— Отчего эти дурни дали заглохнуть огню? — сказал капитан. — Ведь они же знают, что здесь водится множество леопардов.

— Вы думаете, что их очень пугает огонь! — возразил Морэ. — Вы знаете Д’Жанду, капитан? Толстого боя начальника поста М’Боми… Ему больше посчастливилось, чем Афуе. Вам известен этот случай? Нет!.. Ну, так вот, однажды вечером, шесть месяцев тому назад, когда мы стояли лагерем у реки немного ниже Кирунду (начальник поста был в служебной поездке) и когда бои и гребцы, усевшись вокруг огня, играли в аримбу и рассказывали друг другу разные истории, какой-то отчаянный леопард, совершенно неожиданно, одним скачком прыгнул в самую середину почтенной компании, схватил Д’Жанду за шею (он был самый толстый из всех) и утащил его в заросли, находящиеся на расстоянии нескольких метров от того места, где все сидели. Парень кричал, как свинья, которую режут. Мы с комиссаром в это время самым спокойным образом играли в карты. Вы можете себе представить наше удивление, когда мы услышали эти крики. Как ужаленные, вскочили с места. А у меня как раз была квинта и четырнадцать.

К счастью, капрал конвоя, менее поддавшийся страху, чем другие, поступил так же, как и вы сегодня вечером, а именно выстрелил наугад. Этого оказалось достаточно, чтобы напугать леопарда, который и без того уже был напуган поднявшимся шумом и криками. Он выпустил Д’Жанду, который ревел во всю глотку и которого вскоре нашли поблизости. Леопард прокусил ему шею с двух сторон, когда тащил его в заросли. Он потерял много крови и, когда его принесли в лагерь, лишился чувств. Но у этих типов железное здоровье! Три дня спустя он уже уписывал бананы! Дюпон, доктор из М’Боми, поставил его на ноги в два счета. Но самое забавное из всего этого то, что этот плут Д’Жанду, как только выздоровел, сейчас же пошел к доктору требовать «матабиш» (подарок) за то, что позволил себя лечить!.. Вы можете себе представить какой «матабиш» дал ему Дюпон… Пинок ногой, от которого у него скулы свернулись на сторону, как, бывало, говорил добрейший Валлэ!..

Как бы то ни было, но этот каналья Д’Жанду и до сих пор жив и здоров, в то время как бедная Афуа!.. Что и говорить, меня это всего перевернуло! Нужно будет пропустить рюмочку чего-нибудь. Вы разрешите, капитан?

Брассер, не говоря ни слова, кивнул головой.

— Завтра утром, перед тем как тронуться в путь, надо будет обойти Заросли и посмотреть, что сталось с этой девочкой, — сказал он, наконец. — А теперь постараемся заснуть.

На следующий день, на рассвете, Брассер уже был на ногах. Вместе с Морэ они пошли по оставленным леопардом следам, которые можно было легко различить. На протяжении всего пути виднелись лужи крови. В тридцати метрах от опушки зарослей высокая трава была примята, — видно было, что здесь лежало тело. Хищник, по всей вероятности, здесь останавливался и опустил на землю молодую девушку. А на земле что-то сверкало. Морэ нагнулся и увидел бусы из цветных стекляшек, нанизанные в несколько рядов, которые Афуа носила на шее. Нитка, очевидно, лопнула, и бусы упали на землю. Немного подальше Брассер поднял медное кольцо, которое негритянки носят на щиколотке ноги. Оно было все покрыто кровью и валялось вместе с кусками тела. Капитан передал его своему спутнику, который невольно побледнел.

— Не стоит продолжать, капитан! — сказал он, бросая окровавленное кольцо. — Ничего не поделаешь. Леопард, очевидно, утащил бедняжку бог знает куда! Не будем напрасно терять силы, уже становится порядочно жарко. По-моему нужно вернуться назад.

— Нет, Нет! Пойдемте дальше! — возразил Брассер. — Если леопард оставил где-нибудь бедную девочку или, вернее, то, что от нее осталось, он наверное придет сюда сегодня вечером доканчивать свой ужин. И ручаюсь вам, что я не промахнусь. Погоди ж ты у меня, подлый зверь!..

Морэ ничего не возразил на это, и оба белых стали продолжать свои поиски. Они шли еще с полчаса, иногда теряя след, но затем снова находили его. Вдруг Морэ, показывая пальцем на кучу мелких веток и сухой травы, воскликнул:

— Здесь… Здесь, капитан!

Брассер с некоторым колебанием приблизился к указанному месту. Ветер приносил ему тошнотворный запах. Отбросив носком сапога окровавленную траву и куски тела, он увидел туловище, лишенное головы и обеих ног. Одна истерзанная рука висела на клочке мяса. Охваченный ужасом, Брассер невольно попятился.

В это время подошел следовавший за ним Морэ. Увидя обезображенный труп, он весь позеленел от ужаса.

— Это она! — произнес он вполголоса. — Сомнения быть не может… здорово он ее обработал!.. — и он поспешно отошел назад.

— Леопард вернется сюда сегодня вечером! В этом не может быть сомнения! — сказал Брассер, прикрывая травой ужасные останки. — Теперь мы вернемся в лагерь, пообедаем, возьмем все, что нам будет нужно на ночь, и к вечеру опять придем сюда. Сегодня у нас полнолуние и трудно выбрать более подходящую ночь, чтобы подкараулить зверя.

Морэ выразил на своем лице недовольство.

— Как вам будет угодно, капитан! Но я страдаю ревматизмом и не могу пойти с вами. Возьмите вместо меня капрала Бонни. Он вам будет более полезен, чем я.

Брассер не стал настаивать. Следуя один за другим, оба белые направились обратно в лагерь. По дороге они подобрали окровавленное кольцо и жалкие бусы, которые Морэ спрятал себе в карман.

Красный шар луны начал подниматься над горизонтом, когда Брассер и капрал Бонни, уроженец Сиерры-Леоны, — расторопный малый и хороший стрелок, — дошли до спрятанной леопардом добычи. Хотя от нее и распространялся отвратительный запах, но ни коршуны, ни шакалы не тронули ее, что было поистине удивительно.

Налево, в зарослях, среди которых были разбросаны низкорослые деревья, что делало это место похожим на заросшую кустарником плантацию, поднимался небольшой известковый холм. С его вершины, покрытой мелкой желтоватой пылью такого же цвета, как выгоревшие от солнца травы, — дело происходило в засушливый период — можно было видеть окружающую местность, лишенную растительности, дикую и унылую.

Кругозор был, однако, ограничен, так как повсюду поднимались небольшие холмы. В ложбинах громко квакали лягушки-быки. Местами росли небольшие группы эвкалиптов, с выдающимися высохшими ветвями. То здесь, то там виднелись тростники, обозначая местонахождение болота. От тростников, за тем местом, где лежали останки несчастной Афуи, тянулся густой кустарник. В нем было проделано нечто вроде коридора, где растения были примяты и придавлены к земле. Это был проход к водопою, по которому хищные звери при наступлении темноты проходили через заросли, чтобы утолить свою жажду.

Брассер и чернокожий капрал, устроив перед собой маскировку из сухой травы, — к несчастью, ветер дул им в спину — легли на принесенных с собою легких циновках. Рядом с каждым из них лежало запасное заряженное ружье.

Безмолвные и точно заснувшие в течение дня, заросли вышли из оцепенения, в которое повергало их неумолимое солнце; теперь они начали оживляться. Стадо газелей, с большими черными глазами, чутко прислушиваясь к каждому шороху и обнюхивая воздух, пробежало поблизости охотников. Находившийся во главе стада старый самец, почуяв их присутствие, испустил нечто вроде продолжительного свиста, затем сделал поразительный по своей ловкости скачок в десять метров в сторону и, сопровождаемый всем стадом, унесся галопом, оставляя за собой целую тучу пыли.

На небе одна за другой загорались звезды. Сияла полная луна. Но все-таки кое-где оставались темные места.

Там, где был водопой, происходило непрестанное движение. Проходили разные звери. Тяжелым шагом двигались массивные толстокожие и слышалось их громкое фырканье.

Так прошло около часа времени. Наконец охотники услышали громкое мяуканье, сопровождаемое глухим ворчанием. Это был леопард.

Лежавший неподвижно белый держал палец на спуске ружья. Он слегка толкнул локтем Бонни, который беззвучно подполз к нему с маузером в руке.

В тридцати шагах показались в полумраке две зеленоватых звездочки, засверкали фосфорическим блеском два глаза. Послышалось нечто вроде бурчанья вместе с громким скрежетом зубов.