Десятник, с помятой после сна рожей, сидел у костра в одних подштанниках и зашивал разодранные на заднице порты.

— Это как тебя угораздило? — присел рядом с ним на бревно.

Илья обмотал нить вокруг иголки, затянул узел и, перекусив нитку зубами, сплюнул ворсинки:

— с воза спрыгивал и за край зацепился.

Встряхнул, расправляя штанины, критично осмотрел: до дому доеду — и стал одеваться.

— Илья, сколько нам еще плестись?

— Ежили на прямки и обоз бросить — к вечеру дойдем — задумчиво провел по бороде рукой: — Туточки до тракта верст шесть будет, да по нему три проехать надобно, опосля направо вертать и там рукой подать.

— Тогда получается, что мы тракт ночью проезжать будем?

Стрелец кивал в такт моим словам.

— Когда немцев ободрали, пулелейки в какой воз побросали?

Илья изобразил на лице интерес:- На кой они тебе?

— Раздашь стрельцам на дневке, надо пуль наделать — и много. Как с тракта свернем, подарки хочу оставить…

— Федь, не надобно, уж больно они у тебя громкие… злить медведя рядом с пасекой — можно без ульев остаться.

«Резон в его словах есть, как есть и желание продолжать сыпать соль с перцем под хвост Владиславу»

Я мотнул головой, соглашаясь с его словами:

— Панас с Гришей теперь мне служат, учить мне их надобно — мотнул гривой давно не стриженых волос, пятерней пригладил челку — Так мы на тракте только приглядим, а как ты с обозом свернешь, от тогда и поучимся… Ляхи будут али прочие тати, так судьба у них такая.

И я мрачно оскалился, изобразив улыбку графа Дракулы, обнажив великолепную пару белоснежных клыков.

Илья вздрогнул и сплюнул:

— От чтоб тебя… Прости, господи, сроду матерно не ругался. Федя…

Пока он подобрал слова, я успел встать и отойти на пару шагов и продолжения уже не слышал.

Мои стрельцы…

Я даже в мыслях их так называю, хотя — какие они мои? Просто это люди, приставленные к моей персоне с определенным заданием — не дать вляпаться в очередную беду. Они ни разу не пытались отговорить от участия в вылазках. Но при любом конфликте или даже намеке на проблему с участием стрельцов, за моей спиной вырастали четыре мрачные фигуры… И, почему-то чаще всего от них доставалось именно мне… Это Иван тогда спас придурка, успел подбить руку. Он мне еще потом целую лекцию прочитал о взятии греха на душу.

У каждого свои тараканы в голове: у кого они богу молятся, у других баб коллекционируют и оклеивают картинками череп изнутри. А я своим дал карандаши и они теперь целыми днями рисуют…

За все-то время, которое парни со мной возятся, успел обучить их ускоренной перезарядке пистолета, разучить некоторые знаки из арсенала будущего спецназа. Они же успели нахвататься моих словечек и идиом, используемых мной в разговоре, и с успехом применяли их. Плохое всегда очень прилипчиво…

Поэтому, когда я покрутил над головой кистью руки, выставив указательный палец вверх, они без разговоров стали седлать лошадей и готовиться выступать в путь.

За спиной был слышен бодрый рык нашего командира, суета и ругань стрельцов, заводящих лошадей в оглобли. Обоз готовился к отбытию.

— Парни, — окликнул свое небольшое воинство, привлекая внимание:- В нашем полку пополнение — два добрых казака решили присоединиться к нам. Как их зовут, сами знаете, называть не буду. Так что они теперь… — чуть запнулся и продолжил дальше — вместе с нами против ляхов воевать будут.

Корноухий после ночного отдыха был в веселом настроении и попытался надуть брюхо, когда я стал подтягивать подпругу. Пообещал пустить его на колбасу. Он повернул голову, посмотрел на меня большим фиолетовым глазом, фыркнул и улыбнулся, приподнял верхнюю губу, обнажая крепкие, большие зубы.

Панкрат, со свойственной молодым людям прямотой, посоветовал дать пинка мерину, а не слово молвить скотине. Подъехал ближе и хотел уже стукнуть, как корноухий развернулся с грацией змеи и укусил его за ляжку чуть выше коленки. Потом повернулся обратно, дал мне затянуть ремень и застегнуть его как положено.

Когда я закончил, он положил голову мне на плечо и слушал выговор:- Ну, вот зачем ты его тяпнул? А вдруг он заразный? У тебя теперь живот болеть будет — с этими словами достал из кармана кусок хлеба, присыпанный крупной серой солью:

— на вот, полечись и больше не смей кусать всякую гадость.

От моих слов стрельцы расхохотались, громче всех веселился сам потерпевший.

Полтора десятка возов и подвод, набитых воинским хламом (некоторые панцири похожи на дуршлаг и годны только на переплавку, но Илья настоял на том, чтоб забрать и этот утиль), медленно, со скоростью беременной улитки, ползут по узкой лесной дороге. Заросли орешника тут настолько густые, что в некоторых местах ветви на верхушках переплелись между собой, образуя своеобразный туннель. Несмотря на утро, здесь царит полумрак, мелкие пичуги порхают с ветки на ветку, перелетают через дорогу, одна — особо бесстрашная или совсем безбашенная уселась на затянутый рогожей воз, поскакала по нему, клюнула веревку и упорхнула.

Как-то вокруг благостно и покойно, словно нет войны. Даже ребята притихли — не слышно обычного балагурства, безмятежно покачиваются в седлах в такт лошадиных шагов.

Расслабился и я…

Порох как взрывчатка не устраивает меня никоим образом: боится влаги, слеживается, прессованные шашки горят, но не взрываются, фугасные свойства нормальные, а вот бризантные хуже некуда, боится открытого огня. Список можно продолжать, порох это вынужденная мера, а при уровне моих знаний — сплошной детский сад. (только ресурсы зря трачу)

А для стрельцов — совсем наоборот, минная война для них — это новинка сопоставимая… даже не знаю с чем. Завалить один махом больше сотни поляков и потерять так мало народу, это подвиг сравни чему-то героическому, и они никак не могли взять в толк — с чего я рычу как собака.

Да с того, что потери должны были быть в два раза меньше, я надеялся обойтись вообще без убитых.

На нашей стороне были два фактора — неожиданность и мощь первого удара, да скорострельность ружей. Увы — увы, если первое сработало «на все сто», то отсутствие навыков владения и необученность тактике привела к потерям. (Поздно посыпать голову пеплом) По результатам расспросов выяснил — все погибшие были убиты на открытом месте в момент перезарядки, стояли в полный рост, а дистанция боя в лесу составляла метров двадцать, а временами еще меньше.

Вернемся к пороху. Мой самодельный пироксилин или нечто ему подобное, исправно сгорает, выталкивая пулю, и одновременно выжигает изнутри ствол. Знания химии у меня несколько в другой плоскости, я знаю, чего не хватает, но не знаю из чего и как их добыть, вот такой парадокс.

Могу наладить производство тринитротолуола, только где взять толуол? Могу сделать пикриновую кислоту она же мелинит, она же шимоза, проблема та же — фенол. Добывать из шелка? Это даже не смешно. Динамит… Возможно, если бы не одно «но», эта взрывчатка не была принята на вооружение по причине — при замерзании она опасна больше саперам, чем врагу. Вот так.

Изготавливать прессованный пироксилин — прямой путь отправиться к праотцам, не настолько чисты мои химикаты, да и не знаю технологии.

Но отказываться от идеи использования динамита не хочу. Для его производства требуется глицерин, побочный продукт мыловарения. Есть еще одно вещество — стеарин, а это — свечной материал. Исходное сырье — животный жир, из оборудования: печи для приготовления щелока, мыловаренные котлы, формы для разливки. Механизации минимум, все делается вручную.

Есть у меня на примете парочка работников, они в помощниках у завхоза ходят — Абрам и тезка мой Федор, кличут «Скорохватом». Один — весь правильный из себя, а второй все под себя гребет и тоже по-своему прав. Ну, зачем, скажите на милость, на задках огорода корыто старое валяется. Ежели трещину заделать и, вот здесь, ремушком перетянуть, так и скотине сойдет — корм наваливать.