И жизнь течёт у падшего ангела вполне человечья. Каждый день похож на предыдущий, а следующий такой же, как нынешний, только его приход всеми силами стараешься оттянуть. Но он всё равно приходит. И что? Всё тот же круговорот бесполезного существования: встать и идти зарабатывать деньги, после работы тратить деньги по пути домой, а затем, убедившись, что конец света вновь не наступил, отбой.

День за днём. Год за годом. Скоро надо переезжать. Желательно на другой конец города, чтобы уменьшить возможность встретить кого-то из тех людей, которые поневоле стали знакомыми, приятелями и навязчивыми соседями. Ну, хоть какое-то разнообразие. Благо с нынешней работой можно не расставаться. Никакого оформления, никаких вопросов — просто учи убивать и уходить, прятаться и выживать. А про возраст и приврать можно. Хотя кого это волнует. Одни солдаты сменяют других, тот факт, что наставник не стареет, всплывёт не раньше, чем лет через двадцать. А может и не всплывёт. У этих военных чинуш семь пятниц на неделе, и меняются они чаще, чем перчатки у модницы.

Так что пока Анхель Филипов жил в России вполне сносной жизнью. Не сказать, что ему всё нравилось, но ждать чего-то в будущем ему было» напророчено» именно здесь. А жизнь здесь становится менее стабильной год от года. Но это его волновало мало — чем хуже жизнь, тем больше сбывшихся пунктов пророчества, и тем быстрее придёт его время.

Весна пришла незаметно. Говорят, что в Петербурге нет привычного разделения на весну, лето, осень и зиму, а есть лето и грязь. Говорят, что дожди здесь идут с 1703 года — день в день. Много есть потешных замечаний по поводу Санкт-Петербурга — беда в том, что они зачастую правдивы. И поэтому весна, если судить по календарю, уже месяц как наступила, а вот если посмотреть на погоду за окно, то ощущение складывалось противоречивое. Но смысл ровно в том, что наступил апрель.

Жизнь продолжала быть однообразной, и ничего выдающегося в ней не происходило. Порой Анхель выбирался за город, чтобы размяться, но задора ненадолго хватало.

Снова метро — переход между Спасской и Сенной. Вечная толчея. Анхель спокойно присоединяется к толпе, что несёт его к поезду. Взгляд лениво скользит по людям, идущим в другую сторону. Без интереса и оценки Анхель старается оглядеть если не каждого, то многих. Он и сам не понимает толком причины этого действа, но замечает, что он не один предпочитает смотреть на проходящих мимо. Иные идут с пустыми глазами, глядя перед собой, другие просто под ноги. Он же смотрит на людей.

Обжигает иногда мысль: «А стоит ли спасать их?». После каждого раза он долго спорит сам с собой на тему целесообразности подобных мыслей. И завсегда добрый Анхель побеждал в словесной перепалке с самим собой. Или с кем-то другим, кто сидит внутри него. Об этом он старался не думать.

Вот мимо Анхеля проходит парень с ирокезом и драными штанами, народ его сторонится, хотя по парню видно, что это вызов скорее родителям, чем системе. Далее взгляд цепляет эффектная брюнетка с явно доработанными чертами лица. Прямо вслед ей дышит бабушка, которая выглядит далеко не так вдохновляющее, и сразу вспоминается, что многие в стране не живут, а выживают. И почему-то чаще именно старики, на которых, кажется, всем наплевать. Дальше проходит мимо военнослужащий, троица подростков, слушающих на весь переход популярную в определённых кругах хип-хоп музыку, дальше ещё мужчины, ещё женщины. Старики, дети, пары, просто стайки друзей, экскурсионные толпы и так далее, и тому подобное.

Взгляд цепляется за женщину вполне привлекательной внешности. Немного сутулая, плечи слегка сведены, но внимание привлекают её глаза — такой насыщенный и глубокий голубой цвет. Анхель замедляет шаг, чтобы рассмотреть её чуть внимательнее, но её закрывают проходящие люди и она растворяется. Анхель пытается снова увидеть её, но ничего не получается — женщина пропала, будто её и не было. Он не остановился — несколько раз оглянулся, но ничего.

Странно, но она засела у него в голове. Точнее её образ, который Анхель видел хорошо если пару секунд, да и то, большую часть этого времени любовался её глазами. Он словно увидел в них что-то… родное.

В несколько потерянном состоянии он продолжил свой путь по переходу и дальше домой. Образ не выходил из головы — да и не гнал его Анхель, всё приятнее думать о ком-то, нежели спорить с собой о целесообразности собственного существования.

Совершенно случайно всплыла мысль, что завтрашний день многое изменит: переезд со всеми вытекающими. А проблем в этом понятии довольно много, вплоть до смены паспортных данных. Схема уже благо отлажена и никаких новых неприятностей быть не должно. Вещи уже сложены и готовы к транспортировке, машина заказана, и осталось завтра дождаться звонка от водителя. Новая квартира куплена, эта почти продана — всё, как обычно.

Завтра начнётся очередная новая жизнь, уже не первая за время, проведённое в России. Точнее в СССР и России. Все они похожи, как две капли воды, но всё равно разнятся. Но заметно это только самому Анхелю.

Ещё раз оглядев угол, заставленный немногочисленными, но увесистыми сумками, Анхель прошёл на кухню, где расположился ноутбук. Присев за него и просмотрев новостные ленты, он откинулся на стуле — ничего примечательного. Ничего похожего на последние пункты пророчества. Значит, прошёл ещё один бесполезный день ожидания. Стало быть, можно спокойно отправиться почивать, чтобы завтра со свежими силами окунуться в тихий ужас переезда.

Вагон дёрнулся и понёс людей от Удельной дальше. Огни станции сменились темнотой тоннеля. Анхель стоял, упёршись в створ дверей. Между ног стоял рюкзак. Отсутствующий взгляд перетекал с одной пёстрой рекламы на другую. Ничего интересного, но в метро без какой-либо опоры для глаз ездить просто никак. Поэтому многие читают или развлекают себя разного рода приспособлениями из разряда внезапно заполонивших рынок планшетных компьютеров, сенсорных телефонов и подобных им гаджетов. А Анхель вот ездит не как все — даже музыку не слушает.

«Озерки»- прозвучало в вагоне название станции. Поезд остановился. Анхель поднял рюкзак, ловко закинул его на плечо и вышел. Народу в это время выходит не так много, как, например, через пару часов — вот тогда ужас, что творится. А сейчас хорошо. Пока Анхель шёл по станции, с противоположной стороны остановился поезд. Стоявшие в ожидании на краю перрона люди вежливо расступились перед выходящими, а затем вошли в вагоны. Анхель почти не смотрел в их сторону — к бедному потоку выходящих со станции добавилось изрядно народу, надо смотреть под ноги, чтоб ненароком не наступить на кого-нибудь. Двери поезда захлопнулись, невольно привлекая взгляд. Анхель глянул на ближайший вагон. Внутри рассаживались люди. Вагон дёрнулся и кто-то, не успев занять устойчивое положение, сильно пошатнулся. Этого человека ловко ухватила за рукав и не дала ему упасть женщина со светлыми волосами, довольно высокая при этом. Она стояла к Анхелю спиной, но даже этого ему хватило, чтобы чуть притормозить.

Возможно, что ему показалось, но это были те же светлые волосы, которые он мельком видел три недели назад. Та же едва заметная сутулость. И вот она, приняв благодарность за поддержку от чуть не упавшего мужчины, обернулась. Правильные черты лица и голубые глаза — она. Анхель остановился. Мимо него, что-то шипя, прошла бабушка, которой столь резкое торможение впередиидущего человека ни на йоту не понравилось. Анхель не обратил никакого внимания. Он полностью был поглощён бездонными колодцами голубых глаз женщины в вагоне, который уже практически скрылся.

Вновь краткий миг заполонил целый вечер жизни ангела. В голову полезли вопросы: кто она? Откуда едет? Может с Озерков? Если нет, то выбор небогат.

Ответов меньше, чем вопросов. И самый назойливый и прямо-таки выносящий мозг — «Анхель, ты что — влюбился?!»

Пять столетий провёл ангел под этим солнцем и ни разу так не искал в толпе чьи-либо глаза. А тут на тебе. И это даже не химия организма, о которой пишут и говорят люди. За такое время она ни разу не срабатывала. Или переломный момент? Как знать… Но определённо нечто новое. И как с этим новым жить — пока неясно.