— Она у тебя хитрая.

— Это да. Она такая. Вообще порой думаю, что она не отсюда — откуда-то с Луны. Непохожа на остальных мам.

— А сам-то? — Усмехнулась Кристина. — Я таких как ты тоже нигде не видела, кроме как в ужастиках.

— Ну да, что родилось, то родилось. Тебя как-то угнетает то, что я альбинос? Пугает? Не знаю… Настораживает?

— Да брось ты! Меня это наоборот бодрит — у меня самый уникальный парень в городе. А может и в стране.

— Ну, всё — буду гордиться.

— Гордись-гордись. — Кристина взяла его за руку. Арвинг смущённо чуть поджал губы и уставился на дорогу. Они прошли через всю аллею молча. Долго гуляли, но так и не сказали больше ни слова друг другу. Всякий раз, когда Кристина брала его за руку, он начинал стесняться и фразы у него получались несвязными, поэтому, после неудачных попыток, он решил молчать.

— Всё молчишь?! — Удивился Фёдор. — Друже, я на тебя удивляюсь. Хотя дело твоё, но вот надоест ей молчать с тобой и всё — тю-тю.

— А я читал…

— Вафельная чушь это всё. В основном. Говори с ней, шути — пусть смеётся.

Фёдор уверенно вышагивал, помогая себе тростью, которую изрисовал маркерами, дабы придать ей уникальность. Он всё любил делать своим — чтобы только у него такое было. Он до сих пор находился в больнице, хотя его и хотели выписать на прошлой неделе, но что-то показалось врачам странным в анализах и его задержали до выяснения. Он воспринял это как личную обиду и всё свободное время проводил в больничном дворе, разрабатывая тело и, главное, ногу — по снегу самое то.

— Ну, может ты и прав.

— Я часто так делаю. — Улыбнулся он, тряхнув головой, чтобы убрать с глаз пряди отросших волос, стричь которые он напрочь отказывался. — Ох-ох. Как совсем на ногу встану, надо будет в какой-нибудь зал походить, тело в тонус вернуть. А то, как скелет, что были мышцы — и тех нет…

— Мы собираемся с матерью…

— Ну, собирайтесь. Я уж как-нибудь сам — а то вечно я при вас. Пока тут возлёживал на казённых матрасах, много чего подумал и много чего решил.

— Например?

— Без примеров пока что. Просто хочу чего-то стоить, что-то сделать сам. Надоело так жить. Ещё школу закончить как-то надо.

— Ты вроде от программы из-за нас с Кристиной не отставал. Семестры тебе засчитают по возвращении — всё уже договорено, главное, ты не подведи. С десяток контрольных напишешь, стихи порассказываешь, сочинения попишешь, и всё норм будет.

— Да знаю. Только ой, как лениво мне учить тонну стихов.

— Ну, может, ты в десятый класс второй раз пойти хочешь?

— Метко — не хочу. Ладно — прорвусь. — Усмехнулся он. — А чего там опять? — Кивнул он на некую демонстрацию, что шла мимо них в направлении к Невскому.

— Да это после войны протестные настроения против власти. Просят вернуть обратно солдат.

— Так всё ж уже.

— Всё-то всё, а всех, кто в запасе был, и кого вытащили по повестке, так там и держат. Говорят, только в начале лета смогут обратно вернуться, когда придёт новое пополнение, бла-бла-бла.

— Дурдом, конечно, но я не при делах.

— Ну да. Опасаюсь я, выльется этот дурдом во что-то. Народ не первый год закипает, а теперь ещё эта заваруха на Кавказе — третья же уже?

— Угу…

— Во, да и вообще — чем дальше, тем хуже.

— Флаги эти который год вижу. И их всё больше их становится.

— Это да. Сейчас уже встречаются на балконах, кто-то на дома вешает, на машины — штрафуют за использование экстремистской символики.

— Всё теперь экстремистское… Ладно, поживём — увидим, во что выльется.

Учебный год близился к завершению. И если Федька постоянно был занят сдачей всех хвостов, которые так или иначе скопились за время его отсутствия, то Арвинг и Кристина тем временем вполне спокойно завершали год. По-дружески всевозможно пытаясь помочь отстающему, однако тот решительно отказывался, упирая на то, что всё хочет сделать сам. Хотя, когда ему подавали уже готовые доклады или нужные книги, он лишь немного ворчал, но всё же принимал их.

Весна не сулила быть тёплой. Пепел так и наполнял воздух, и хотя большая часть уже осела, но всё ж не вся. Наверно, это и есть то похолодание, что обещали учёные. Зима была вполне обычной, но приход весны задержался почти на месяц и снег начал таять ближе к середине апреля. И вот начало мая, а всё ещё можно найти нерастаявшие сугробики в особо тенистых местах. В лесах так и вовсе ещё порядочный слой — отсюда нехарактерное поведение животного мира. Сельское хозяйство простаивает из-за невозможности начать сезон.

Повсеместно стоят автомагистрали из-за постоянно случающихся пробок на главных направлениях. Зато железнодорожный транспорт стал лидирующим по пользованию, что естественно повлекло увеличение стоимости услуг, а это привело к забастовкам, демонстрациям.

Последние проводились чуть ли не каждую неделю. Запрет на собрания уже мало кого волновал, у полиции попросту не хватало рук, чтобы усмирить всех. Ситуация накалялась.

До конца года случилось несколько масштабных выступлений, какие-то были организованные, несколько стихийных.

Следующий год также прошёл под напряжением. К сентябрю разрешили полёты самолётов. Но исключительно со специальными фильтрами на турбинах, которые были сделаны за полтора года простоя. Кризис авиаперевозок чуть пошёл на убыль, хотя вначале пришлось глобально снизить цены на транспортировки, а потом понемногу возвращаться к планкам прошлого.

Ребята тем временем окончили школу, отпраздновали последний звонок, выпускной. Подали документы в несколько вузов. Только Фёдор не спешил что-то решать в своей жизни. Арвинг, общаясь с ним, отмечал про себя, что друг становится другим, отличается от того беззаботного человека, каким был до аварии.

С Кристиной у него так ничего толком и не сложилось, но друзьями они остались. Фёдор больше не давал никаких комментариев на эту тему. Он вообще больше молчал теперь, предпочитая отдаваться своему новому хобби — секция по выживанию в лесу. Хильда некоторое время даже шутливо ревновала его к этому увлечению, мол, почему бы не заниматься бесплатно с ней. Но Фёдор отклонял это под предлогом, что там менее заинтересованный тренер. Который к тому же, по большому счёту, занимается с ними просто так — для удовольствия.

Арвинг же не пошёл вслед за ним туда — не тянуло, да и знал он от матери довольно много, чтобы туда ходить. Кристина пропадала на занятиях по скрипке и также мало уделяла времени совместному досугу. Происходило то, что рано или поздно случается со многими дружескими коллективами — каждый находит себе что-то своё и начинает отдаляться, находя вместе с новым увлечением новых друзей.

Прошёл ещё год, цепь событий, что закручивалась тугим узлом, дошла до критической массы. Впоследствии революцию называли «тихой» или «молчаливой», хотя это мало соответствовало тому, что творилось на улицах. И как бы то парадоксально не выглядело, но «тихая» революция началась со стрельбы.

Первыми пошли против закона, власти и системы те, кто совсем недавно вернулся с войны. Сначала под раздачу попали выходцы с Кавказа и Средней Азии, а затем волна протестов перекинулась на власть. Дело дошло до прямых столкновений граждан с полицией. Вначале они были небольшими и быстро пресекались многочисленными арестами, однако, когда в прессу и на телевиденье попала видеозапись с тем, как в тюрьме поступают с заключёнными, то на улицы вышли буквально и стар и млад.

В поддержку ОМОНу пригнали солдат из близлежащих частей, но тут дело обернулось против властей — молодые солдаты отказались участвовать в карательных акциях и присоединились к митингующей толпе. Сначала это случилось в Москве, затем в Санкт-Петербурге, Самаре, Ярославле, Новосибирске. Дальше, что называется по экспоненте — возмущения поглотили страну.

Многие с ужасом вспоминали прошлую смену власти и последующую разруху.