало Илью Сергеевича, его жена помогала олигарху пополнять его коллекцию живописи испанских художников.

Они еще достаточно долго сидели молча, с интересом наблюдая за окружающей публикой. Но не той, что принадлежала к суетливому племени туристов, мелкими кучками перебегающих от одной достопримечательности к другой.

– Как будто кругом нет никаких проблем. Только позавидовать можно, – заметил Суворов.

– Я вот тут, в деревне, в Нормандии, исключительно с одними французами соседствую. Это вам не Лазурный Берег, не Марбелья, не Лондон. Так вот, представьте, им действительно можно позавидовать. Социализм. Мы строили его у себя, а они – здесь. Соревнование двух систем в действии.

– Неужели, Александр Павлович, вы в социалисты записались? Никогда не мог предположить.

– Не волнуйтесь. Может, поживу здесь еще немного, так этот их социализм настолько опротивит, что домой вернусь.

Духон говорил в своем привычном ироничном стиле, что нередко раздражало тех его собеседников, кто был настроен на серьезную волну.

Илья Сергеевич отлично знал эту его манеру и даже не обратил на это внимания.

– Скукотища, – скривил улыбку бывший банкир и олигарх. – Помнится, еще не так давно кто-то мне чуть ли не божился, что собирается покончить со службой, как только стукнет шестьдесят.

Суворов понимал, что Александр Павлович его подкалывает, но ничего против этого не имел.

– А вы бы что сделали, если тебя приглашают, чтобы объявить об отставке и вдруг предлагают новую должность?

– Я бы ничего не сделал. У Президента со мной почему-то всегда другие темы разговоров. Скорее всего, я не подхожу по каким-то параметрам. – Духон убрал ноги с соседней скамейки и стал, как показалось его собеседнику, несколько серьезнее.

– А Президент, кстати, в курсе, что Уралов поначалу именно в вашей драгоценной персоне увидел своего преемника? – как-то обыденно спросил Александр, будто речь шла о каком-то пустяке.

Суворову стало приятно, что Духон, оказывается, знает об этом предложении.

– Было дело, – не отводя глаз от собеседника, ответил Илья Сергеевич. – Только до сих пор не могу понять, правильно ли я сделал, что отказался.

– Вы что, серьезно? Как там в Писании сказано? «Да минует меня чаша сия». Верно, кажется, процитировал.

– Верно. Но я и в другом не уверен. Зачем, например, на новый пост заступил?

Илью Сергеевича так и подмывало в лоб спросить олигарха-пенсионера, как он сейчас относится к нынешней власти. Но боялся, что, действуя напролом, мало чего добьется. Духон, как обычно, отшутится, и дело с концом.

– Радоваться надо, что вам отодвинули старость. Это, заметьте, вам говорит пенсионер.

Хотя Александр пытался преподнести эту фразу всего лишь как шутку, его голубые, уже изрядно выцветшие глаза истинные эмоции выдавали с головой. Грусть или что-то еще совсем иное выплескивалось из них через край.

– Можно, конечно, и радоваться, – с сомнением ответил Суворов. – Но вы понимаете, все вокруг словно чужое. Кроме Президента, поверьте, не поймешь, кто и что про тебя думает.

– Ну, это еще полбеды, – возразил Александр. – Лично меня в последнее время жутко доставало то, что я вообще не понимал, кто и что думает. И думает ли вообще. Про будущее страны, к примеру. Про истинное положение вещей в этой стране. Да разве все перечислишь, что хотелось бы понимать.

Духон заговорил излишне эмоционально, чем сразу привлек внимание посторонних. Но даже заметив это, сдерживать себя не захотел:

– Нет, вы не подумайте, что я призываю залезать чужими сапогами всем в душу. Я сам никогда этим не увлекался да и других особо не поощрял. Мне представляется, Илья Сергеевич, что вы человек подобного же склада. И вас это мучает. Ведь так?!

Суворов выразительно кивнул:

– То-то и оно. Я сам нахожусь как в вакууме. Не знаю, как человек должен себя ощущать в этом самом вакууме, но мне кажется именно так – раскланиваюсь, пожимаю ручки, отвечаю на звонки, а ощущения командной работы как не было, так и нет. Александр Павлович, ну скажите, что все-таки происходит? – чуть не взмолился Илья Сергеевич.