— Вот что заставило ее избегать меня в тот вечер, когда она твердила, что она отверженная, с которой честному человеку нельзя иметь ничего общего. О Маргарита! Горькой вещью должна быть бедность, если она могла довести тебя до такого унижения!

Чем больше молодой человек обдумывал этот вопрос, тем сильнее убеждался в том, что Генри Дунбар деньгами или угрозами заставил молчать Маргариту. Быть может, банкир запугал бедную девушку какой-нибудь страшной угрозой и вынудил ее расстаться с человеком, который так горячо любил ее, которого, быть может, и она любила, несмотря на все жестокие слова при прощании.

Клемент не мог, однако, окончательно допустить подобную низость в девушке, которая так долго пользовалась неограниченным его доверием. Сотни раз передумывал он все мельчайшие обстоятельства дела, прибегал к самым невероятным предположениям в надежде оправдать поступок Маргариты.

Случалось ему не раз видеть ее во сне: ее задумчивые, печальные глаза смотрели на него тихо, будто с немым упреком; потом являлась какая-то мрачная, незнакомая ему тень, вставала между ним и нею и застилала от его взоров прелестный образ Маргариты. Наконец, перебирая сотни раз малейшие ее слова и поступки, Клемент, несмотря на жестокие факты, которые, казалось, уличали ее, стал мало-помалу убеждаться в ее невинности.

Очевидно, поступок был низкий и предательский, на который Маргарита сама по себе была не способна. Какая-нибудь тайна скрывалась за этим, и виновником всему был Генри Дунбар.

«Тень убитого видимым образом носится над нашими головами и заграждает нам путь к счастью; кровь его вопиет, требуя мести, — думал Клемент Остин. — И не будет мне покоя, пока не обнаружится тайна злодейства, совершенного в роще под Винчестером».

Эта мысль больше не покидала его ни на минуту и наконец привела его к твердой решимости расследовать винчестерское дело, прежде чем войти снова в обыденную житейскую колею.

В тот самый день, когда решение его было принято окончательно, он получил письмо от Маргариты Вильмот. Увидев знакомый почерк, он невольно вздрогнул от изумления и надежды. Письмо было очень короткое и чрезвычайно осторожное. Вот оно:

«Вы — хороший человек, мистер Остин, и хотя вы имеете основание презирать меня, я не думаю, чтобы вы не поверили моему свидетельству в пользу человека, которого совершенно несправедливо подозревали в ужасном преступлении: Генри Дунбар — не убийца моего отца. Призываю Небо в свидетели, что я говорю истину, одну истину. Пускай знание его невиновности удовлетворит вас, и позвольте тайне убийства остаться навеки нераскрытой на этой земле. Бог ведает всю истину и, конечно, взыскал или взыщет с несчастного грешника, совершившего это преступление. Предоставьте же этого грешника, где бы он ни скрывался, Суду Божьему и забудьте, что вы когда-то знали меня и мою горестную историю. Маргарита Вильмот».

Это письмо, однако, не поколебало решимости Клемента. «Нет, Маргарита, — думал он, — даже твои мольбы не заставят меня отступить. К тому же, почем знать: может быть, это письмо написано под диктовку Генри Дунбара или под впечатлением его жестоких угроз? Нет, тайна винчестерского убийства будет разгадана, если только это возможно человеческому уму. Я не допущу, чтобы какая-нибудь тайна разлучила меня с женщиной, которую я люблю».

Клемент положил письмо Маргариты в карман и отправился в Скотланд-Ярд, где добился аудиенции у известного полицейского сыщика, мистера Картера. Это был маленького роста господин, довольно полный, с коротко остриженными волосами, очень маленькими воротничками у рубашки, в атласном галстуке и доверху застегнутом сюртуке. По наружности он походил на нечто среднее между армейским капитаном в отставке и разорившимся маклером, но его блестящие серые глаза, тонкие губы и резко выдающийся подбородок ясно говорили о твердости его характера. Клементу он с первого взгляда очень понравился.

Мистер Картер объяснил Клементу, что в настоящее время у них очень мало дел и что кошки Скотланд-Ярда не находили для себя достаточное количество мышей, поэтому он охотно готов посвятить немного времени на более обстоятельное исследование винчестерского убийства.

— Я возьму старые газеты, — сказал он, — и подробно ознакомлюсь с делом. Я был все прошедшее лето в Глазго по делу о знаменитой краже шотландских пледов и не обратил особого внимания на винчестерскую историю. Мистер Дунбар предложил награду за поимку злодея, не так ли?

— Да, но ведь это могла быть хитрость, чтобы отвести от себя подозрения.

— О, конечно, это могло быть, но этого могло и не быть. Вы должны всегда смотреть на подобные дела со всевозможных точек зрения. Начните свои поиски с убеждением, что этот человек виновен, и вы станете только подыскивать факты, доказывающие ваше мнение. По-моему, следует начать с начала: прежде выучить азбуку, а потом уже перейти к грамматике.

— Я бы желал помочь вам в этом деле, — сказал Клемент, — потому что от его результата зависит все счастье моей жизни.

— Вы скорее будете мне мешать, чем помогать, — ответил с улыбкой мистер Картер, — но все же милости просим со мной, если дадите слово, что будете держать язык за зубами.

Клемент обещал хранить самое глубокое молчание об этом деле, и они расстались, очень довольные друг другом.

Через два дня сыщик явился к Клементу.

— Я изучил дело Вильмота, сэр, — сказал он, — и я полагаю, что теперь всего лучше исследовать местность, где совершено убийство; я поеду в Винчестер завтра утром.

— Я отправлюсь с вами, — поспешно ответил Клемент.

— Хорошо, мистер Остин, но захватите с собой чековую книжку, ибо подобные дела не раскрываются без денег.

«Если бы я был счастливым человеком и никакие заботы не тяготили бы мою душу, то, вероятно, общество сыщика, мистера Картера, было бы мне очень приятно. Этот человек пламенно любит свое ремесло и не признает, что в нем есть что-нибудь унизительное. Может быть, уверенность, что он приносит пользу, поддерживает в нем чувство собственного достоинства. Если, исполняя свою должность, ему приходилось делать много неприятных вещей, например, входить в дружбу с человеком, которого он преследовал, и в приятельской беседе, за стаканом вина, выпытывать роковую тайну или совершать такие дела, которые принято считать бесчестными, то он знал, что он исполнял свою обязанность, что общество не может существовать без таких смелых, решительных и неразборчивых на средства людей, роль которых та же самая, какую исполняют сторожевые собаки при стадах — наводить ужас на волков и прочих зверей.

Во время путешествия в Винчестер мистер Картер рассказывал мне много любопытных случаев из своей деятельной жизни. Я слушал его внимательно, но без всякого интереса. Я не мог ни о чем ни думать, ни говорить, кроме как о страшной тайне, которая разлучила меня с Маргаритой.

Чем больше я думаю о своем горестном положении, тем больше убеждаюсь, что Маргарита не бездушная, низкая женщина, что она не обманывала меня из корыстных мотивов. Я уверен, что она действовала не по своей воле; она дорого заплатила за свое желание во что бы то ни стало увидеть Генри Дунбара. Обойдя девушку каким-то непонятным коварством, какой-то дьявольской хитростью, этот человек заставил дочь своей жертвы явиться защитницей его невиновности, вместо того чтобы предать его суду.

Без сомнения, какое-то странное, неожиданное стечение обстоятельств побудило Маргариту играть чуждую ей роль, жертвовать своим и моим счастьем. Во время последнего нашего свидания в Шорнклифе она так же глубоко страдала, как и я; я в этом вполне теперь убежден, но тогда меня ослепляли гордость и злоба, тогда я думал только о том, что она меня обижала, оскорбляла.

Три раза во время путешествия из Лондона в Винчестер я принимался перечитывать странное письмо Маргариты с намерением довериться мистеру Картеру и показать ему это письмо. Но для этого мне нужно было рассказать историю моей любви и моего теперешнего горя; я никак не мог решиться на это, хотя и понимал, какие важные открытия мог сделать мистер Картер, прочитав это письмо. Очень вероятно, что он нашел бы какой-нибудь тайный смысл в совершенно непонятных для меня словах. Полицейская наука учит своих адептов отгадывать то, что скрывается под выражениями совершенно простыми и незначащими для всех других людей.