— Да вы, батя, не беспокойтесь. Садитесь, — предложил Петя. — Дело в том, что мы партизаны. Оставаться в селе надолго не можем. У нас своя задача — бить фашистов с тыла, помогать Красной Армии.

— Как же быть? Что робить? — растерянно проговорил старик.

— Я же вам говорю — не волнуйтесь. По нашим следам идет фронт. Слышали, позавчера освобождены Ровно и Луцк?

— Нэ вже?! До Луцка от нас миль двадцать будет, — обрадовался хозяин.

— Вот видите? Скоро придет свобода. Не сегодня, так завтра наши войска будут здесь, — продолжал комбат. — Возможно, немцы к вам больше не попадут, но все же советую быть настороже. Отступая, они особенно зверствуют, не щадят ни людей, ни сел. Все сжигают до тла…

— Садись, сынок, за стол, — вмешалась хозяйка.

И хотя при виде курятины, появившейся на столе, засосало под ложечкой, Петя попросил:

— Подождем немного. Товарищи подойдут, а я пока умоюсь…

В хату вошел начальник штаба старший лейтенант Попов. Под стать командиру — молодой, стройный, веселый москвич. В отряд пришел недавно, но уже успел полюбиться партизанам.

Михаил Попов поздоровался с хозяевами и, обращаясь к комбату, доложил:

— Заставы выставил. Разведку выслал.

— Потери уточнили? — спросил Брайко.

— Запросил роты. Вызвал врача, — Попов посмотрел в окно и добавил: —Да вот он идет.

Сильно наклонясь, в дверь протиснулся молодой, высокий, худощавый, с глубоко посаженными глазами военфельдшер Михаил Михайлович Горелов. Перед самой войной он окончил медицинский техникум, служил в Харьковском пограничном училище. Но затем в первые же дни войны военфельдшер Горелов оказался на фронте в 117-й стрелковой дивизии. Воевали яростно, но уже через три-четыре месяца от дивизий почти ничего не осталось. Ее остатки оказались в глубоком окружении. Начались скитания по оккупированной территории.

Михаил видел страдания народа. По пути оказывал медицинскую помощь больным. На Ровенщине жители упросили Горелова остаться, помочь избавиться от эпидемии тифа, вспыхнувшей в селах.

Он долго колебался.

— Что же нам, пропадать? — говорили убитые горем крестьяне. — Своих врачей нет, а от фашистов помощи не жди. Оставайтесь, пожалуйста, поможете, а потом уйдете в партизаны. Все равно вам не перебраться через линию фронта…

В доводах крестьян была доля правды. Разве не все равно, где драться с врагом? Все же Горелов долго колебался. Наконец, сдался. Остался. Трудно приходилось Михаилу. Ни днем, ни ночью не было покоя. В дождь и в пургу ходил Горелов за многие километры в соседние села, помогал больным. И хотя понимал, что приносит пользу, военфельдшер чувствовал себя не в своей тарелке.

Летом 1943 года Горелов с несколькими местными парнями пришел в партизаны. Его приход был кстати: отряды Ковпака нуждались в медицинских специалистах. Горелова назначили начальником санитарной части батальона. И хотя Михаил был военфельдшером, в отряде era заслуженно называли «партизанским доктором».

С момента прихода в отряд прошло полгода. Теперь, обогащенный опытом, партизанский доктор Горелов возглавлял санитарную часть третьего батальона.

…Не успел Михаил Михайлович переступить порог, как комбат поспешил ему навстречу и, заглядывая снизу вверх в лицо Горелову, нетерпеливо спросил:

— Как дела? Много?

— Три человека раненых. Легко, но все в ноги. Транспорт для их перевозки подготовили, — доложил Горелов. В голосе чувствовалась усталость.

В середине дня от Боремля возвратились разведчики. Они доложили, что в местечке гарнизон слабый. Но там собираются немцы, бежавшие из Ольховки.

Батальон подняли по тревоге. Путь держали на юго-восток. К местечку Боремль подошли засветло. Без труда разгромили уже подавленного поражением противника. Расчет на стремительность оправдался и на этот раз.

Дальнейший путь преградила разлившаяся река Стырь. Пришлось потрудиться саперам. Они с помощью крестьян разобрали сарай и навели наплавной мост.

Продолжая движение, партизаны уничтожили заставу в селе Волновое Козинского района. Убили всего четверых гитлеровцев. Но среди трофеев оказались ценные документы, подтверждавшие, что в Бродах расположен штаб четвертой танковой армии немцев. Решили «побеспокоить» этот штаб.

Прежде всего выслали группы минеров и заминировали шоссейные дороги: Млынов—Демддовка и Дубно—Броды. Группа подрывников, во главе с молодым минером Васей Коробко, установила фугасы на участке железной дороги Дубно—Рудня Почаевская. Результаты не заставили себя ждать. На перегоне Верба—Рудня Почаевская полетел под откос вражеский эшелон. На минах, установленных на шоссе, подорвались три автомашины с грузами и одна с гитлеровцами.

Наконец-то разразилась метель. Она не прекращалась несколько суток. Это было на руку партизанам. Мелкие группы и колонны немцев двигались вслепую и попадали на партизанские засады.

Вечером 7 февраля батальон завязал бой с сильным гарнизоном противника в Доброводах Козинского района. В поисках свободных от противника дорог начальник штаба Попов с группой разведчиков направился к Пляшовке. Не доезжая села, заметил, как на дороге вспыхнули фары. Надо было выяснить обстановку. Обычно расчетливый старший лейтенант так и поступал. На этот раз этого не случилось. Проезжая через лесную деревню, Попов зашел в один из домов. Иззябнув на пронизывающем ветру, с удовольствием хватил самогонки. Она вселила в него безрассудную храбрость, лишила здравого смысла. Он понадеялся, что на дороге автомашины и решил кавалерийским наскоком захватить их. Со словами «По фашистам — огонь!» поскакал вперед, на ходу стреляя из автомата, увлек за собой разведчиков. Но не тут-то было! Горстку партизан немцы встретили шквальным пулеметным огнем и залпами орудий. По дороге двигалась колонна танков.

Первыми же залпами был сражен старший лейтенант Попов и тяжело ранен разведчик Шкурат. Преследуя отступающих разведчиков, вражеские танки набросились на партизанский батальон. Роты оказались зажатыми с двух сторон. И тут-то Брайко прибег к хитрости. Продолжая бой с гарнизоном и танками, он под покровом темноты и метели незаметно вывел батальон в направлении Хотыни, предоставив возможность гитлеровцам драться между собой.

Взвод Устенко, высланный к Бродам, на дороге Лешнев—Броды встретился с инженерной разведкой штаба четвертой танковой армии и уничтожил ее. В эту же ночь партизаны разгромили инженерный отдел штаба армии. При этом убили двенадцать офицеров и сожгли две автомашины. Кроме того, из минометов и пулеметов обстреляли Броды. Гитлеровское командование, видимо, приняло партизан за передовые части Советской Армии, прорвавшиеся к ним в тыл, и поспешило штаб четвертой танковой армии переместить во Львов.

Используя панику в рядах врага, третий батальон овладел местечками Станиславчиком и Лопатином. Противник не оказал серьезного сопротивления. В Лопатине партизаны захватили и уничтожили спиртзавод, сто тонн спирта, авиасигнальный пост, почту, ремонтные мастерские…

Партизанские саперы заминировали в нескольких местах железную дорогу Луцк—Львов (севернее и южнее Радехова), а затем переправились через Западный Буг у села Добротвор, установили мины на железной дороге Владимир-Волынский— Львов и подорвали один эшелон.

Батальон продолжал стремительное движение на запад. Днем 12 февраля подошел к железной дороге Рава-Русская—Львов и захватил полустанок. От начальника полустанка узнали, что через несколько минут должен пройти воинский эшелон. Не теряя времени, заминировали путь. Стали ждать. Наконец послышался грохот приближающегося эшелона.

Не подозревая об опасности, машинист вел состав полным ходом. Все ближе и ближе. Уже слышен перестук колес и буферов.

Партизанские роты изготовились к встрече. Как только взорвалась мина и паровоз с тремя вагонами свалился с насыпи, ударили по составу из пулеметов, автоматов и бронебоек. Противник не отвечал. Тогда и партизаны прекратили стрельбу, подошли к вагонам. Эшелон оказался груженным военной техникой и различным имуществом. Несколько человек охраны погибли при крушении.