Гипотетически можно представить себе такую картину. Группа мигрирующих в поисках удобных для поселения земель, не находя их, вынуждена идти все дальше и дальше, время от времени вступая в контакт с местным субнеолитическим населением. Результат мог быть разным, но чаще всего вследствие неблагоприятной для мигрантов ситуации он, видимо, сводился к их ослаблению, если не уничтожению. В любом случае, однако, взаимодействие могло и даже должно было привести к какому-то культурному обогащению субнеолитических групп, т.е. к «диффузии стимулов»: женщины группы мигрантов, будучи включенными в качестве добычи в коллектив победителей, как раз и приносили с собой эти стимулы. Субнеолитические культуры монголоидных собирателей и охотников могли под влиянием такого рода стимулов трансформироваться в освоивших возделывание местных подходящих для этого злаков (на севере зоны чумизы, на юге — риса) земледельцев. Что же касается росписи на керамике, то она в серии культур расписной керамики всегда была делом именно женщин, о чем говорится в специальных солидных работах (см. [228, с. 331]).
Роспись здесь особенно важна: в ней была закодирована духовная культура, весь интеллектуальный опыт предшествующих поколений. Потому-то она почти обязательна в культурах зернового неолита на раннем этапе их существования. Ее нашли в отдаленной от гипотетического района контактов восточнокитайской культуре Хэмуду. Ее в изобилии можно встретить во всех культурах расписной керамики яншао-цинляньганского региона. Нет ее только в предьяншаоском раннем горизонте. Как и почему это могло случиться? Как мог существовать развитый зерновой неолит без росписи, т.е. материальная высокая культура без духовной ее ипостаси? Ответа пока нет. Но можно надеяться, что недалекое будущее позволит решить и эту немаловажную проблему. В любом случае, однако, очевидно, что гипотетическая «диффузия стимулов» не могла не сыграть решающую роль в процессе генезиса зернового неолита в Китае, хотя о его деталях и о миграционных перемещениях ранних земледельцев вдоль бассейна Хуанхэ и тем более бассейна Янцзы с его неожиданностями (самые ранние из обнаруженных культур — на востоке бассейна) говорить пока еще сложно. Для этого слишком мало данных.
Поздний неолит Китая: луншаноидный горизонт
Неолит расписной керамики просуществовал в Китае свыше двух, а кое-где и трех тысячелетий. Однако уже на исходе первого из них он начал приходить в упадок и постепенно трансформироваться. Если говорить в общем, то трансформация сводилась к постепенному уменьшению доли расписной керамики, к утрате многих из высокохудожественных традиций полихромной росписи и к изменению привычного набора типов и форм сосудов. Параллельно шло столь же постепенное наращивание нового качества, главным культурообразующим признаком которого с определенного момента опять-таки была керамика, на этот раз — преимущественно черно-серая, подчас тонкостенная и лощеная. Собственно, именно ее наличием и отличается в первую очередь поздний неолит луншаноидного горизонта и, в частности, классический шаньдунский Луншань от предшествующих ему яншаоских культур расписной керамики. Важно даже не столько исчезновение расписных сосудов и росписи как таковой, сколько появление сосудов черных и серовато-черных, подчас тонкостенных и лощеных. Их выделяют как культурообра-зующий признак, поскольку они были принципиально иным типом изделия: эти сосуды изготовлялись на гончарном круге либо подправлялись с его помощью.
Гончарный круг, ближайший потомок колеса (собственно, оно же, но поставленное горизонтально, приспособленное для иных целей), принадлежит к числу фундаментальнейших открытий человечества после неолитической революции и в этом смысле может быть приравнен лишь к металлургии, открывшей век металла. Историки технологии утверждают, что открытия такого рода совершались в истории лишь однажды и что изобретения, подобные колесу-кругу или металлу, затем распространялись по ойкумене за счет заимствования. Справедливость этого утверждения особенно очевидна на примере гончарного круга, который без колеса как первоидеи вообще возникнуть не мог (стоит напомнить, что в доколумбовой Америке, с ее весьма заметным развитием очагов цивилизации, колеса и гончарного круга не знали). Косвенно отсюда следует вывод: если в отдаленных неолитических культурах, оказавшихся знакомыми с гончарным кругом, колеса еще не было — это едва ли не вернейшее доказательство того, что круг появился там в результате заимствования, а не собственных поисково-технологических потенций.
К сказанному важно добавить, что с появлением гончарного круга существенно менялся весь характер керамического производства: на смену кустарному изготовлению сосудов в каждом доме женщинами приходило профессиональное гончарство, которым занимались мужчины-ремесленники. Именно с этих позиций и следует воспринимать появление культур черной или черно-серой керамики, которые повсеместно и ранее всего на Ближнем Востоке стали заменять собой культуры расписной керамики: всюду роспись постепенно исчезала, а место старой ручной керамики начинала занимать новая, изготовленная на круге рукой деревенского ремесленника.
Гончарный круг всюду появлялся не сразу и имел две модификации, чаще всего даже два последовательных этапа развития. Сначала появился гончарный круг медленного вращения (поворотный круг), который использовался лишь для того, чтобы подправить сосуд и сделать тоньше его стенки. Это еще не был инструмент мастера-ремесленника, орудие массового изготовления изделий. Позже на смену ему пришел гончарный круг быстрого вращения, в конструкцию которого было внесено немало специальных усовершенствований и приспособлений и который после этого стал орудием производства гончара.
Трудно утверждать, что распространение по ойкумене шло именно в два этапа — сначала всюду узнали о медленном, потом о быстром круге. Скорее дело обстояло иначе: узнав о первом и освоив его, неолитические земледельцы со временем сами превращали его во второй, о чем говорит обилие разных по типу, но единых по назначению необходимых для этого приспособлений. Иначе говоря, главным был именно первый шаг, т.е. принципиальное знакомство с самой идеей вращающегося диска, используемого при изготовлении глиняной посуды. Совершавшие решающий шаг переходили тем самым как бы в новое качество, открывали отсчет позднему неолиту.
Итак, что же представлял собой поздненеолитический луншаноидный горизонт в Китае? Ранние его очаги явственно вырисовываются на юге, в бассейне Янцзы. На базе двух развитых неолитических зон, хубэйской и восточнокитайской, там уже на рубеже IV—III тысячелетий до н.э. появляются первые признаки нового качества — имеется в виду применение гончарного круга медленного и затем быстрого вращения. Обширная зона цинляньганской культуры расписной керамики в сравнительно ранних ее вариантах (средних по шкале слоев) и географически близкая и культурно родственная ей шаньдунская зона культуры Давэнькоу (опять-таки средние слои) демонстрируют знакомство с поворотным кругом и черной лощеной керамикой. Если принять имеющуюся радиокарбонную датировку, не подвергая ее сомнению[9], то из нее следует, что с кругом в гончарном деле — не зная ничего о колесе! — насельники китайского неолита познакомились очень рано и именно на крайнем востоке континента раньше всего.
Во второй из развитых зон южнокитайского неолита, хубэйской, на смену хубэйскому Яншао пришла примерно с середины III тысячелетия до н.э. культура Цюйцзялин. Здесь традиционный яншаоский инвентарь тоже — как и в цинляньганско-давэнькоуской зоне на востоке — демонстрирует знакомство с поворотным кругом. Одновременно появляется тонкая черная лощеная керамика. Однако датируется этот культурный комплекс позднего луншаноидного неолита, если доверять радиокарбону, почти полутысячелетием позже, нежели на востоке.
