Другое дело — сакральные права и привилегии, будь то инвеститура или подношения для торжественных ритуалов, имевших всеобщее значение, в первую очередь для жертвоприношений в честь Неба. Это было делом святым, и в свое время даже чуский ван в ответ на упреки Гуань Чжуна обещал исправиться и прислать все, что требует от него чжоуский ван, — при всем том, что он сам именовал себя не иначе как ваном. Аналогичным образом обстояло дело с подарками и приношениями в связи с церемониальными визитами по случаю брака или похорон. Однако здесь нормы уже явно не соблюдались столь свято, как в первом случае. Быть может, именно поэтому Цзин-ван столь ревниво следил за тем, кто и сколько привез ему вместе с соболезнованиями по случаю смерти его жены, в связи с чем цзиньский Шу Сян и высказал в его адрес свое порицание. Словом, за ваном оставались церемониальная сфера жизни и связанные именно с ней подарки и подношения, тогда как гегемон получал реальную и достаточно весомую дань (недаром Цзы Чань умолял о ее уменьшении), что вполне соответствовало его статусу и функциям.
Таким образом, гегемон был пусть и нелегитимным, но, как и ван, безусловно признававшимся практически всеми правителями-чжухоу сюзереном. Даже если не все чжухоу с этим легко соглашались, а некоторые из них порой готовы были бросить вызов гегемону, это не меняло дела, как, впрочем, не меняло его и то, что некоторые могущественные царства вне Чжунго, прежде всего Чу, временами выступали против гегемона и даже ставили под сомнение право вана на высший суверенитет в Поднебесной. Проблема ведь не в том, оспаривался статус гегемона еще кем-либо или нет. Важно, что сам по себе этот статус своего рода хранителя высшей власти был общепризнанным и жизненно необходимым. Чжухоу отлично сознавали, что кто-то должен взять на себя функции управителя делами и что отправление этих функций стоит немалых затрат, которые каждый из них в соответствии с его возможностями и соотносительной значимостью обязан погашать. Потому нет ничего удивительного в том, что казной Поднебесной считалась казна гегемона, а не чжоуского вана.
Однако между ваном и гегемоном всегда была ощутимая разница, которая сохранялась даже в моменты наивысшего могущества первых двух выдающихся гегемонов-ба, а со временем, несмотря на прогрессирующий упадок реальной власти вана, становилась даже более весомой. Конец периода Чуньцю ознаменовался явственной тенденцией к дефеодализации, а знаменем этого процесса был чжоуский ван, признанный наследник высшей мудрости древних правителей, легенды о которых все шире распространялись по Поднебесной, но никак не гегемон. Этому, безусловно, способствовало и то немаловажное обстоятельство, что после первых двух выдающихся гегемонов остальные уже не были столь заметными фигурами, а сам статус гегемона закреплялся не за личностью правителя, а за могущественным царством, т. е. за Цзинь[112]. В то же время в пределах Чжунго чжоуский ван твердо сохранял свой высший и непререкаемый статус обожествленного сына Неба[113].
Таким образом, в период Чуньцю на высшем уровне власти вассально-сюзеренные связи были четко установлены и всерьез никем уже, во всяком случае в пределах Чжунго, более не оспаривались. На вершине пирамиды власти находились, занимая каждый свою нишу, ван и гегемон-ба, а ниже их, на второй ступени иерархической лестницы, находились владетельные князья-чжухоу. Чжухоу было не так уж много. В текстах их можно встретить едва ли более трех-четырех десятков (если не считать племенные протогосударства варваров из числа жунов, ди либо и). Если оставить в стороне варварские протогосударства, то все остальные — хотя они и заметно различались в зависимости от размеров и политической значимости их владений — считались как бы стоящими рядом друг с другом (Лe-го)[114]. Впрочем, это не значит, что они в действительности все были одинаковыми по своему статусу. Напротив, и формально, и по существу они не были в равном положении.
Формально это неравенство сводилось к тому, что владетельные правители имели разные титулы — гун, хоу, бо, цзы и нань, которые в западной синологии уже очень давно отождествляли соответственно с герцогом, маркизом, графом, виконтом и бароном. И хотя чжоуская титулатура в реальности никогда не была устойчивой, не говоря уже о том, что посмертно все правители равно именовались гунами (потому в нашей книге все чжухоу так и именуются), она все-таки всегда имела значение. Больше того, при перечислении правителей, прибывавших на то или иное совещание либо принимавших участие в коллективных акциях, в текстах при прочих равных условиях учитывались титулы чжухоу: сначала упоминались те, кто удостоен титула гун, затем хоу и т. д. При этом не имело никакого значения, как именовали сами себя те или иные правители (в Чу, У и Юэ они с определенного момента именовали себя ванами), — важно было лишь то, какой титул они получили от чжоуского вана.
Следует заметить, что с титулатурой в чжоуском Китае всегда дело обстояло достаточно сложно. Как о том говорилось в первом томе [24, с. 267], в раннечжоуском Китае титул не значил слишком много и легко заменялся на другой либо опускался вовсе. Следовало бы, однако, ожидать, что в период Чуньцю с его тенденцией к росту формальной значимости титулатуры в рамках феодальной структуры ситуация должна была существенно измениться. В какой-то мере так оно и случилось. Однако обращают на себя внимание серьезные и достаточно многочисленные несоответствия, разобраться в которых не очень просто и причина которых не всегда ясна. Обратим на них более пристальное внимание.
Если ориентироваться на лаконичный и строго выверенный текст хроники «Чуньцю», высоко ценимого конфуцианского канона, то из него вытекает, что к числу чжухоу, которые всегда именовались титулом гун, относятся только правители царств Сун и Лу. Во всяком случае только они почти всегда в этом тексте именуются гунами. Другие чжухоу, включая и гегемонов, имели более низкие титулы. Об исключении можно говорить разве что при упоминании о вассалах вана внутри домена, часть которых именовалась титулом гун.
Титул хоу всегда использовался для обозначения правителей Цзинь, Ци и Вэй, а в сообщениях первой половины периода Чуньцю еще и правителей небольших царств Чэнь, Цай и даже Цзи (см. [212, т. V, с. 37, 57, 65, 67, 94, 138, 160, 199, 203, 231, 264]). В одном случае титулом хоу назван и правитель мелкого северного удела Син, имя которого встречается редко и в основном в связи с войнами против него (последний раз оно упомянуто, когда речь шла о его уничтожении царством Вэй в 635 г. до н. э. [212, т. V, с. 193]).
Показательно, что в сообщениях хроники, касающихся второй половины периода Чуньцю, правитель царства Цзи именуется уже более низким титулом бо [212, т. V, с. 368, 749], тогда как правители Чэнь и Цай, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, сохранили за собой титулы хоу. Показателен также пример с небольшим княжеством Тэн, правитель которого в хронике устойчиво именуется низким титулом цзы, хотя в начале Чжоу, как на то обратил внимание Д.Легг, он именовался более высоким титулом хоу [212, т. V, с. 303 и 305]. Как видим, титулатура в зависимости от обстоятельств могла изменяться. Однако остается неясным, кто, как, когда и почему изменял титулы. Если опираться на данные Сыма Цяня, то проблема, с одной стороны, проясняется, а с другой — еще больше запутывается.
