— Выйди сюда, — сказала она. — Посмотри. С ума сойти можно, правда?
Она стояла рядом с этой большой лошадью и похлопывала ее по боку. Она была одета в свой лучший костюм, на ней были туфли на каблуке и шляпка (в последний раз я видел ее в шляпке три года назад, на похоронах ее матери). Потом она шагнула вперед и уткнулась лицом в гриву лошади.
— Откуда ты взялась, подружка? — сказала она. — Откуда ты взялась, прелесть? — И после этого, у меня на глазах, заплакала ей в гриву.
— Ну-ну, — сказал я и стал спускаться по лестнице. Я подошел и тоже похлопал лошадь, а потом коснулся плеча жены. Она отпрянула. Лошадь всхрапнула, на несколько секунд подняла голову, затем снова принялась щипать траву.
— В чем дело? — спросил я у жены. — Ради всего святого, объясни, что случилось!
Она не ответила. Лошадь переместилась на несколько шагов, но продолжала рвать и жевать траву. Вторая лошадь тоже ела траву. Моя жена передвинулась вместе с лошадью, держась за ее гриву. Я положил лошади на шею свою ладонь и почувствовал, как по руке до плеча прошла волна силы. Я содрогнулся. Моя жена по-прежнему плакала. Я чувствовал свою беспомощность, но был, кроме того, еще и испуган.
— Можешь ты сказать мне, что стряслось? — спросил я. — Зачем ты так оделась? А что делает на веранде твой чемодан? Откуда взялись эти лошади? Ради бога, объясни наконец, что здесь происходит!
Жена стала что-то тихонько напевать лошади. Напевать! Потом остановилась и сказала:
— Ты ведь не прочел мое письмо? Может, и просмотрел, но не прочел. Признайся!
— Нет, прочел, — сказал я. Конечно, я лгал, но это была невинная ложь. Частичная неправда. Но кто без греха, пусть первый бросит в меня камень. — Объясни же мне все-таки, что происходит, — повторил я.
Жена качнула головой из стороны в сторону. Зарылась лицом в темную, влажную лошадиную гриву. Я слышал, как лошадь хрустит травой: хрум, хрум, хрум. Затем она всхрапнула, втянув воздух через ноздри.
Жена заговорила:
— Была на свете девушка… ты слушаешь? И эта девушка ужасно любила своего парня. Она любила его больше, чем себя. Но парень… словом, он вырос. Не знаю, что с ним случилось. Во всяком случае, что-то. Он стал жестоким, пускай и не хотел этого, и он…
Остального я не расслышал, потому что как раз в этот момент из тумана появился автомобиль с включенными фарами и синей мигалкой на крыше. Вслед за ним, еще через минуту, подкатил пикап с прицепом — чем-то вроде лошадиного фургона, хотя туман мешал рассмотреть его как следует. Это могло быть что угодно — например, большая передвижная печь. Первый автомобиль съехал с дороги прямо на лужайку и остановился. Пикап затормозил рядом с ним. Фары у обоих машин продолжали гореть, а моторы — работать, что усугубляло странность и даже жутковатость происходящего. Из пикапа вылез человек в ковбойской шляпе — наверное, фермер, подумал я. Он поднял воротник дубленки и свистнул лошадям. Потом из первого автомобиля выбрался крупный мужчина в плаще. Он был гораздо больше фермера и тоже в ковбойской шляпе. Но его плащ был расстегнут, и я увидел у него на поясе пистолет. По всей вероятности, это был помощник шерифа. Несмотря на все мое беспокойство, мне показался заслуживающим внимания тот факт, что оба приехавших были в шляпах. Я провел рукой по волосам и пожалел, что на мне самом нет шляпы.
— Я недавно звонила в полицию, — сказала моя жена. — Когда заметила лошадей. — Она немного помолчала, а потом сказала кое-что другое: — Зато теперь тебе не нужно будет подвозить меня в город. Я упомянула об этом в письме — в том письме, которое ты прочел. То есть, написала, что меня надо будет подвезти в город. Но я могу поехать — по крайней мере, я так думаю — с одним из этих джентльменов. И не пытайся меня отговорить. Я заявляю, что мое решение бесповоротно. Посмотри на меня! — сказала она.
Я наблюдал, как они забирают лошадей. Помощник шерифа светил фонарем, а фермер заводил лошадь в фургон по маленькому пандусу. Я повернулся, чтобы посмотреть на эту женщину, которую больше не знал.
— Я ухожу от тебя, — сказала она. — Вот что происходит. Сегодня же я уезжаю в город. Буду жить сама по себе. Все это есть в письме, которое ты прочел. — Хотя, как я отмечал раньше, моя жена никогда не подчеркивала слов в своих письмах, сейчас она (осушив слезы) делала ударение практически на каждом слове.
— Какая муха тебя укусила? — услышал я собственный голос. Как будто бы я и сам не мог противостоять искушению выделять некоторые слова. — Зачем ты это делаешь?
Она покачала головой. Фермер уже загонял в фургон вторую лошадь — он резко посвистывал, хлопал в ладоши и покрикивал: «Но! Но, чтоб тебя! Пошла! А ну, пошла!»
Полицейский подошел к нам, с планшетом под мышкой. В руке он держал большой фонарь.
— Кто звонил? — спросил он.
— Я, — ответила жена.
Полицейский внимательно оглядел ее. Он посветил фонарем на ее высокие каблуки, а потом выше, до самой шляпки.
— Вы одеты так, будто уезжаете, — заметил он.
— Я ухожу от мужа, — сказала она.
Полицейский кивнул, словно понимал ее (но он не понимал, не мог!).
— Надеюсь, он не доставит вам неприятностей? — сказал он, сверкнув лучом фонаря мне в лицо и быстро проведя им вверх-вниз. — Вы же этого не сделаете, а?
— Нет, — сказал я. — Никаких неприятностей. Но я протес…
— Ладно, — оборвал меня полицейский. — Тогда хватит разговоров.
Фермер закрыл дверь своего фургона и запер ее на засов. Потом он подошел к нам по мокрой траве — я заметил, что она достает до самого верха его сапог.
— Спасибо, что позвонили, — сказал он. — Премного вам обязан. Уж больно густой туман. Если б они забрели на шоссе, могли бы устроить там бог знает что.
— Звонила эта леди, — сказал помощник шерифа. — Фрэнк, ей надо в город. Она уходит из дому. Не знаю, кто тут пострадавший, но уезжает она. — Тут он повернулся к моей жене. — А вы не передумаете? — спросил он.
Она качнула головой.
— Нет.
— Хорошо, — сказал полицейский. — Значит, с этим покончено. Слышишь, Фрэнк? Я не могу отвезти ее в город. Мне надо еще кое-куда заехать. Так ты можешь выручить ее и подбросить до города? Наверное, ей нужно на автобусную остановку или в гостиницу. Туда они обычно едут. Правильно? — спросил полицейский у моей жены. — Фрэнк должен знать, куда вы собираетесь.
— Он может высадить меня на автобусной остановке, — сказала жена. — Мой чемодан на веранде.
— Ну так как, Фрэнк? — спросил полицейский.
— Да можно бы, — сказал Фрэнк, снимая шляпу и надевая ее обратно. — Я-то с удовольствием. Только я не хочу ни во что впутываться.
— Нет-нет, что вы, — откликнулась жена. — Простите за беспокойство, но я сейчас немного… расстроена. Да, расстроена. Но когда я отсюда уеду, все сразу пройдет. Мне просто надо уехать подальше от этого ужасного места. Я только проверю для надежности, не забыла ли чего-нибудь. Чего-нибудь важного, — добавила она. Затем помедлила и сказала: — Это не так внезапно, как кажется. Все уже давно к этому шло. Мы ведь женаты много лет. Были и плохие времена, и хорошие. Всякие. Но сейчас мне настало время пожить одной. Да, настало. Вы понимаете, о чем я говорю, джентльмены?
Фрэнк снова снял шляпу и покрутил в руках, словно изучая поля. Потом опять надел ее. Полицейский произнес:
— Такие вещи случаются. Господь знает, что никто из нас не совершенен. Мы не созданы совершенными. Если где и есть ангелы, то разве на небе.
Моя жена направилась к дому, аккуратно шагая по мокрой, лохматой траве на своих высоких каблуках. Она открыла парадную дверь и вошла внутрь. Я видел, как она движется за освещенными окнами, и мне пришла в голову одна мысль. Возможно, больше я ее никогда не увижу. Вот что мелькнуло у меня в мозгу, и это ошеломило меня.
Фермер, помощник шерифа и я стояли в ожидании, ничего не говоря. Сырой туман плыл между нами и светом от их автомобилей. Я слышал, как лошади в фургоне переступают с ноги на ногу. Думаю, всем нам было неуютно. Но я, конечно, могу отвечать только за себя. Я не знаю, что они чувствовали. Может быть, они сталкивались с подобным каждую ночь — видели, как люди расходятся. Может, помощник шерифа часто такое видел. Но Фрэнк, фермер, стоял не поднимая глаз. Он засунул руки в карманы, а потом вынул их снова. Попинал что-то в траве. Я сложил руки на груди и ждал, не зная, что будет дальше. Полицейский то выключал свой фонарь, то опять включал. Время он времени он поднимал фонарь и чиркал его лучом по туману. Одна из лошадей в фургоне заржала, а потом заржала и другая.
