Губерт упал на землю раньше, чем рядом тяжело рухнуло бездыханное тело боевого товарища. Хьюго подъехал к поверженному врагу, сделав знак зрителям с обеих сторон, что не собирается добивать лежачего, и, соскочив на землю, шлепнул лошадь по заду. Кобыла, не скрывая радости, заржала и побежала к стоявшему поодаль хозяину. Бросив полный сожаления взгляд на труп Смарагдина, Хьюго подобрал секиру и, подцепив клинок Тафюра носком сапога, пододвинул саблю противнику.

— Вставай, наш спор не окончен, — проговорил он хриплым голосом и сплюнул на землю набившуюся в рот пыль.

Пыль, она стояла вокруг столбом, и к ней еще примешивалась гарь: трава продолжала гореть, огонь распространялся, становясь все ближе.

Губерт поднялся, постоял немного, опираясь на саблю, а потом, почувствовав, что обрел, наконец, равновесие, взмахнув над головой оружием, бросился на врага. Хьюго отразил выпад секирой и сам нанес ответный удар, однако противник, хотя и еле держался на ногах, сумел устоять и даже контратаковал.

Выпады сражавшихся становились все менее четкими, оба ослабели донельзя. Теперь, покинув седла, противники разом почувствовали смертельную усталость, и лишь ненависть и злоба помогали им продолжать поединок.

Сил выкрикивать оскорбления друг другу у них не осталось, из перекошенных глоток вырывались лишь хрип да рычание, казалось, воины утратили человеческий облик. Пыль то и дело скрывала их от зрителей, которые уже и не помышляли о том, чтобы поддержать предводителей, суеверный страх все сильнее охватывал как людей Тафюра, так и дружину Счастливчика. Многие спешившись бормотали молитвы. Даже Арлетт охватило какое-то непонятное чувство. Рука воина, державшего уздечку лошади, на которой она сидела, опустилась, наверное, ей не составило бы труда вырвать повод из его пальцев, а потом, бросившись вперед, ускакать от похитителей. Тибальд, брат мужа, и его друг Саксифрагус находились недалеко. Однако Арлетт отчего-то не делала этого.

Она не понимала себя. Мечта сбылась, теперь она родит наследника мужу. Ничего, что он беден, а в родовом замке отца Хьюго и Тибальда угнездился дядя, Роберт, не беда, рядом с князем Боэмундом они добудут и славу, и богатство. Она всегда желала этого, но теперь… теперь ей хотелось лишь одного: чтобы Хьюго не погиб, чтобы он всегда оставался рядом.

Внезапно все вздрогнули, заслышав рык, раздавшийся из тучи пыли.

Звякнув как-то по-особенному, словно прощаясь с хозяином, сабля Тафюра переломилась пополам. Секира Хьюго одолела клинок врага из лучшей в мире дамасской стали, он не выдержал мощи широкого лезвия двустороннего топорища.

Но что это?

Занося на головой любимое оружие, Монтвилль увидел, что рано торжествовать победу: Тафюр исчез, на том месте, где только что стоял человек в доспехах, скаля зубы, переминался с лапы на лапу, готовясь к прыжку, огромный серый хищник.

Волк зарычал.

Странное чувство охватило Счастливчика, время замедлило бег, стало прозрачным, он увидел себя маленьким. Отец и Тибальд в тот день приехали из Руана, куда старший брат отбыл юношей, а вернулся взрослым мужчиной, пройдя обряд посвящения в рыцари. Он был так счастлив, что не замечал ничего вокруг, пируя наравне со взрослыми, а Хьюго…

Вместо того чтобы радоваться за брата, он убежал и спрятался в зарослях кустарника на вершине скалы. Она казалась огромной. Хьюго с Тибальдом и раньше тайком от старших приходили сюда и, глядя вниз с безумной высоты, мечтали, став птицами, воспарить над лесистой долиной. Хьюго ждал, когда же брат вспомнит о нем, но… Время шло, а Тибальд не приходил, в своей радости забыв о брате. Хьюго проголодался, ему хотелось пить. «Что же делать? — спрашивал он себя. — Вернуться назад?» Нет, поступить так он не мог, ему казалось — все посмеются над ним, потому что он сначала бросил им вызов, а потом прибежал назад, как щенок или котенок, готовый за корм и ласку лизать руки хозяевам.

«Никогда! Никогда! Никогда! — прокричал он, вспоминая, как отец говорил: «Лучше смерть, чем бесчестье!» Слова его звучали так торжественно, что Хьюго, хотя и не вполне понимал их смысл, был уверен — они и есть самое главное, так как являют собой некий закон, по которому живет отец и все его воины.

Он, шепча эти слова и еще какие-то непонятные заклинания, слышанные от колдуна, жившего в лесу, с закрытыми глазами шагнул в пропасть.

Маленький Хью ждал удара и неминуемой смерти, однако, к немалому удивлению, почувствовал, что летит. Руки словно бы превратились в крылья, он взмахивал ими и парил на поднимавшихся от земли воздушных струях.

Он летал! Он летал! Он летал и не падал!..

Отец и Тибальд, бросившиеся вместе со всей дружиной на поиски пропавшего мальчика, обнаружили его в хижине колдуна, который подобрал лежавшего без сознания Хьюго на лесной поляне…

Волк прыгнул.

Но зубы хищника не нашли горла человека, могучие лапы, нацеленные в грудь жертвы, тяжело опустились на землю. Зверь снова зарычал, но теперь ему приходилось подумать не о нападении, а о том, как спасти собственную жизнь. Хлопая могучими крыльями, выставляя вперед когтистые лапы, приоткрыв хищный клюв, на волка бросился огромный орел.

Лошади ржали, пятясь. Всадники отворачивались, наверное, пыль и гарь заставляли их прикрывать глаза, а может быть, зрелище, открывшееся перед ними, внушало людям такой ужас, что они опасались смотреть, дабы дьявол, вселившийся в дерущихся, не взял и их души.

Дьявол.

Это слово шумом ветра пронеслось по рядам воинов.

Дьявол.

Смерч закрутил дерущихся.

Дьявол.

Тибальд вскочил в седло и, развернув лошадь, помчался обратно, в сторону Антиохии, дружина Хьюго точно только и ждала сигнала; воины, с редким единодушием, все, как один, помчались за братом командира, даже бесстрашный Саксифрагус оробел перед нечистой силой. Соратники Хьюго безжалостно хлестали коней, со всех ног удирая прочь.

Дружина Тафюра — видавшие виды вояки, отъявленные негодяи, не боявшиеся Бога, — тоже струсила перед Князем Тьмы. Поворачивая коней, они поспешили убраться подальше от места схватки.

Лишь только Арлетт, спешившись, упала на колени и, обращаясь то к Богу, то к его извечному врагу, молила их даровать спасение мужу.

Услышав громкий торжественный звук огромного рога, она поняла, что легкие, способные заставить петь такую громадину, не могли принадлежать человеку. Женщина подняла голову: все вокруг стало черным от перемешивавшегося с пылью дыма, из клубов которого вышел… высокий, широкоплечий, рыжебородый… демон в зеленом плаще. Последний раз протрубив в огромный рог, незнакомец закинул его за плечо.

— Ты и правда хочешь этого? — спросил он Арлетт. — Хочешь, чтобы Бог… — он сделал многозначительную паузу и продолжал: — Или дьявол даровал победу твоему мужу?

— Да, — не задумываясь ответила женщина. — Я хочу этого! И еще я хочу, чтобы он был рядом со мной!

Рыжебородый кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Он победит, но в уплату за это ребенок твой не будет окрещен, он и потомки его не будут поклоняться Слабому Богу.

Арлетт смутилась.

— Но сын Хьюго вырастет, — проговорила она, совершенно не сомневаясь, что произведет на свет мальчика, — станет рыцарем, как же он сможет сражаться под знаменем крестоносцев?

Ответ демона поразил женщину. Для начала незнакомец расхохотался, он смеялся довольно долго и настолько заразительно, так что даже и Арлетт вдруг стало как-то легко на душе, словно бы вокруг и не происходили по меньшей мере странные вещи, будто бы речь шла не о жизни мужа и будущем еще не рожденного ребенка, а о вещах совершенно посторонних.

— Слабый Бог. Посмотри, разве из тех, кто верит в него, хоть один чтит его заветы? — спросил рыжебородый демон и продолжал, не дожидаясь ответа: — Он настолько смешон и нелеп, что, право же, я бы на месте ваших рыцарей молился Аллаху и соблюдал учение Магмуда, в нем куда больше пользы. Впрочем… учения — порядочная гадость! Какой-то неграмотный пастух или душевнобольной навязывает легковерным людишкам жалкие правила, а те разбивают лбы в поклонах, даже и не зная, кому, собственно говоря, молятся! Все это так скучно… Мне казалось, что ты лучше других. Я давно наблюдаю за тобой, мне кажется, что дьявол тебе куда ближе, чем Бог, так как ты девочка умная и до сих пор красивая… Жалко отдавать тебя Богу, они такие скучные, эти боги… Ладно, мне пора, я помогу тебе, хотя… может быть, все будет выглядеть не вполне так, как тебе бы хотелось, что ж, не взыщи, мне нравится во всем некоторое… некоторый… некоторая незавершенность.