Я сказал все, что хотел. Теперь я спокойно сидел на стуле в кухне и наблюдал, как он работает. Иногда я посматривал в окно, за которым шел дождь. Начинало темнеть. Он выключил пылесос. Он стоял в углу рядом с входной дверью.

— Хотите кофе? — спросил я.

Он тяжело дышал. Он вытер лицо.

Я поставил греться воду, и когда она закипела и я выставил две чашки, он уже все разобрал и сложил обратно в баул. Затем он подобрал письмо. Прочел адрес и внимательно посмотрел на адрес отправителя. Сложил письмо пополам и сунул в задний карман. Я смотрел на него. Только смотрел, и больше ничего. Кофе начал стынуть.

— Это мистеру Слейтеру, — сказал он. — Я этим займусь. Наверно, я обойдусь без кофе. Лучше не топтать ковер. Я его только что вымыл шампунем.

— Это правда, — согласился я. Потом я спросил: — Вы уверены в имени адресата?

Он достал с дивана пиджак, надел его и открыл дверь. Дождь все еще шел. Он вступил в боты, застегнул их, надел плащ и обернулся.

— Вы хотите посмотреть? Вы мне не верите?

— Просто показалось странно, — сказал я.

— Ладно, мне надо идти, — сказал он. Но он не двигался с места. — Вам нужен пылесос или нет?

Я посмотрел на большой баул, уже закрытый и готовый к путешествию.

— Нет, — ответил я, — наверно, нет. Я скоро отсюда съеду. Он будет только мешаться.

— Понятно, — сказал он и захлопнул за собой дверь.

Уважаемый сэр,

Ваше письмо, в котором вы расспрашиваете о моем сыне, было для меня полной неожиданностью. Как вы смогли меня разыскать? Я переехала сюда много лет назад, сразу после того, как все началось. Никто здесь не знает, кто я на самом деле, но я все равно боюсь. И боюсь я только его. Когда я читаю газеты, всегда невольно качаю головой, не верю собственным глазам. Читаю то, что о нем пишут, и спрашиваю себя: неужели этот человек и вправду мой сын, неужели это он творит все это?

Он рос очень хорошим мальчиком, только был вспыльчивый и часто говорил неправду. Но в его поведении не было ничего странного. Все началось однажды летом, после празднования «Дня независимости», тогда ему было около пятнадцати. Наша кошка, Труди, куда-то подевалась, ее не было всю ночь и целый следующий день. Миссис Купер, ее дом прямо за нашим, пришла ко мне в тот день вечером и сказала, что Труди пробралась к ней на задний двор, чтобы там умереть. Труди была вся истерзана, но миссис Купер смогла ее узнать. Мистер Купер похоронил то, что осталось от нашей кошки.

«Истерзана? — спросила тогда я. — Что вы имеете в виду под словом „истерзана“?»

Мистер Купер видел, как двое мальчиков — в поле — засовывали ей петарды в уши и еще сами знаете куда. Он хотел им помешать, но они убежали.

«Кто, кто мог такое с ней сотворить, вы их узнали?»

Одного он не узнал, а второй побежал в этом направлении. Мистер Купер думает, что это был ваш сын, сказала мне она.

Я покачала головой. Нет, это невозможно, он никогда бы не стал такого делать, он любил Труди, Труди прожила в нашей семье много лет, нет, это не мой сын.

В тот вечер я рассказала ему о том, что случилось с Труди — он очень удивился и разнервничался, сказал, что мы должны найти негодяев, предложить награду за их поимку. Даже напечатал какое-то объявление и сказал, что повесит его в школе. Но тем же вечером, перед тем как пойти в свою комнату, он сказал: «Не переживай так, мама, она была старая, прожила почти семьдесят кошачьих лет, это долгая жизнь».

Он устроился помощником кладовщика в Хартлейз по вечерам и субботам. Там работала одна моя знакомая, Бетти Уилкс, ну и обещала замолвить за моего сына словечко. Я рассказала ему об этом в тот вечер и добавила, что работу молодому человеку сейчас трудно найти.

А в тот день, когда он должен был получить свой первый чек, я приготовила на ужин все, что он любит. Стол был уже накрыт, когда он пришел. «Вот и хозяин дома», — сказала я, обнимая сына. — «Я так горжусь тобой, дорогой, сколько тебе заплатили?» — «Восемьдесят долларов», — сказал он. Я была поражена. «Это же просто замечательно, милый, — сказала я, — не могу поверить». «Я очень голоден, — ответил он, — давай поедим».

Я была вне себя от счастья, но не могла в это поверить — он зарабатывал больше, чем я.

Когда я относила вещи в стирку, то нашла квитанцию из Хартлейз — там было 28 долларов, а не 80. Почему он не сказал правду? Этого я понять не могу.

Бывало, я спрашивала его: «Где ты был вчера вечером?» «На концерте», — говорил он. Потом выяснялось, что он ходил на школьную дискотеку или катался с кем-нибудь на машине. Ума не приложу, какая разница, что он делал? Почему нельзя просто сказать правду, зачем же лгать собственной матери?

Помню, однажды, он должен был поехать с классом на природу, и когда он вернулся, я спросила его: «Что вы там интересного увидели, сынок?» Он пожал плечами и сказал что-то про стыки пластов, вулканические породы, пепел, «нам показали место, где миллион лет назад было озеро, а теперь пустыня». Рассказывал все это, глядя мне в глаза, а на следующий день я обнаружила в почтовом ящике письмо из школы. В нем было сказано, что школа организовывает выезд класса на природу, и кто-то из родителей должен поставить на вложенном листке свою подпись — что он отпускает ребенка.

Перед окончанием школы он купил себе машину, поэтому дома я его практически не видела. Я спрашивала его про отметки, а он лишь смеялся в ответ. Вы наверняка знаете, что учился он очень хорошо, вам это должно быть известно, если у вас есть хоть какие-то сведения о его прошлом. Потом он купил дробовик и охотничий ножик.

Мне не нравилось, что эти вещи находились у нас дома, и я ему об этом прямо сказала. Он только рассмеялся, он всегда смеялся в ответ. Потом сказал, что и ружье и нож положит в багажник машины, и прибавил, что так будет проще ими воспользоваться, если что.

Как-то в субботу он не пришел ночевать. Я ужасно волновалась и чего только не передумала. На утро, около десяти, он вернулся и попросил приготовить ему завтрак, сказал, что от охоты у него разыгрался аппетит, потом он извинился за то, что ночью не пришел домой, сказал, что они очень долго добирались до места. Все это звучало очень странно. Он был весь на нервах.

«Куда ты ездил?» — спрашиваю.

«На север, в Венас. Мы там решили поохотиться».

«А с кем ты ездил?»

«С Фредом».

«С каким Фредом?»

Он уставился на меня, и я замолкла.

На следующий день, в воскресенье, я пробралась в его комнату и взяла ключи от машины. Он обещал купить чего-нибудь к завтраку по пути с работы в субботу, и я подумала, что продукты, должно быть, лежат в машине. Тут я увидела его новые ботинки — они торчали из-под кровати, ботинки были все в грязи. Он открыл глаза.

«Дорогой, что случилось с ботинками? Ты только на них посмотри».

Он сел на кровати.

«У меня бензин закончился, пришлось пешком до заправки идти. Тебя это так волнует?»

«Я ведь твоя мать».

Пока он принимал душ, я взяла ключи и вышла на улицу, чтобы забрать продукты из машины. Я открыла багажник, но никаких продуктов там не оказалось. Я увидела дробовик — он лежал на одеяле, и нож, он тоже был там. Потом я заметила его скомканную футболку. Я ее расправила, а она вся в крови. Футболка была еще мокрая. Я швырнула ее назад, закрыла багажник и заметила, что он все это время наблюдал за мной через окно. Когда я поднялась на крыльцо, он открыл мне дверь.

«Я забыл тебе сказать, у меня кровь носом пошла. Не знаю, но если футболку отстирать не удастся — просто выброси ее». И улыбнулся.

Несколько дней спустя я спросила, как у него дела на работе.

«Все хорошо, — сказал он, — я получил повышение». Потом я как-то встретила Бетти Уилкс на улице, и она сказала, что ей очень жаль, что мой сын уволился из Хартлейз, ведь его все там так любили, сказала она, ну, Бетти Уилкс.

Прошло два дня. Ночью мне не спалось, я лежала и смотрела в потолок. Потом я услышала, как его машина подъехала к дому, как он закрыл машину ключом, как прошел через кухню и коридор и, войдя в свою комнату, закрыл за собой дверь. Я встала. Из-под двери пробивалась полоска света, я постучалась, вошла и спросила: «Не хочешь чашечку чая, дорогой? Мне что-то не спится». Он стоял у гардероба, потом с силой хлопнул дверцей, повернулся ко мне и закричал: «Убирайся отсюда, убирайся, мне так надоело, что ты за мной постоянно следишь!» Я отправилась в свою комнату и заснула вся в слезах. В тот вечер он разбил мне сердце.