Немцы непрерывно обстреливали нас из танковых орудий и крупнокалиберных пулеметов. В деревне загорелось несколько домов. В это время на мине взорвалась бронемашина…

Видимо, немцы по-прежнему не знали наших сил или же не считали нужным заходить в населенный пункт. Танки прорвались по дороге Турец—Кореличи. Бакрадзе оказался отрезанным от главных сил.

По дороге на машинах подъезжала немецкая пехота и с ходу вступала в бой. Вокруг первого батальона замыкалось кольцо. Опасность мы видели, но помочь ничем не могли.

— Отходить надо, что он, не видит? — нервничал Боголюбов.

Опасность видел и Бакрадзе, но прорваться не мог. Сдерживая наседавшего противника, Давид уводил роты дальше от нас. Скоро батальон скрылся за бугром. Туда же перевалили немецкие танки и пехота.

— Обоз галопом к штабу дивизии! — передал приказание комдива связной Филоненко. — Отходите скорее, можете опоздать. Кульбака и Брайко еле сдерживают противника…

Боголюбов повел обоз. Я снял с обороны батальон Тютерева и поспешил в Большую Слободу. Штаба дивизии на месте не застали. Только проскочили пылающее село, как туда со стороны большака ворвались танки.

Колонну мы настигли на Немане, где она переправлялась вброд. Я доложил Войцеховичу, в каком положении оказался Бакрадзе. Казалось, он не обратил внимания на мои слова.

— Получилось не так, как мы планировали, — сказал Василий Александрович. — Противник оказался во много раз сильнее, чем мы предполагали. Из-за Немана продолжают подходить колонны мотопехоты и танков. Мы рассчитывали на помощь генерала Плиева, а он, оказывается, уже далеко на запад рванул.

— Все это так, но как помочь Давиду?

— За Бакрадзе не бойся, не пропадет. Обоза с ним нет, а налегке он обведет немцев вокруг пальца. Хитрый кацо, — успокаивал меня Войцехович.

Его доводы мало успокоили меня. Я видел, какие силы навалились на батальон. Если бы это случилось ночью, можно было бы не беспокоиться! А то ведь двенадцать часов дня! Чтобы спасти батальон от разгрома, кроме храбрости, нужно большое умение.

Переправились через Неман. Первым в Налибокскую пущу проник Андрей Цымбал с группой партизан. Там повстречал местный белорусский отряд.

— Кто вы такие? — спросил командир местного отряда.

— Ковпаковцы.

Командир внимательно посмотрел на Цымбала и пригласил отойти в сторонку, чтобы поговорить. Но как только Андрей оказался один среди местных партизан, на него набросилось несколько человек, обезоружили и связали.

— Что вы, черти, делаете? — кричал Андрей.

— Не ерепенься! — угрожающе проговорил здоровенный партизан. — На сук вздернем, еще не так взвоешь.

Цымбал решил, что попал в западню, подготовленную власовцами.

— Предатели! Плевал я на ваши угрозы! — кричал Андрей. — Плачет по вас виселица.

— Сам ты предатель, партизаном прикидываешься.

— Да, я партизан!

— Ковпаковец? — саркастически спросил местный партизан.

— Ковпаковец, — ответил Цымбал.

— Как вам нравится — он ковпаковец? — под общий смех сказал все тот же верзила. — Да будет тебе известно, ковпаковцы на Украине.

Цымбал понял, что его принимают за власовца или полицая.

— Да будет тебе известно, через час ковпаковцы будут здесь, — отпарировал Андрей. — И скажу я вам — вы не партизаны.

— А кто мы, по-твоему?

— Партизаны не станут одного человека бояться и связывать. Во всяком случае, ковпаковцы так не поступают.

— Что мы развесили уши, слушаем? Байки рассказывает. Показать ему кузькину мать, сразу признается, что он за птица…

— Попробуй!

Местные партизаны не принимали во внимание никаких доказательств со стороны Цымбала. Но тут в разговор вмешался совсем еще юный партизан.

— А может, и на самом деле он ковпаковец? — сказал он. — Давайте отправим в штаб.

— Хватит нам возни с пленными немцами. Предателей расстреливать на месте, — настаивал на своем верзила.

— Прикончить, и вся недолга, — поддержали и другие.

Цымбал понял, что можно погибнуть ни за понюх табака.

— Приведите моих хлопцев, — попросил он.

— Хитер мужик. Нет, пусть они отдыхают. И до них доберемся.

Судорожно работала мысль, ища выхода. Неужели конец? И от кого? От своих же. Цымбал решил попросить, чтобы выслали разведчиков для связи с Вершигорой. Это его последний козырь. Не могут же они отказать ему в этой просьбе, если они действительно партизаны.

Спасение пришло неожиданно и не с той стороны, откуда ждал Цымбал.

— Что здесь происходит? — услышал он знакомый голос.

— Изменника поймали. Прикидывается партизаном-ковпаковцем, — последовал ответ.

Спрашивающий подошел ближе и ахнул:

— Цымбал!

Он бросился к Андрею и начал распутывать веревки и на все лады склонять чересчур бдительных партизан.

— Вы знаете, кто это? Это Андрей Калинович Цымбал! Командир второй роты у Ковпака! Эх вы! Изменника поймали…

Цымбалу развязали руки. Он настолько перенервничал, что никак не мог припомнить, где видел этого бойкого парня.

— Андрей, ты меня узнаешь? Я — Володя Казнаков. На Припяти был ранен…

Теперь Андрей Калинович вспомнил Володю, который пришел в отряд с группой Бакрадзе. Был ранен, и его отправили на Большую землю с аэродрома в Кожушках. Видимо, после выздоровления он вновь оказался в тылу врага.

Местные партизаны растерялись. Они не ожидали такого поворота.

— Как вам не стыдно?! — выговаривал Цымбал. — Не можете отличить партизана от предателя.

— Так они сейчас подделываются под партизан, — оправдывались хозяева Налибокской пущи.

Скоро подошли главные силы дивизии и расположились на отдых в лесу.

Опустилась ночь, а первый батальон не возвращался. Мое беспокойство еще больше усилилось, когда он не пришел и утром. Бойцы угрюмо молчали. Раненые досаждали одними и теми же вопросами: «Командир полка пришел?», «Что слышно о батальоне?». Лучше самому быть на месте Бакрадзе и Колесникова, чем ждать в неизвестности.

Бакрадзе с батальоном пришел лишь к вечеру следующего дня. Нашей радости не было предела. Я повел их прежде всего показать раненым.

Доктор Зима повис у Давида на шее. Раненые подзывали его к себе. Такая теплая встреча очень растрогала командира полка.

— Расскажи, как вам удалось прорваться? — попросил я.

— Эх, Вано, досталось нам на орехи, — покачал головой Бакрадзе. — Сначала, понимаешь, все было хорошо. Повредили два танка, а потом еще два. Жаль, поджечь не удалось и некоторые из них стреляли с места. Остальные вместе с пехотой навалились на батальон. Жарко пришлось. Все же первую их атаку мы отбили. Но скоро противник на машинах подбросил подкрепление…

— Я как увидел, сколько их, с бугра далеко видно, сразу сказал: здесь нам не удержаться, — вставил Колесников.

— Немец пошел в новую атаку. Наши хлопцы держались крепко. Сорвали и эту атаку. Но гитлеровцы понимали, что сила на их стороне, и лезли напролом, — продолжал Давид. — В самый разгар боя меня сильно толкнуло, я упал и почувствовал острую боль в правом плече. Понимаешь, перед глазами желтые круги пошли. Маму вспомнил, думал, без руки остался…

— Я увидел, как Давид Ильич упал, и закричал: командир ранен! — сказал командир роты Деянов.

— Не успел опомниться, как бойцы отволокли меня за бугор, — рассказывал Бакрадзе. — Прибежала медсестра Лена, новенькая, которую нам перевели от Брайко. Молодец дивчина, смелая… Давайте, говорит, перевяжу. Стащили с меня гимнастерку. Смотрим, раны нет. Кожа местами содрана, плечо горит, а раны, понимаешь, нет. Что случилось? Клянусь мамой, не мог понять!

— Тут я глянул на автомат командира, а у него дульная часть разворочена. Видно, крупнокалиберной пулей изуродовало. Посмотрите, — сказал Деянов, протягивая мне автомат Бакрадзе — подарок белорусских партизан.

— И на этот раз смерть прошла в миллиметре от меня, — сказал Давид. — Думать некогда. Вскочил на ноги, взял из рук тяжелораненого бойца автомат и снова в бой. Ты, Вано. знаешь, я левша. На этот раз это мне сильно пригодилось… На минах подорвалось еще три танка. Зато пехоты и артиллерии стало в два раза больше. Гитлеровцы обошли высотки и окружили батальон. Что делать? До ночи, думаю, не устоим. Какой решение принять? Один решение — прорываться, пока, понимаешь, не поздно.