— Ребята, да это звучит прямо как реклама Совета безопасности, — вмешалась Терри. — Выступает ваш делегат, доктор Мэлвин Р. Макгиннис, — она рассмеялась. — Мэл, иногда ты перегибаешь палку. Но я люблю тебя, милый, — сказала она.

— И я тебя люблю, милая, — ответил Мэл.

Он потянулся к ней через стол, Терри подалась навстречу. Они поцеловались.

— Терри права, — сказал Мэл, вновь присаживаясь на стул. — Ну-ка быстро пристегните ремни! А если серьезно, то эти старички были в очень плохом состоянии. К тому времени, как я туда добрался, парнишка уже был мертв. Он лежал на каталке, у обочине. Я осмотрел стариков и сказал сестре из скорой, чтобы она связалась с больницей — пусть подготовят невропатолога, ортопеда и пару хирургов, к тому времени, когда мы туда доберемся.

Он сделал еще глоток.

— Я постараюсь покороче. Мы доставили их в операционную и полночи трудились над ними как проклятые. У этих несчастных оказался невероятный запас сил. Такое не часто встречаешь. Мы сделали все что могли, и к утру шансы у них были примерно пятьдесят на пятьдесят, у нее, может быть, чуть меньше. И ведь оба дотянули до утра. Ну, мы их перевели в отделение интенсивной терапии, и там они пролежали около двух недель, и с каждым днем чувствовали себя лучше и лучше. В общем, через две недели мы отвезли их домой.

Мэл замолчал.

— Так, ребята, давайте-ка добьем этот дешевый джин. Потом сходим куда-нибудь поужинать. Мы с Терри знаем одно подходящее местечко. Вот туда мы все и пойдем, в это наше новое местечко. Только чур! не раньше, чем опустеет эта долбаная бутылка.

Терри вставила:

— На самом деле, мы там ни разу не ели, но выглядит место просто здорово. Ну, снаружи выглядит.

— Я люблю поесть, — заметил Мэл. — Если б можно было начать жизнь с начала, я бы стал поваром. Правда, ведь, Терри? — спросил Мэл.

Он засмеялся. И бросил в стакан кубик льда.

— Терри знает. Спросите у нее. Но вот что я вам скажу. Если бы я мог прожить другую жизнь, оказаться в другом времени, то вот что: я бы, конечно, стал рыцарем. Под всеми этими доспехами чувствуешь себя в безопасности. Пока не изобрели порох, мушкеты и пистолеты, рыцарям жилось отлично.

— Мэлу очень хочется скакать верхом на лошади с копьем наперевес, — объяснила Терри.

— Повсюду носить с собой платок дамы сердца, — подхватила Лаура.

— Или саму даму, — сказал Мэл.

— Как тебе не стыдно, — пожурила его Лаура.

— А я думаю, что в те времена ты был бы рабом, а им не так уж хорошо тогда жилось, — сказала Терри.

— А рабам никогда хорошо не жилось, — парировал Мэл. — Но рыцари тоже кому-то подчинялись. Ведь так все было? Каждый был чьим-то вессалом. Ведь так, Терри? Но что мне нравится в этих рыцарях, — помимо дам сердца, конечно, — их доспехи, попробуй такого рань. Машин ведь тогда не было. Никаких пьяных сопляков, которые в тебя въедут ни с того ни с сего.

— Вассалы, — поправила Терри.

— Что-что? — переспросил Мэл.

— Вассалы, — повторила Терри. — Они назывались вассалами, а не вессалами.

— Вассалы, вессалы, — ответил Мэл. — Какая на хер разница? Ты же поняла, что я имел в виду. Ладно. Я, короче, необразованный. Вот свое дело я знаю. Я кардиохирург, это понятно, по сути, просто механик. Влезаю внутрь, удалбываюсь как не знаю кто пока чиню, но чиню. Черт!

— Да, от скромности ты не умрешь, — сказала Терри.

— Он просто скромный мясник, — ввернул я. — Но иногда они в этих своих доспехах задыхались, Мэл. У них ведь и сердечные приступы случались, когда в доспехах было слишком жарко, и еще они зверски уставали и выматывались. Еще я где-то прочитал, что если рыцарь падал с лошади, подняться сам он уже не мог, потому что все эти доспехи слишком много весили. А иногда их собственные лошади копытами затаптывали.

— Вот ужас-то, — ответил Мэл. — Просто кошмар, Ники. Наверное, они вот так вот лежали на земле и просто ждали, когда кто-нибудь придет и сделает из них кебаб.

— Какой-нибудь другой вессал, — сказала Терри.

— Именно, — ответил Мэл. — Другой вассал приходил и протыкал парня во имя любви или какой-нибудь еще чертовщины, за что они тогда сражались.

— Они сражались за то же, за что и мы сегодня, — ответила Терри.

Лаура добавила:

— В сущности ничего не изменилось.

Она вся разрумянилась. Глаза сияли. Она поднесла стакан к губам.

Мэл налил себе еще. И, приблизив к глазам бутылку, принялся изучать этикетку, будто просматривал длинный столбец сложных чисел. Потом он медленно поставил бутылку на стол и так же медленно потянулся за тоником.

— Ну, а что было дальше с пожилой парой? — спросила Лаура. — Ты так и не закончил эту историю.

Лаура пыталась прикурить сигарету, но спички все время гасли.

Солнечный свет, лившийся в кухню, изменился, как-то потускнел.

Но листья на осине все так же трепетали, и я вглядывался в причудливые тени, которые они отбрасывали на деревянную оконную раму и пластиковую столешницу. Конечно, на дереве и на пластике тени смотрелись совершенно по-разному.

— Ну, так что там с этими стариками? — спросил я.

— Старые зато умные, — заметила Терри.

Мэл уставился на нее.

— Дорогой, давай же, рассказывай. Я просто пошутила. Что там было дальше? — спросила Терри.

— Ну знаешь, ты иногда… — сказал Мэл.

— Мэл, не будь ты таким серьезным, хоть иногда. Ты что, шуток не понимаешь?

— А по-моему совсем не смешно, — ответил Мэл.

Он держал стакан в руке, продолжая пытливо смотреть на жену.

— Что там дальше было? — спросила на этот раз уже Лаура.

Мэл перевел взгляд на Лауру.

— Знаешь, Лаура, если бы у меня не было Терри и если бы я так ее не любил, и если бы Ник не был моим лучшим другом, я бы точно в тебя влюбился. Я бы тебя похитил, душа моя.

— Рассказывай, не тяни, — сказала Терри. — А потом мы и об этом поговорим, ладно?

— Ладно, — ответил Мэл. — Так на чем же я остановился? — Он обвел всех взглядом и продолжил:.

— Я заезжал к ним каждый день, иногда даже по два раза, особенно, когда я по вызовам ездил. Ну, все было почти как в кино. Я имею в виду, что они оба выглядели как в фильме каком-нибудь, про скорую помощь: маленькие прорези для глаз, маленькие прорези для ноздрей и для рта. А у нее еще и ноги кверху подвешены. Муж очень долго пребывал в депрессии. Даже когда он узнал, что с его женой все будет в порядке, он все равно был жутко подавлен. Правда, надо сказать, совсем не из-за автокатастрофы. То есть не только из-за автокатастрофы. Как-то однажды я придвинулся ближе к прорези для рта, и он сказал мне, что переживает совсем не из-за аварии, а из-за того, что он свою жену через эти прорези совсем не видит. Он сказал, что именно поэтому ему так плохо. Вы можете это представить? Ему было плохо только оттого, что он не может свою башку повернуть, чтоб увидеть свою чертову жену!

Мэл опять обвел всех глазами и покачал головой, собираясь сказать что-то еще.

— Я хочу сказать, старый пердун чуть не умер от того, что не мог посмотреть на эту чертову перечницу.

Мы все уставились на Мэла.

— Вы вообще поняли, что я хотел сказать? — спросил Мэл.

Наверное, к тому времени мы все были уже навеселе. Помню, было уже сложно на чем-либо сосредоточиться. Свет уходил из комнаты, уходил через окно, туда, откуда он появился. Но никто так и не поднялся, чтобы включить свет электрический.

— Послушайте, — сказал Мэл. — Давайте, наконец, добьем этот хренов джин. Тут как раз осталось всем по стаканчику. А потом пойдем есть. Наведаемся в то новое местечко, которое мы с Терри раскопали.

— Он чем-то расстроен, — сказала Терри. — Дорогой, может быть, выпьешь таблеточку?

Мэл покачал головой.

— Они закончились. Я все уже выпил.

— Да, мы все не можем иногда обойтись без антидепрессантов, — сказал я.

— А некоторые вообще без них жить не могут, такие уж уродились, — сказала Терри.