Все это породило немало серьезных проблем, в том числе и чисто академического плана: чувство законной гордости за свою длительную и непрерывную историю неизбежно рождает некий налет этноцентризма. В неблагоприятных же условиях кризиса, выдвигающего на первый план потребность в самоутверждении, даже легкая степень этноцентризма ведет к стремлению оградить все «свое» от любого «чужого». Потребность возвеличить именно «свое» с особенной силой проявилось, в частности, в связи с изучением проблем китайской предыстории. Лейтмотив здесь один, и он совершенно очевиден: все «наше» — это «наше», и только «наше», оно родилось на земле Китая и является именно китайским.  

Проблема происхождения человека, которая после открытий Ч.Дарвина казалась до предела ясной каждому школьнику, ныне, после ряда десятилетий серьезных исследований и сенсационных новых находок, выглядит много сложнее. Прежде всего находки Л.Лики близ оз. Танганьика не только доказали, что прародиной всех людей была Африка, и при этом значительно удревнили сам процесс гоминизации (до нескольких миллионов лет), но и поставили перед специалистами вопрос о параллельном развитии прогрессивных и более отсталых форм гоминид: обнаруженный Л.Лики президжантроп (Homo Habilis) оказался более прогрессивной формой, гоминидом в полном смысле этого слова, тоща как живший в том же районе много позже него зинджантроп был еще прегоминидом. Прямыми потомками презинджантропа стали архантропы вида Homo Erectus, к числу которых принадлежат, в частности, давно уже известные науке гейдельбергский человек, синантроп и питекантроп. Приняли ли они реальное и тем более равное участие в дальнейшей эволюции гоминид? Вопрос неясен, причем особенно осложнился он в последнее время в связи с проблемой пресапиенса.

Пресапиенсом антропологи стали именовать прогрессивную ветвь палеоантропов, принципиально отличную от неандертальца и неандерталоидов с их теперь считающейся необратимой специализацией (т.е. существенными отклонениями от нормы, характерной для современного человека, — например мощные надбровные дуги-валики). Разумеется, неандертальцы, как и пресапиенсы, эволюционировали, создавали свою культуру (стоянки эпохи палеолита), но не они, а только и именно пресапиенсы дали начало процессу сапиентации и породили новый вид сапиентного человека (Homo Sapiens), откуда и их название.

Все сказанное не означает, что непрогрессивные формы гоминид не принимали активного участия в генеральном процессе антропо- и расогенеза. Напротив, их роль сомнений не вызывает, ибо в реальной жизни шел постоянный процесс метисации и гибридизации. Вопрос, следовательно, стоит другой: могли ли все боковые ветви архантропов и палеоантропов или каждая из них в отдельности самостоятельно породить сапиентного человека или для этого обязательным было, как то представляется в свете теории пресапиенса, участие в процессе сапиентации и метисации именно его, пресапиенса, отдаленного потомка презинджантропа? Можно сказать и иначе: если сапиентация могла реализоваться без участия в процессе метисации пресапиенса, то теряется смысл вычленения прогрессивных палеоантропов (пресапиенсов) из ряда других, а вместе с тем и смысл всей теории пресапиенса.

Столь пространный и для неспециалиста, возможно, достаточно непростой экскурс в общую теорию антропогенеза важен потому, что изложенные посылки имеют самое прямое отношение к восточной боковой ветви архантропов, и в частности к синантропу (подробнее см. [17, гл. 3]). Дело в том, что синантроп — в некотором смысле гордость Китая, не говоря уже о том, что находка его останков вначале в пещерах местности Чжоу-коудянь (пекинский синантроп), а затем и в других местах (Ланьтянь, пров. Шэньси; Юаньмоу, пров. Юньнань) дала огромный материал для палеоантропологов, сделавших вывод, что синантроп представляет собой китайскую модификацию архантропа, типологически близкую яванскому питекантропу. А из такого рода посылки почти автоматически может следовать вывод, что синантроп — прямой предшественник современных монголоидов, и в частности китайцев, о чем свидетельствуют и некоторые особенности его облика, например специфичные именно для монголоидов лопаткообразные зубы-резцы, на что обратил особое внимание специально исследовавший черепа синантропов Ф.Вейденрейх [311, с. 276—277].

Утверждения о прямой преемственности между синантропом и сапиентными монголоидами отнюдь не беспочвенны. Более того, они подкреплены солидными исследованиями сторонников теории полицентризма, виднейшими представителями которой были Ф.Вейденрейх и К.Кун. Слабое место этой теории (как и варианта ее, теории дицентризма) в том, что сторонники ее делают сознательный акцент на упомянутой преемственности, видя в ней главное, тоща как вопрос о метисации в ходе сапиентации считают как бы второстепенным (см. [184, с. 481]). Между тем дело обстоит, насколько можно судить, как раз наоборот.

Процесс сапиентации с его серией очень сложных и практически неповторимых положительных мутаций, приведших к кардинальным преобразованиям в нервной, эндокринной и иных важнейших системах трансформировавшегося человека, не мог параллельно и с идеальной идентичностью протекать в разных регионах ойкумены независимо друг от друга. Следовательно, идея полицентризма порождает серьезную основу для вывода о генетическом неравенстве людей в разных регионах, т.е. людей разных расовых типов. Между тем современная наука, как известно, считает несомненным, что все представители Homo Sapiens, независимо от их расового типа, являются сапиентными людьми, т.е. результатом преобразований, связанных с уже упомянутой серией сложных и явно неповторимых, однократных положительных мутаций. Стало быть, сапиентный человек возник лишь в одном месте, в пределах так называемой зоны сапиентации, в ходе трансформации пресапиенса.

Сказанное означает, что преемственность между синантропом и сапиентными монголоидами не может считаться главной, ибо она не имеет отношения к процессу сапиентации. А отсюда следует, что главным в генезисе сапиентных монголоидов была именно метисация, т.е. смешение между сапиентными и досапиентными особями в различных регионах ойкумены, куда достаточно быстро, решительно оттесняя досапиентных соперников,

стали проникать сапиентные люди после завершения (около 40 тыс. лет назад где-то в районе Ближнего Востока) процесса сапиентации. Становление различных расовых типов было, таким образом, результатом гибридизации сапиентных неоантропов с местными досапиентными палеоантропами, адаптировавшимися за долгие сотни тысяч лет к жизни в том или ином из регионов мира.

Такова генеральная модель. Как конкретно может она объяснить реалии ранних этапов китайской предыстории? Что может подтвердить ее исходные позиции и основные выводы? Как вписывается все это, в свою очередь, в теорию моноцентризма, сторонники которой говорят о едином во всем его многообразии и вариациях процессе сапиентации человека?

Начнем с того, что упомянутая выше типологическая близость синантропа и питекантропа позволяет говорить о большой восточноазиатской зоне обитания особой ветви архантропов. Подобная постановка вопроса подкрепляется данными археологии. Изучение нижнепалеолитических стоянок различных регионов мира позволило Х.Мовиусу [273] еще в 40-х годах XX в. выделить особую и весьма обширную восточноазиатскую зону культур с преобладанием галечных каменных орудий типа чопперов и чоппингов, которая в этом смысле принципиально отлична от располагавшейся к западу от нее зоны «классических» ручных рубил. Ни сам он, ни другие исследователи не выдвигали тезиса о периферийности или вторичности восточноазиатской зоны. Однако некоторые основания для такой постановки вопроса все же имеются.