Расстроенный воспоминаниями в Катерине я сел к рабочему столу. Координаты места расположения центра нужной нам информации я перепроверил раз пять. Ввел данные в компьютер и стал читать новости информационных агентств.

Все было как всегда. Преступность распоясалась. Что хочет, то и делает. Уголовные дела на тех, кто посмел посягнуть на преступность. Человек, кричавший о краже пяти миллиардов рублей, арестован, обвинен в краже этих денег и посажен в тюрьму. С ним ничего не делали, просто не лечили его хронические заболевания. И он умер. Следователей, кто с ним работал, наградили и повысили в званиях и должностях. Попробуйте с трех раз угадать, кто украл эти миллиарды? С нашей коррупцией и преступностью борется только заграница.

Я часто задаю себе вопрос. Чего нам надо знать, что будет в 2024 году? То ли произойдет революция, которая покончит с криминалом, то ли в 2024 году парламент и губернаторы будут избираться на воровских сходках, бюджет превратится в общак, а каждое утро в шесть часов по радио будет звучать "Мурка" как гимн обновленной России. Причем обойдутся без Михалковых. А вот Михалковы обойдутся без них или нет? Возможно, Михалковы приспособятся и там. А что? Если человек не приспособится, то он погибает. Живешь в тюрьме — приспосабливайся к тюремной жизни и находи в ней радости. Прогнись с достоинством перед паханом и заработаешь соответствующее положение в иерархии. Раздатчик будут давать пайку побольше и получше. Шестерки всегда угостят сигареткой и все с уважением послушают твои речи, если они складные и интересные.

А как будут радоваться и смеяться дети нехитрым словам утренней песенки для россиян:

Прибыла в Одессу банда из Ростова,

В банде были урки, шулера.

Банда занималась тёмными делами,

И за ней следило Губчека.

Темнота ночная, только ветер воет,

А в развале собрался совет —

Это хулиганы, злые уркаганы,

Собирали срочный комитет.

А как торжественно будут петь эту песню люди на торжественных собраниях или пьянках по любому поводу. А что? Слова запоминаются слету, музыка довольно простая и запоминающаяся так, что ее и паяльником из памяти не выпаяешь.

Кто бы мог в это поверить? Но, как это говорили большевики? "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, соединить пространство и простор, нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор".

Я походил по комнате и пошел к Мише. Его квартирка была закрыта. Вернулся к себе. Проверил температуру в кладовой комнате. Посмотрел, что делается в компьютере. Когда я смотрел в объектив вэб-камеры, то мне казалось, что стекляшка это чей-то глаз, который, не мигая, смотрит на меня и пронизывает насквозь, выпрямляя извилины моего мозга и наматывая их на бобину старого магнитофона. Потом кто-то включит старый аппарат воспроизведения и мои мысли обретут голос, а кто-то будет слушать его и кивать головой, то одобрительно, а то и укоризненно.

В ящике стола я нашел мощную лупу и при ее помощи стал рассматривать объектив. Я совершенно ничего там не видел. А что вы сами увидите, если заглянете в объектив своего фотоаппарата? Ничего. А я вот маленький видел. Взял свою "Смену-3", надо сказать, что это был один лучших в мире фотоаппаратов, повернул объектив на солнце и увидел клеверные лепестки механического затвора.

Я включил настольную лампу, направил луч света на лупу и стал разглядывать, что же там внутри объектива. Я увидел что-то такое, что я уже видел, и это заставило меня внутренне содрогнуться. Я увидел глаз. Вернее, внутренность глаза. Сетчатку и расположенные на ней колбочки и палочки, роговицу и в центре диафрагму-радужку. Кто-то внимательно смотрел на меня, используя оптический прибор. Вероятно, он тоже видел строение моего глаза и удивлялся тому, почему хорошо видимое изображение превратилось в какое-то нагромождение неизвестно чего.

Я никогда не верил в теорию о том, что мы являемся подопытными кроликами в какой-то сверхогромной галактической лаборатории. Наш жизненный и общественный опыт используется в создании какого-то идеального общества, которое провидцы именуют раем. Не исключаю, что наши исследователи подцепляли кого-то пинцетиком и выносили свой мир для проведения измерений и взвешиваний, сканирования мозга и испытания на реакцию нового мира. Потом этих "кроликов" отпускали. Они рассказывали о чудесных картинах внешнего мира, а жители внутреннего мира смеялись над ними от всей души. Какой может быть внешний мир, если вся Вселенная движется вокруг земли, а земля стоит на трех слонах, плывущих на трех китах в огромном море-океане, у которого нет ни конца, ни края.

У меня было какое-то нервное состояние как перед большой дорогой, если понимаешь, что нужно ехать в неведомое далёко. Билеты вроде бы в кармане, а на самом деле их нет. Придет мой поезд или не придет, этого не знает никто. И поговорить не с кем.

Кое-как я смирился с неизбежностью того, что произойдет и лег спать. Но меня разбудил стук в дверь. Я посмотрел на часы. Была полночь.

Я открыл дверь. На пороге стоял Миша. Видок у него был еще тот. Впалые глаза с темными кругами вокруг них. Обкусанные ногти с черными каемочками грязи под ними. Ссадина на правом виске. Всклоченные волосы.

Не говоря ни слова, Миша прошел в комнату, со стуком поставил на стол бутылку коньяка, достал из кармана банку балтийских шпрот с колечком для открывания крышки, как у гранаты, кусок колбасы "салями".

— Давай хлеб и стаканы, — хрипло сказал он.

Я сходил в кухонный блок и нарезал хлеб с колбасой, взял тарелку для шпротов и банку консервированных зеленых оливок с косточками. Лучше оливок для закуски ничего нет.

Миша оглядел все великолепие закуски для коньяка, открыл бутылку, налил два полных стакана и сказал:

— Давай, не чокаясь, — и выпил коньяк, приложив ко рту и к носу рукав рубашки.

Закусив посолиднее и немного отмякнув, Миша налил по полстакана, встал и сказал:

— А это за нашу Победу!

Мы чокнулись и выпили.

— Миш, а до праздника Победы еще полгода, — сказал я, — чего-то мы рановато стали готовиться к нему.

— Ээх, корешок ты мой, — Миша был не тот не то, каким я его знал. Передо мной сидел подвыпивший солдат запаса, который пил с гражданским лицом, увильнувшим от службы. — Как же мы себя не любим. Мы не любим никого и ничего, поэтому и себя и свои ценности не любим и не ценим. Давай еще выпьем.

Мы налили по полстакана конька и еще выпили.

Немного посидев и закурив, Миша спросил:

— Догадаешься, где я был?

— На той войне? — кивнул я головой.

— На той, — сказал мой товарищ, — добровольцем пошел. В 43-м году. Сначала бойцом был, потом заменил командира отделения, потом взял командование взводом на себя. За месяц стал младшим лейтенантом. Потом комиссара на хер послал и загремел в штрафбат.

— С уголовниками вместе? — я приподнял брови от удивления.

— С какими уголовниками? — презрительно спросил Миша. — В штрафбатах были только офицеры. И срок наказания был определенным — девяносто суток, три месяца. Выживешь — судимость снимается и в строй с чистой совестью. Не выжил — значит, искупил вину. Ранен — кровью смыл. Получил награду — тоже искупил.

— Ты, видать, орден получил? — усмехнулся я, намекая, что Миша живой и не раненый.

— Получил, да только я от него отказался, — сказал Миша, держа дорогую сигареты как цигарку с самосадом.

— С чего бы это ты ордена отказался? — не поверил я.

— Как ты не понимаешь, — укорил меня сосед, — в штрафбате все рядовые, значит, и орден солдатский. Орден Славы. А таким орденом офицеров не награждают, кроме младших лейтенантов авиации. Если офицер получил солдатский орден, то значит, что он был в штрафбате. А для чего мне это афишировать? Вот я и отказался от ордена.