— Илья, — Окликнул десятника, — отправь пару человек сделать затесы на деревьях, мишенями будут. Да поставь часовых, не дай бог, кто подкрадется, пока мы здесь развлекаться будем.
Пока Илюха бодрым голосом раздавал ценные указания, я с ребятами отошел в стороночку, чтоб не путаться под ногами у занятых делом людей. Вытряхнув из мешка захваченную из дома одежку, принялся не спеша переодеваться.
Судя по тому, что гомонивший за моей спиной народ притих, нужного эффекта почти достиг. Подмигнув слегка оторопевшим охранникам (они еще не видели меня во всей красе) покопавшись (надо нормальный рюкзак пошить с карманами) в долбаном сидоре, достал заветную баночку, маленькое зеркальце и стал наносить боевую раскраску. Накрасился за тридцать секунд.
Встаю и медленно поворачиваюсь, раскидывая в стороны руки, в стиле «я черный прыщ на голой заднице, я ужас летящий…»
В наступившей тишине было слышно, муху бьющееся в паутине, на дальнем краю поляны…
Стрекотание хромого кузнечика, ждущего свою лягушку, медленно подбирающуюся к своей жертве…
Кто-то из стрельцов даже сел на жопу, после того как оступился, отшатнувшись от меня любимого.
А потом эти сволочи заржали словно жеребцы перед случкой, распугав своим гоготом всю лесную живность.
Блиин, ненавижу оказываться в дураках, особенно когда прав.
Я глубоко вздохнул, припоминая все матерные слова из своего лексикона… Медленно выдохнул и сам рассмеялся. У-у аспиды окаянные…
Смейтесь ироды, смейтесь, вот ужо я погогочу в полный голос, когда вы на пузе стометровку ползти будете…
С правой стороны, туда ушли несколько стрельцов посланных десятником, раздался громкий крик и вслед за ним по лесу прокатилось гулкое — Ба-Бах…
«Судя по звуку, это не моя работа, мои тявкают резко и звонко, а это херь влепила так влепила. Эдак гавкать может только пищаль или что-то ей подобное».
Это была первая мысль, которая пришла в голову, а вторая была…
— Всё бля, триндец, откувыркался ежик на кактусе, теперь Силантий точно домой отправит, была у него такая идея.
— Проку от тебя Федька, как с козла молока, токмо и жди, какую напасть сотворишь, надобно тебя домой возвертать от греха подальше. — «И глазки такие добрые-добрые…»
Вся эта гадость вспомнилась, пока на четвереньках (споткнулся, подбирая мешок с припасами) добирался до ближайшего дерева. Плюхнувшись на пузо, взвел курок и осторожно выглянул из-за ствола.
Позади слышу приглушенный голос Ильи, раздающего команды и треск сухих сучьев под подошвами сапогов, разбегающихся по местам стрельцов.
Оглядываюсь назад. Вот она, местная специфика, Герасим в полный рост стоит за соседним деревом и с недоумением смотрит на мои телодвижения.
— Федь ты чего разлегся-то? — И делает круглые как у филина глаза.
М-да, для него, привыкшего и умеющего воевать холодным оружием с детства, мое положение кажется нелепым и смешным.
Ответить не успеваю, с треском и матюгами метрах в десяти от нас, на поляну вываливаются из кустов посланные ранее стрельцы и, топоча как лоси, вовремя весеннего гона, бегут в нашу сторону.
Один успел на ходу крикнуть, — Ляхи… Много… — И скрылся среди листвы.
Сунулся за ним следом и чуть не получил в лоб прикладом.
— Илья, мы почитай до места дошли, как вдруг по правую руку, оленуха с детенышем от нас в сторону прыснула. Маклуха эвон за ней побег. Да токмо повезло дурню, об корягу запнулся да на пузо упал. Пока поднялся, она успела сажен на тридцать уйти. Он тока встал, а тут из кустов как грохнуло… Ну и наповал…
— Кого Маклуху?
— Да не, олешку. То поляки и кажись немцы с ними… — Парень стянул с головы свой малахай и вытер им потное лицо
— Не ошибся, — Десятник стоял перед ним и заряжал ружье.
— Не по нашенски белькотали. Ляхи когда шипят их через раз, да понять можно, а энти — гыр да быр.
Того что стрелял, по плечу хлопали, граяли — гад, гад.
— Может — гут — Хорошо? — Спросил я у бойца.
— Ага, так и было.
— Много татей видел? — Десятник уже начинал злиться, — от ты щегол грязно-жопый, двух ляхов узрел, и полны портки наложил.
— Да как можно Илья? Опосля того как немец из кустов вышел на прогалину и пошел добычу зреть, за ним вослед ещё пятеро, что ругали али как Федор молвит — хвалили.
Илья сделал шаг, дал подзатыльник, мнущему в руках шапку стрельцу и прорычал, — Ляхов много видел али тебе поблазнилось и ты баишь невесть что. У-у шкода… — Потянулся отвесить второго леща.
Бери этот десяток, они самые опытные… как же… На те боже — что нам не гоже. Ну Силантий, ну пройдоха
— Маклуха, — Десятник окликнул стоящего поодаль стрельца, утирающего полой кафтана, перепачканное землей лицо.
— Немцев семеро, трое из них с пищалями у остальных палаши и кинжалы на поясах. Ляхов видел девятнадцать, все огнебоем оборужены и сабля у кажного. Токмо думаю, больше их, над кустами концы пик виднелись. — И добавил после непродолжительной паузы, — Много.
Илья посмотрел на стоящего перед ним стрельца, — Внял Данилко, что во первую голову молвить надобно? — И оглянулся на меня.
Я помотал головой и пальцами сделал — ножки. Мол — надо когти рвать отсель. Да и лапища, одного из охранников, размером с седло для пони, придавившая плечо и не двусмысленно намекала. Не пойду сам — понесут.
Илья озвучил мои мысли вертевшиеся на кончике языка. Отход на пару сотен саженей в сторону деревни и смотрим. Если пойдут на нас, гонца Силантию упредить наших, откатываемся дальше и…
Десятник назвал пару парней, которые должны были, с песнями и плясками, увести противника за собой. Если поляки просто мимо пойдут, пусть уходят.
Хороший план, благоразумный. Но вот моя задница, не может и дня прожить без приключений. Уговорил, чтоб остаться одним из наблюдателей. На это предложение Илья коротко переглянулся с моими «тенями» пожал плечами и согласно кивнул головой.
Хотелось своими глазами посмотреть на тех, кого видел только на картинках и музейных стендах.
Посмотрел.
Хм, люди как люди. Одеть в джинсу, побрить, постричь и не отличишь от поляков, с которыми познакомился в Варшаве, где был с туристическим визитом. Паны вообще интересные люди.
Мы с ребятами зависли в кабачке, а чего-то так нормально пиво пошло… Поляки сначала косились на нашу компанию. Кто-то из наших что-то ляпнул, ему ответили — Курва… пся крев… Москаль…
Пока эти два «горячих финских парня» мерились интеллектом и плющили сопатки, я подсел к мужику своих лет, спокойно с эдакой легкой улыбкой, взиравшему на драчку. Его звали Марек, и он довольно сносно говорил по русски. Слово за слово, перескакивая с темы на тему, мы проболтали весь вечер.
Ближе к закрытию кабака, когда наш общий градус превысил норму, и стало штормить даже сидя,
Марек, уже довольно пьяненький, вдруг посмотрел мне в глаза и абсолютно трезвым голосом, с какой-то злостью, сказал, — Такое королевство просрали, — И грязно выругался.
А через три года, точно также, уже матерился я… распалась Российская империя.
А дальше случился казус. Мы, я с ребятами, оставил с десятком Ивана (переодеваться надо было)
отправились назад. Залегли по кустам и поляков по головам считаем, бдим — одним словом.
И тут двое не в меру любознательных немца, забрели на делянку, с которой мы ушли, буквально за пять минут до них. Тощие, кожа да кости, ходячий суповой набор, не идут, попутный ветер несет, а одеты… Даже затруднюсь описать точно. Шорты, пошитые, на пять размеров больше чем нужно нормальному человеку, подвязаны на уровне колена в своеобразную такую оборочку. У одного кафтан, (пиджак, лапсердак какой-то) хрен этот фасон поймешь, нежно василькового цвета, у другого светло-салатовый. Башмаки из грубо выделанной кожи с бронзовыми пряжками и у обоих на ногах фиолетовые чулки с кокетливо подвязанным бантиком из цветной материи, чуть ниже коленки. Из оружия, мушкет, узкий длинный кинжал в ножнах, перевязь с натрусками и пороховницей — у каждого.
