«В деревню, В Глухово к Силантию, он добрый малый и у него всегда найдется пиво. Для молодой истерзанной души. А то вот здесь одни враги. С утра до ночи, с ночи до утра и только слышу голоса
Лежи, молчи, и не вставай, под спинку положи подушку…
Испей отвар… Да повернись — ей богу, я положила целых две, нет три, столовых ложки меду…»
— Федь, может, все-таки глотнешь пива, — Никодим кивнул на свою посудину. На его лице, было написано точно такое отвращение, как и на моем. Протянув руку, взял его кружку и выпил одним духом. Кислый напиток смыл с языка горечь от лекарства и вернул, почти нормальное расположение духа.
Медленно выдохнул, блаженно прикрыл глаза и откинулся на бревенчатую стену, проконопаченную болотным мхом.
«Надо досками обшивать, а то шею щекочет. И не поймешь кто…»
Пока сидел и приходил в чувство, Агрипина с Алешкой ушла, и когда открыл глаза. Передо мной сидел только Никодим. И тот тянул лапы к кувшину с пивом, я отлип от стенки и молча, двинул по столу, свою кружку. Он налил мне и себе, чокнулись и выпили.
— Ты когда поедешь? — Спросил его после того как вытер усы и короткую бородку. Уже второй месяц как отращиваю, достала хуже горькой редьки, особенно в первые две седмицы, так и казалось, что растет внутрь, морда лица отчаянно чесалась все это время. Или оставить? Иной раз лень по утрам бриться али не успеваешь… Да было бы для кого…
Никодим начал отвечать, да меня отвлекли. Агрипина вышла с женской половины, продефилировала к двери, открыла и вышла…
«Мне кто ни будь, скажет, вот как женщины могут, ВОТ ТАК, себя подать…
У меня там остался друг, старше меня и намного. Он всегда говорит, — Женщина, это Богиня»
Сквозь мысли прорвался голос Никодима, о чем-то меня спрашивающий.
— Извини, задумался.
Никодим сердито оглянулся и повторил, недовольным тоном, — Ежели хочешь, то поехали. Мне еще надо в торговые ряды заехать, опосля с человечком одним, словом перемолвиться.
Он встал, допил остатки пива в кружке и ушел. Через пять минут, за ним следом, вышел и я.
* * *
В деревню, мы въехали, когда на небе зажглись первые звезды. И вот тогда, я смог разжать ладони, намертво вцепившиеся в рукояти пистолетов. Вот это скажу вам поездочка. Ночь, тьма непроглядная, с двух сторон поднимается стена совершенно темного леса. Ветер шелестит листвой, живность кричит на разные голоса, поскрипывают колеса, бухают копыта и сердце, лежащее под стелькой (почему-то) правого сапога, стучит с перерывами, в такт лошадиным шагам. Но, слава богу, добрались, целые и невредимые. Рассупонили кобылу, дежурным стрельцам оставили её прибрать, ну там протереть, напоить, накрыть попоной на ночь и задать корма, а сами пошли спать. Я даже есть не стал. Только и хватило сил до кровати добраться, по-моему, уснул в тот момент, когда ещё только садился…
Пробуждение было…
Мне сначала под нос сунули посудину с чем-то горячим, но жутко надоевшим и когда я, спросонья не поняв еще, где нахожусь, пробормотал. — Машка отстань, дай поспать.
Гогот двух луженых глоток заставил широко открыть глаза и сразу проснуться. Рядом с кроватью стоял Никодим и протягивал кружку с опостылевшим за последние дни, отваром. Но с маленьким дополнением…
Я ткнул в него пальцем, — Пиво?
Он в ответ кивнул и протянул лекарство, — Опосля этого.
Приняв посудину, залпом выпил. Потянулся за запивкой, мне вложили её в руку, и я стал смаковать, отпивая мелкими глоточками.
— Федор, сидай, пожуем, что бог послал, — Позвал меня Силантий, сидящий за столом, уставленный мисками со стоящим посередине котелком и караваем хлеба, лежащим с самого краю.
— Ну, и что нам бог послал? — Меня долго упрашивать не надо, умыться можно и потом…
Капуста квашенная, чеснок маринованный, огурчики малосольные, колбаса сыро-сухо-копченая деревянная на ощупь и на вкус. Жареная курица, точней четвертинка, ибо другая часть весело хрустит косточками и хрящиками на зубах у Силантия. Тушеные овощи в чугунке, пахли очень вкусно. Дополняли картину три кувшинА, поочередно заглянул в каждый, пиво, пиво и молоко.
— Ты как? А то бабы молвят, мол — Федьку бог покарал, за непотребство… Мужики на тебя, есть такие, дюже злы, за то, что их отроков не взял, а чужаков приветил… А ещё сказывали…
— Силька, черт старый, дай ему поесть, ты с самого утрева, пасть не закрываешь, все жрешь…
— А ты что каждый мой кусок считать будешь?
— Да иди ты в жопу. На Федьку глянь. Его бабы там умучили… Представляешь, приехал вчерась, а он как меня увидел, обниматься лезет…
— Никодим, что ж ты лжу молвишь? Силантий не верь ему, кривда это. Нормально так встретились. Поручкались. Спросил у него — как ты поживаешь…
— Ой, Федя, бреши да знай меру. Чтоб ты, да с Никодимом, да поручкался… Да видать сильно тебя бабы, допекли — Силантий, посмотрел на меня, покачал седой головой и приложился к кружке.
— Так я об том речь и веду. — Никодим стоял напротив и наливал из кувшина пиво.
Я мысленно махнул на них рукой, накидал в миску всякой еды, оторвал последнюю ногу у курицы, отрезал здоровенный ломоть хлеба… И треск за ушами, заглушил утренею перебранку старых друзей и переборку моих косточек.
Сытно рыгнув, отодвинулся от стола, в малость осоловевшем состоянии, после вынужденной диеты за последние дни. И поэтому, немного упустил тему, которую мусолили два старых сплетника.
— Силантий, а Федя наш, на твою внучку глаз положил. Он на неё так пялился, поначалу думал дырку в ней проглядит.
От услышанного, мои уши встали торчком. — Это кто ж такая? — встрял в их разговор.
И получил «обухом» по темечку, — Агрипина, евойная внучка.
Улыбающийся Никодим, указал на Силантия сидящего рядом со мной, — А ты не ведал?
Мне только и осталось, развести руки. — А почему мне никто об этом не сказал? Силантий, а у неё муж есть?
— Во, я про то и молвлю… — Никодим ткнул в бок, своего соседа.
Ответить Силантий не успел, дверь без стука открылась, и на пороге появился Алекс. Из-за спины выглядывал Димка и думаю, не ошибусь, если и Антип здесь. Эта «святая троица» по мою душу.
От моей былой немоты, осталось легкая хрипота, и если не смачивал горло глотком воды или иным питьем, голос садился. Цапнул со стола кувшин с пивом и со словами, — Силантий, вечером не пропадай, про внучку обскажешь. — пошел к ребятам навстречу.
Судя по отдельно взятым лицам, у двоих они точно довольные были, дело сдвинулось с мертвой точки и есть надежда, что удастся оживить, ржавый труп, стоящий под временным навесом.
— Здрав будь. Алекс, — Димке кивнул, заглянул в сени. — Антип где?
— С нами не пошел, у него там что-то плохо получается…
— Ну и пошли туда, заодно и покажете, что сами сделали.
Уже в дверях меня окликнул Силантий. — Федь, а Мишаня где?
Я повернулся и ответил, — Там остался, — и мотнул головой в сторону города. Постоял минуточку…
Ну, раз никому больше не нужен… Тогда пойду.
Пока шли, Алекс успел рассказать, что и чего они сделали и заменили. Дело оставалось за малым, дособрать и опробовать. Со слов ребят, выяснил, что Антип не может изготовить пресс-масленки. Не получается резьба и все. Сами стаканы и крышки есть, а вот крепеж…
— он у тебя совета спрашивал? — Поинтересовался у Алекса.
Он весело улыбнулся и махнул рукой, — Да ну его… Смотрю, кругами ходит и молчит. Пытаю — что надобно али случилось что? Молчит. Я потом подсмотрел, когда давеча тут был, сидит горемыка на кузне у Данилы и напильником шоркает как заведенный, под нос себе чего-то бубнит. Потом разозлился и в горн забросил. Раз он такой, я даже заходить не стал.
От таких слов, захотелось рвать и метать…
В приподнятом настроении вваливаюсь в сарай, вижу Антипа, стоящего на прислоненной к чугунному боку станка, лестнице, и закручивающего что-то там, наверху.
— Слазь чудо, любить сейчас буду, любовью трепетной и нежной — проворчал в полголоса и позвал, — Антип, ты все сделал?