— Соболезную. Крепись, — дежурно сказал Венька. — Одного я не могу понять — зачем он это сделал?

— Потому что любил, — ответила Елена Карповна и вдруг всхлипнула. — А я, дура набитая…

Она внезапно замолчала.

— Зря это он, — сказал Венька, слыша в трубке придушенное рыдание. — По-бабски как-то. Ах, вы так? А я вам вот этак. Жизнь не игрушка. Да не реви ты, черт бы тебя побрал. В смысле: кончай реветь.

Вот чего он терпеть не мог, так это бабских слез. Часами могут ныть. Ы-ы-ы, ы-ы-ы. Тьфу!

— Больше не буду, — отозвалась Елена Карповна. — Бездушный вы, Вениамин Олегович. Не нужно мне ваших денег.

И повесила трубку.

— Куда ты денешься? — сказал Венька, после чего позвонил личному охраннику, чтобы заехал за деньгами. Подкинуть, мол, надо по одному адресочку.

Лена со своим дурацким Володей была слегка некстати. Дело в том, что буквально за пару минут до этого у Веньки был разговор с матерью. Она приглашала на пять вечера, он как мог отказывался, но в конце концов вынужден был согласиться. А, согласившись, сразу начал ругать себя, что зря это сделал. Опять эти пензяки, Женечка, Гендос, Лена с Юрой, Александр Прокопьевич. Всем будет что-то нужно. Кстати, обещал быть Кирилл.

Вот с Кириллом не хотелось бы встречаться. Пусть он помог тогда с Боцманом, пусть. Честь ему за это и хвала. Но то, что он позволяет себе с Лазаревым, начисто перечеркивает этот героический поступок.

Но как не пойти? Сын всё же, не окончательная сволочь.

А тут Лена с этим Володей.

Приехал охранник. Венька передал ему конверт с пятью тысячами долларов (пусть Лена знает, что он не жлоб), назвал адрес, предупредил, чтоб без глупостей.

— Как можно, шеф? — обиделся охранник.

Веньку он уважал больше даже не как министра, а как непобедимого бойца, способного в одиночку отметелить и десять, и двадцать архаровцев. Воровать у такого человека? Мыслимое ли дело…

Между просим, Елена Карповна от денег не отказалась…

В 17.00 Венька был у родителей. Довез Веньку всё тот же охранник, за сверхурочную работу немедленно получивший двести долларов. Еще триста его ожидали за следующий вызов, который должен был последовать после 22.00. Полтыщи баксов за вечер, согласитесь, совсем недурно. К 22.00 Венька предполагал основательно нагрузиться. Естественно, вопрос о том, чтобы в таком состоянии вести машину, не возникал. Прошли те глупые мальчишеские времена, когда вдребезину пьяный Венька гонял на авто по ночному городу. Статус не тот.

Стол ломился от снеди, еды было наложено в три этажа. Поднос с жареным поросенком, например, был вознесен на третий уровень, он опирался на два ведерка с шампанским. Под подносом находилось блюдо с блинчиками, фаршированными черной икрой, и блюдо с разносолами. Рядом с подносом стояли вазы с виноградом и персиками, возвышающиеся до второго уровня. Таким образом был заставлен весь стол.

Чувствовалось, что гости на сей раз раскошелились.

Мать хотела усадить братьев вместе, но воспротивился Кирилл. Он сел между Женечкой и Гендосом. Венька и сам не заметил, как угодил между супругами-пензяками. Вот уж вляпался, так вляпался.

Кстати, за столом имел место еще один гость, нежданный, который явился с корабля на бал аккурат перед приходом братьев. Явился он, как и следовало ожидать, из каталажки, где отбухал без малого шесть часов. За эти шесть часов пивное амбре из него выветрилось, но не окончательно. К тому же со вчерашнего утра он был небрит. Догадаться нетрудно — это был Елдынбаев.

Между прочим, котла с пловом, занимающего треть стола, на сей раз не было. Не было и первача, с алкоголем гости также расстарались: коньяки, бренди, ликеры, шампанское, вина в причудливых бутылках. Как-то так получилось, что все, даже халявный Гендос, пришли сильно нагруженные, оттого у стола колесом гнулись ножки. Елдынбаев приволокся с мешком, в котором кроме огромной дыни и десятка кукурузных початков была масса детских поделок из бумаги, пластилина, глины и дерева. Елдынбаев приехал просить не за себя.

Гостеприимные Рапохины, которые и сами наготовили воз и маленькую тележку, радушно приютили трудягу Самата.

Пензяки были крайне предупредительны. Красивая Диана (приставка «тётя» была отброшена, как рудимент) взяла над Венькой шефство и подкладывала в его тарелку лакомые кусочки. Коля ревностно следил, чтобы не пустовала Венькина стопка.

Все были приторно любезны, все, наверное, ожидали раздачи слонов. Думали, поди, что раз министр — значит, у него этих слонов навалом. Чудаки-с. Венька хлопал стопку за стопкой, ко всем обращался на «ты» и с каждой стопкой становился всё более бесцеремонным, ибо видел, как перед ним лебезят.

Лебезили, конечно же, и перед Кириллом, и он тоже надувался, как индюк, просто пил меньше брата и молчал побольше, потому был не так заметен.

Елдынбаев не раскрывал рта, только зыркал на Веньку, когда тот вываливал что-нибудь особенно беспардонное.

Огромный, квадратный Александр Прокопьевич, который поначалу морщился от Венькиного «тыканья», быстро к этому привык и лишь время от времени приговаривал:

— Гляди ж ты, как время летит. Недавно еще без порток бегал, а уже министр.

Часа через два, которые промчались незаметно, Диана начала осторожненько намекать Веньке, что жизнь в Пензе не мёд. Денег у людей нет, больно-то не поторгуешь. Зарплаты маленькие, а цены, как в Москве. Вот если бы перебраться в столицу — это было бы да.

— Это было бы дело, — встрял в разговор Коля. — Оно друзьям-то лучше, когда вместе. Мало ли что — в смысле помочь друг другу. Верно ведь?

Лебезя, он и не заметил, что начал изъясняться, как холоп. А ведь не последним человеком на заводе был. Институт в своё время закончил на «хорошо» и «отлично».

— Подай-ка поросятинки, — велел ему Венька. — Вон тот кусманчик, попостнее.

Коля, угодливо изогнувшись, положил на Венькину тарелку требуемый кусок.

Кашлянул сидевший через Колю Елдынбаев. Венька перехватил его угрюмый взгляд и спросил:

— Чего такой мрачный? Опять, что ли, с ментами поцапался? Рассказал бы. Поржём.

— Как-нибудь, — ответил Елдынбаев и поднял свою стопку: — За твою должность, Веня. Хорошая у тебя должность.

Сказано было серьезно, но был в этих словах какой-то подвох, какой-то гаденький намёк типа: хорошая у тебя должность, да дураку досталась. Впрочем, этих узкоглазых разве поймешь? Может, он и вправду со всем уважением? Короче, Венька решил не обижаться и выпил за свою должность.

— В белокаменную захотелось? — сказал он после этого, повернувшись к Диане.

— Захотелось, — ответила она.

— Не того брата выбрали, — ухмыльнувшись, произнес Венька и кивнул на Кирилла: — У нас он на «бабках» сидит.

— Не в «бабках» дело, — сказала Диана. — Тут главное — словечко замолвить где надо, чтобы пригласили. Тогда и жилье найдется и всё такое прочее. Это нас не послушают, а вас, Венечка, — можно я буду звать вас Венечка? — вас, Венечка, послушают.

Ах, как это приятно, когда старшие называют тебя на «вы». Сколько себя Венька помнил, Диана всегда была взрослая. Он был маленький, а она уже была большая, старшая. И очень влекущая. Раньше он не понимал, почему его к ней тянет, а став повзрослее, понял — она очень красивая и оттого сексуальная. И сексуальность эта весьма остра, так как Диана недоступна. Всё по дядюшке Фрейду.

«А что? — подумал он. — Взять да поиметь. Она еще ничего, эта Дианочка. Реализовать мечту юного кретина. Еще лет пять и будет поздно, а сейчас, глядишь, что-нибудь да получится. Вот хохма-то будет. Нет, шутки ради. А?»

— Веня, — услышал он. Это был Кирилл. — Выйдем — чего скажу.

Венька вышел вслед за ним в коридор, и здесь Кирилл, понизив голос, сказал:

— Не вздумай.

— Что «не вздумай»? — не понял Венька.

— У тебя всё на роже написано, — сказал Кирилл. — Не порть хоть это. У нас же больше ничего не осталось. Ты понял? Ни-че-го.